Цивилизации
Шрифт:
Правление Ралпачана было последним в период величия Тибета. В конце VIII и начале IX столетий целая цепь серьезных поражений, засвидетельствованная в летописях соседей на всех фронтах, свидетельствует о том, что Тибет перенапряг силы и в ключевых районах в своей обороне опирался теперь на покоренные народы. А когда эти народы начали восставать, распад государства оказался неизбежным. Последний договор на условиях формального равенства был заключен с Китаем в 823 году. Когда убийца Ралпачана, сменивший его на троне, Ландарма, был, в свою очередь, убит в 842 году, не нашлось наследника, чтобы продолжить династию. Царство распалось и погрузилось во тьму. На столетие исчезают монументальное искусство и литература.
«Возрождение» начала XI века связано с постепенным распространением и победой буддизма. Обстоятельства прихода этой религии из Индии известны лишь по легендам. Однако очевидно, что Тибет принимал
Даже Трисонг Децен (годы правления 754–800), которого буддисты прославляют как образец благочестия, а противники называют предателем традиционной царской веры, называет себя в надписи в Чонгте божественным защитником старой веры и одновременно просвещенным сторонником новой. В 729 году он присутствовал на споре между индийскими и китайскими учеными, обсуждавшими вопрос о том, чьи традиции больше соответствуют буддийской дхарме. Победила традиционная точка зрения: душа должна восходить к Будде постепенно, небольшими шагами учения и доброты, воплощение за воплощением; китайский ученый отстаивал немедленное достижение совершенства путем мистического подъема на небо. Но споры эти были преждевременными. Тибет еще явно не стал буддийской страной, да и невозможно было навязать одну традицию в контексте распространения буддизма: действовали многочисленные миссионеры разных религий, основывались монастыри, приходили и уходили армии, распространяя идеи, как прибой бросает гальку; культура, включая религию, распространялась по путям торговых караванов.
Ко времени договора Тибета с Китаем в 821 году буддизм, однако, добился значительного прогресса. В договоре упоминаются как языческие, так и буддийские божества; предусмотрена — наряду с традиционными жертвоприношениями и обрядами смазывания кровью — и возможность для буддистов, участников переговоров, отметить их окончание по-своему. Говорят, царь Ралпачан был так набожен, что разрешал монахам сидеть на своих необыкновенно длинных волосах. Но после его смерти воцарилась реакция, и в следующем столетии буддизм уцелел в Тибете лишь в немногих местах.
Его главным соперником стала не прежняя религия, а новая, которая называлась «бон». О происхождении этой религии ничего определенного не известно, но исторические источники свидетельствуют, что это религия похожа на буддизм, даже во многом от него зависит. Высказывания великого мудреца Гьерпунга, представляющего бон, очень напоминают положения буддийских мудрецов: существование подобно сну, «верность есть бессодержательность», правда должна «превосходить звуки, и термины, и слова». Главное отличие как будто заключалось в отношении к Индии. Буддисты признавали, что их учение пришло оттуда, а сторонники бон возводили свою веру к земле на западе, которую они называли Таджиг (sTag-gzigs), а мистического основателя своей религии Шенраба считали истинным Буддой. Ритуальные различия сохранились и по сей день: в противоположность буддистам сторонники бон освящают место против движения солнца и священный знак свастики чертят наоборот [728] .
728
R. A. Stein, Tibetan Civilisation (London, 1972), p. 241.
В начале XI века под покровительством могущественных землевладельцев во все еще разделенной стране возобновил рост своего влияния буддизм. Началось интенсивное проникновение миссионеров из Индии, перевод текстов и основание религиозных общин. Искусство XI и XII веков отражает постепенный рост богатства покровителей и влияние индийского искусства, особенно в наиболее характерных формах — росписях и гробницах, известных как ступы. К XIII веку буддизм становится неотъемлемой частью Тибета; в соседних странах он клонится к упадку, но становится самой отличительной чертой тибетской цивилизации.
