Цитадель автарха
Шрифт:
Он закрыл глаза. Я положил ему руку на грудь и ощутил слабое трепыхание его сердца.
– Пока не явится Новое Солнце…
Вот от чего я бежал – не от Агии, не от Водалуса и не от асциан. Стараясь действовать как можно осторожней, я снял цепочку с его шеи, откупорил пузырек и проглотил наркотик. Потом взял в руки короткий острый клинок и сделал то, что должен был сделать.
Когда все было кончено, я накрыл безжизненное тело Автарха его же шафрановой мантией от головы до кончиков пальцев ног, потом повесил пустой пузырек себе на шею. Действие наркотика было удивительно сильным, как и предупреждал Автарх. Ты, читающий эти строки, вероятно, никогда не обладал больше чем одним сознанием, и откуда
Черная ткань нашей тюремной палатки поблекла, став серовато-сизой, а верхние углы закружились, как призмы в калейдоскопе. Я сам не заметил, как упал, и лежал теперь рядом с телом своего предшественника, и все мои попытки подняться сводились лишь к конвульсивным ударам ладонями по полу.
Не знаю, долго ли я провалялся подобным образом. Я протер тот самый нож (теперь – это мой нож) и спрятал его за пояс, следуя примеру его бывшего хозяина. Я живо представлял себя в виде многих десятков наложенных друг на друга образов, разрезающих стену палатки и выскальзывающих в ночную тьму. Северьян, Текла и мириады других личностей – все бежали прочь. Мысленно я прокручивал эту сцену в таких подробностях, что уже и сам верил в реальность своего побега. Но каждый раз, когда мне следовало бы мчаться меж деревьев, сторонясь спящих тревожным сном солдат асцианской армии, я оказывался на полу знакомой палатки, рядом с телом, завернутым в мантию.Кто-то схватил меня за руки. Решив, что-это вернулись офицеры с плетками, я попытался осмотреться и встать, чтобы избежать удара. Но тут, словно картины, которые второпях демонстрирует нам хозяин захудалой галереи, в мое сознание вторглись сотни разрозненных воспоминаний: состязание в беге, высокие трубы органа, диаграмма с пометками в уголках, женщина в повозке.
– Ты в порядке? – спросил чей-то голос. – Что с тобой случилось? – Я почувствовал, как с моих губ капнула слюна, но слова застряли в горле.
30. КОРИДОРЫ ВРЕМЕНИ
Я получил звонкую пощечину.
– Что происходит? Он мертв. Ты под действием наркотика? – Да, наркотика. – Говорил кто-то еще, и через мгновение я понял, кто это. Северьян, молодой палач. А кто же я? – Вставай, нам нужно выбираться.
– Часовой.
– Часовые, – поправил нас тот же голос. – Их было трое. Мы убили их.
Я спускался по лестнице, белой как соль, вниз, к ненюфарам и стоячей воде. Рядом шла загорелая девушка с продолговатыми, чуть раскосыми глазами. Из-за ее плеча выглядывало лицо статуи одного из эпонимов. Мастер выточил его из нефрита; в результате лицо получилось зеленым как трава.
– Он умирает?
– Теперь он нас видит. Взгляни ему в глаза. Я понял, где нахожусь. Скоро зазывала просунет голову в дверь палатки и велит мне уходить.
– На земле, – сказал я. – Ты сказал, что я встречу
– Нам пора. – Зеленый человек взял меня за левую руку, Агия – за правую, и они вывели меня наружу.
Тот путь, что я мысленно проделал бегом, мы прошли не спеша, временами перешагивая через спящих асциан.
– Они расставляют мало караульных, – шепотом сказала Агия. – Водалус говорил мне, что их командиры так привыкли повиноваться, что едва ли задумываются о возможности внезапного нападения. На войне наши солдаты часто застают их врасплох.
Я не понял и, как ребенок, повторил за ней:
– Наши солдаты…
– Мы с Гефором больше не станем сражаться на их стороне. Разве можно после того, как мы увидели их? Теперь я с тобой заодно.
Я начал приходить в себя, все новые компоненты моего разума заняли свое место. Когда-то мне сказали, что слово «автарх» означает «самодержец», и теперь у меня промелькнула догадка о причине возникновения этого титула.
– Ты же хотела моей смерти. А сейчас освобождаешь. Ты давно могла бы заколоть меня. – Я заметил кривой траксийский кинжал, что однажды дрожал в ставне Касдо.
– Я могла бы убить тебя гораздо проще. Благодаря зеркалам Гефора я получила червя не больше твоей ладони, он светится белым огнем. Стоит мне только метнуть его, он убьет и приползет обратно. Так я убила всех часовых – одного за другим. Но этот зеленый человек не позволил бы мне, да я и не торопилась. Водалус обещал, что твоя агония будет длиться не одну неделю, и на меньшее я не согласна.
– Ты снова ведешь меня к нему?
Она покачала головой, и в бледно-серых лучах рассвета, пробивавшихся сквозь листву, я увидел, что ее каштановые локоны рассыпались по плечам, как в тот раз, когда она поднимала жалюзи на окнах лавки тряпичника.
– Водалус мертв. Неужели ты думаешь, что, владея таким червем, я позволила бы ему обмануть меня и остаться при этом в живых? Они бы забрали тебя. А теперь я отпущу тебя на свободу, потому что подозреваю, куда ты направишься. Но в конце концов ты опять попадешь ко мне в руки, как уже было, когда наши птериопы вырвали тебя у эвзонов.
– Значит, ты спасаешь меня исключительно из ненависти ко мне? – сказал я, и Агия кивнула. Думаю, точно так же Водалус ненавидел ту часть меня, что некогда была Автархом.
Или скорее он ненавидел свое представление об Автархе, ибо в меру собственных способностей хранил верность настоящему Автарху, которого считал своим слугой. Когда я еще мальчишкой служил на кухнях Обители Абсолюта, то знавал одного повара. Он настолько презирал армигеров и экзультантов, для которых готовил еду, что, дабы не терпеть унижения от их оскорбительных упреков, выполнял свои обязанности с лихорадочным усердием. В конечном счете его произвели в шеф-повары того крыла. Я вспомнил о нем и пока размышлял на эту тему, Агия, едва касавшаяся меня до сих пор, и вовсе отпустила мою руку. Я поднял глаза и обнаружил, что Агия исчезла, а я остался наедине с зеленым человеком.
– Как ты оказался здесь? – спросил я его. – Ведь ты чуть не погиб в эту эпоху, и я знаю, что тебе приходится несладко под нашим солнцем.
Он улыбнулся. Хотя губы его были зелеными, зубы оставались белыми и мерцали при слабом свете.
– Мы – твои дети и не уступаем тебе в порядочности, хотя и не убиваем ради пропитания. Ты дал мне половину своего камня, того, что разгрызает железо, и подарил мне свободу. По-твоему, что я стал бы делать, когда освободился от оков?
– Я думал, ты вернешься в свое время, – ответил я. К тому времени я уже настолько оправился от наркотического дурмана, что стал опасаться, как бы наш разговор не разбудил асцианских солдат. Но пока я ничего не видел – только темные, взметнувшиеся ввысь стволы деревьев.