Цитатник бегемота
Шрифт:
Профессор все смотрел на него. Потом он мотнул головой и повернулся к Кляйну.
— Да, это войско Иисуса Навина, — сказал он спокойно. — Теперь лошади нам очень пригодятся — нам надо попасть в город… если уже не поздно.
Они и впрямь еле успели. Быстро собравшись и переодевшись, их маленький отряд галопом поскакал в сторону городских ворот. Профессор обнаружил недюжинную выдержку, сумев, не вызвав подозрений, объясниться при въезде в город и рассказать о приближающихся полчищах врага. Впрочем, о подходе неприятеля все уже знали.
В городе царила
Немцы действовали спокойно и деловито. Они разбились на три группы и разошлись по городу, договорившись встретиться в определенном месте в условленный час. Место встречи выбрал Иван, предупредив всех, что изменить его нельзя.
На закате они встретились. Все прошло благополучно, трофейных коней продали, выручив за них кучу денег: лошади и впрямь были хорошие. Купили они и одежду, которая была в моде у местного торгового люда.
Обошлось без эксцессов. Хоть новоприбывшие внешне и отличались от коренных граждан города, однако не настолько, чтобы вызвать подозрения, к примеру, лиц нордического вида здесь оказалось, к удивлению Ивана, предостаточно, так что разве что рост дюжины заморских гостей мог повлечь кривотолки, однако, в конце концов, местные боги вряд ли могли запретить расти кому-то ввысь, сколь душе угодно.
На улицах было как-то неспокойно: в городе царило напряженное ожидание штурма.
— Мы должны провести здесь еще шесть дней — если верить тому, что написано в Библии, — говорил негромко профессор. — А не верить Книге оснований нет… Иерихон будет взят на седьмой день… после того как падут его стены… Вы сами видели, как ангел сошел с небес и обратился к Иисусу, сыну Навина: все так, как было описано… или почти так. Иерихон будет разрушен. Нам нужно будет уцелеть и проникнуть к талисману…
Иван слушал профессора, но слова доходили до него, как из-под воды. Весь день он чувствовал себя странно. Словно некая раздвоенность овладела им. Временами мир казался осязаемым и реальным, временами же налетало ощущение расплывчатости, эфемерной зыбкости окружающего, он видел все как будто со стороны — себя, своих спутников, жителей города… ту женщину, с которой он столкнулся на рынке и которая посмотрела на него так, что закружилась голова, и он вдруг до неприятного резко ощутил предопределенность настоящего — будто в сотый раз играл чужую роль в набившей всем оскомину старой пьесе… Только вот текст, как назло, забыл.
Та женщина никак не желала уходить из его мыслей. Кто она, почему так отчаянно посмотрела на него?.. Почему не раз и не два оглянулась, когда он смотрел ей вслед, объятый холодным пламенем предвкушения неведомого?.. Причем это было не предвкушение веселой интрижки с хорошенькой дамой, любовных игрищ и лихих гульбищ — нет, хотя она и была вызывающе красива… это было так, словно посмотрел в зеркальный колодец, в котором уместились века и пространства, прошлое и будущее… и для настоящего место там тоже
Путешествие в непонятное позавчера. Или — просто сон?..
— …Но нам надо где-то ночевать, — услышал Иван голос Кляйна. — Мы не можем оставаться под открытым небом: это опасно — заметит стража и примет за шпионов.
Эсэсовец рассуждал, как всегда, здраво.
— Да-да, — пробормотал профессор. — Ночевать нам где-то надо…
Он почему-то пристально посмотрел на Ивана.
Иван отвернулся. Начинаются загадки, черт бы их побрал.
Они стояли недалеко от крепостной стены. Смеркалось, как это всегда бывает на юге, быстро, и очертания глинобитных домишек, жавшихся подле стены, а то и вовсе — прямо в ней, постепенно теряли определенность и четкость, обрастая выпуклыми серыми тенями.
— Надо искать постоялый двор, — решительно сказал Кляйн. — Мы ведь можем это сделать?
— Конечно, — легко сказал профессор. — Денег у нас, во всяком случае, хватит.
— Ну так пойдемте быстрее, — нетерпеливо сказал Кляйн. — Скоро совсем стемнеет…
— Пошли, — согласился фон Кугельсдорф, не трогаясь с места.
— В чем дело? — посмотрел на него Кляйн. — Ведите нас…
— Почему я? — с легкой усмешкой спросил профессор. — Пусть лучше он…
И Кугельсдорф кивнул на Ивана. Иван ждал чего-то подобного.
— С чего это вдруг? — спросил он невозмутимо. — Ведь вы, профессор, лучше меня знаете и эту эпоху, и этот язык… Он осекся.
— Ну-ну, — подбодрил его профессор. — Продолжайте.
Иван молчал.
— А ведь действительно, — медленно удивился Кляйн. — Ведь вы, Курт, свободно говорили на местном языке. Мы-то его учили… и, кстати, как оказалось, довольно плохо… а вы разговариваете совершенно свободно!.. Как это понять?
Иван пожал плечами.
— А никак, — сказал он. — Откуда я знаю?.. Это все ваши… эксперименты…
Вообще-то это была чистая правда.
— Все нормально, — весело сказал профессор. — Это абсолютно нормально, дорогой оберштурмбаннфюрер… Ведите нас, Курт.
Посторонние голоса зазвучали в голове Ивана с новой силой. Он скрипнул зубами и направился к первому попавшемуся домишке.
Его закачало. Он почувствовал, как холодный ветерок дует ему прямо в лицо, но краем сознания понимал, что это не более чем иллюзия. Почему-то он вспомнил, как читал где-то, что подобные симптомы чувствуют больные эпилепсией незадолго до начала сильного приступа болезни.
Я вам покажу, злобно подумал Иван, и решительно забарабанил кулаком в дверь дома.
Почти тотчас же дверь распахнулась. Он невольно отступил на шаг.
На пороге стояла та самая женщина, которую он встретил днем.
Она удивленно подняла брови. Потом улыбнулась.
Женщина была красива. Волна темных густых волос, тонкое смуглое лицо… высокий чистый лоб, огромные черные глаза — в пол-лица, а то и больше… прямой точеный нос, нежный румянец на скулах, яркий чувственный рот… быть может, даже слишком чувственный. Прямые тонкие плечи, крупная, вызывающе высокая грудь, узкая талия и широкие азиатские бедра.