Всякий думающий о Тибете не усомнится в том, что буддизм стал его оригинальной особенностью, так же как его архитектура, язык, уникальное письмо, музыка, кухня и некоторые особенности традиций в живописи и скульптуре. Когда культурные традиции поднимаются в горы или спускаются на плато, они словно попадают в котел, где создается оригинальная смесь созидательной цивилизации. Тибет в отличие от Ирана и Декана не знал неоднократных завоеваний преобразующей силой. Преодолеть его восточные границы относительно легче, и наступление китайского империализма стало неотъемлемой частью тибетской истории. Но с китайцами, как и с предыдущими
В 1206 или 1207 году, не восстановив политического единства, Тибет столкнулся с могуществом монголов, и настоятели монастырей, или «ламы», которые теперь коллективно принимали решения, решили этому могуществу подчиниться [729] . В результате гнев монголов не коснулся страны. С 1244 года лама одного из самых могущественных монастырей Сакья становится по сути монгольским «вице-королем» и распределяет налоги в стране по приказам монгольского двора. Тем временем главы тибетских монастырей используют монгольских военачальников как наемников в борьбе друг с другом. В этот период буддизм на практике был далеко не мирной религией и армии монахов вели почти непрерывные войны. Как и во время европейских «религиозных войн», это была борьба за власть под прикрытием теологических разногласий. Движение Джонанг-па, которое попыталось соединить буддийский идеал самопожертвования с индийской брахманской доктриной самоосуществления, развязало священную войну, которая привела к гибели монастырей и сожжению книг.
729
R. Grousset, The Empire of the Steppes (New Brunswick, 1970), p. 226.
Упадок монгольского государства в XIV веке позволил на короткое время восстановить единство старого Тибетского царства. Монах из монастыря Сакья Бьянгчаб-гьяд-тшан, воспользовавшись преимуществами главы крупного монастыря, стал независимым военным правителем. К тому времени как в 1368 году рухнула монгольская империя в Китае, он сумел захватить большую часть страны и восстановить ее независимость. Однако в XIV и XV веках тибетское искусство благодаря торговым миссиям, которые могущественные монастыри посылали за границу для развития торговли, усвоило китайские стили.
Политическое единство окончательно было восстановлено только во время возникновения нового религиозного ордена гелугпа. Этот орден в начале XV века основал Цонкапа, бескомпромиссно строгий реформатор, чью смерть ежегодно отмечают процессией с зажженными лампами; с этими лампами обходят вокруг гробниц и очагов. В отличие от наследственных лам, руководители ордена гелугпа, известные как далай-ламы, считались реинкарнацией своих предшественников — такой метод избрания заимствован из древней монастырской традиции. Парадоксально, но они же считаются последовательными реинкарнациями Авалокитешвары, небесного покровителя Тибета, в чью золотую статую в Лхасе перешла после смерти душа Сонгцена Гампо. К концу XVI века далай-лама возглавлял самое крупное религиозное движение Тибета.
В 1576 году третий далай-лама Соднам Гьяцо принял приглашение приехать ко двору самого могущественного монгольского вождя того времени Алтан-хана (1530–1583) (см. выше, с. 169), который хотел использовать буддизм в своих интересах: эта религия придавала его ханству, раскинувшемуся от северного изгиба Желтой реки до границы с Тибетом, характер, отличавший его от подчиненных государств на болотистой территории Китая [730] . При правлении Алтан-хана и под духовным руководством далай-ламы, который вторично посетил ханство в 1586 году, здесь запретили человеческие жертвы и вообще сократили кровавые жертвоприношения всех видов. Было приказано сжечь онгоны — войлочных идолов, в которых жили духи предков (см. выше, с. 162), их заменили устрашающие статуи Махакалы, семирукого бога, защитника ламаизма. Такая радикальная трансформация не могла совершиться очень быстро. Новая религия вначале была аристократической модой, но в течение следующего столетия буддизм распространился в обществе и по всем не вполне очерченным границами монгольским пастбищам [731] .
730
O. Lattimore, Inner Asian Frontiers of China (New York, 1951), pp. 84–86.
731
W. Heissig, The Religions of Mongolia (London, 1980), pp. 24–38; F. Fernandez-Armesto, Millennium: A History of Our Last Thousand Years (New York, 1995), p. 306.