Цивилизации
Шрифт:
Остатки самой поразительной такой культуры можно найти в Северной пустыне Перу, которая узкой полосой тянется вдоль побережья океана и за которой встают Анды. За исключением непредсказуемых лет, когда Эль-Ниньо устраивает наводнения, здесь практически не бывает дождей, кроме соленого шершавого дождя песка, выпадающего почти каждую ночь. Естественно, здесь почти ничего не растет, кроме кактусов — того типа, что изображались на древней керамике, обломки которой можно по-прежнему откопать в пыли; но в прочих отношениях это очень странная пустыня. Хотя она лежит всего на пять градусов южнее экватора, здесь прохладно средняя температура всего 60 градусов по Фаренгейту — и влажно из-за приходящих из океана туманов. Равнину пересекают небольшие реки, и в первые века нашей эры у рыболовов побережья была возможность орошения.
Археологи называют этих людей, чья культура
Насколько можно судить по рисункам, сохранившимся на керамике, районы, удаленные от моря, тогда тоже еще не знали сельского хозяйства: на рисунках связанных пленников ведут в зарослях кактусов и охотятся на оленей в горах. Даже речные берега были мертвы: никакое количество воды не оживит пески без удобрений. Однако море давало средства превратить пустынные берега рек в сады: с мест гнездования морских птиц вверх по течению перевозили гуано. Искусственно создавались небольшие оазисы, где выращивали одомашненных индюков и морских свинок, а также растили кукурузу, тыкву, перец, картошку, маниоку, тропические фрукты и орехи, которые эти люди так любили, что изображали в золоте и серебре [176] .
176
G. Bawden, The Moche (Oxford, 1996), pp. 44–67.
Жизнь политической элиты можно представить себе, заглянув в могилы. Под кирпичными платформами, воздвигнутыми посреди самых плодородных полей как сцены для королевских ритуалов, лежат в золотых масках среди свидетельств исчезнувшего богатства божественные владыки; эти свидетельства — ушные подвески с изображениями оленей, уток и воинов и картинами охоты; скипетры со сценами человеческих жертвоприношений; ожерелья из сморщенных голов в золоте или меди с золотыми глазами; колокольчики, украшенные изббражением принесенных в жертву и богов, которым жертвы приносились; искусно изображенное божество взмахивает костяным ножом. В Сан-Хосе-де-Моро нашли погребение женщины, чьи конечности — в пластинах из драгоценных металлов, а головной убор из серебряных кисточек [177] .
177
Ibid., pp. 110-22.
История Моче демонстрирует как возможности пустыни, так и границы этих возможностей. Несмотря на свидетельства грандиозных богатств и власти, среда оставалась неустойчивой, а экология хрупкой. По образцам льда, взятым на леднике Квелкайя на юге перуанского высокогорья и на леднике Уаскаран Кол на вершине севернее, установлено, что в середине шестого века в этих краях было несколько продолжительных засушливых периодов. Поскольку мы почти не понимаем символический язык Моче, трудно с уверенностью толковать развитие традиционной иконографии в следующем столетии; но можно заметить изменение ритуалов и, следовательно, новые политические шаги, предпринятые в ответ на ухудшение климата. Если так, то такие приемы помогли немного продлить существование цивилизации. Во второй половине восьмого столетия не строятся новые курганы, не орошаются новые поля и не создается прежняя великолепная керамика. Напротив, на южную часть долины Моче наступают песчаные дюны, и орошаемые земли сокращаются.
Усилия подчинить пустыню цивилизации были вновь предприняты на севере строителями большого города Чан-Чан. Сегодня этот город — скопление бугров и возвышений в песке, словно обрушился огромный замок из песка. Кирпич-сырец, из которого строились городские дома, под действием Эль-Ниньо промок и исчез. Но все равно сразу видна точная, правильная геометрия цивилизованного города. В пору своего расцвета, в тринадцатом и четырнадцатом столетиях нашей эры, этот город занимал восемь квадратных миль и был полон сказочных богатств, что, в свою очередь, давало возможность развивать мастерство кузнецам
Жизнь города поддерживали восстановленная в большем масштабе ирригационная система Моча и заготовка больших запасов продуктов на случай засухи или наводнений. У большинства горожан рыба теперь была редким блюдом; ради мяса держали стада лам, что объясняет большое количество протеина в найденных археологами образцах [178] . В тяжелые годы Эль-Ниньо разрушал каналы, но плотины позволяли их восстановить [179] . Государству, чтобы выжить, приходилось быть жестоким. Правители города были одержимы безопасностью. Их жилища защищали от народа высокие стены, навесные башни и выдвижные лестницы.
178
S. G. Pozorski, ‘Subsistence Systems in the Chimu State’, в книге Moseley and Keen, eds, Chan Chan (Albuquerque, 1982), pp. 182–183.
179
М. E. Moseley and Е. Deeds, The Land in Front of Chan Chan’ в книге М. E. Moseley and К. C. Day, eds, op. cit., p. 48.
Завоевания обеспечивали новых подданных и новых врагов. Чан-Чан на самом деле был столицей империи. Царство Чимор, столицей которого он был, объединило большую часть побережья — полосу в 800 миль длиной. Расширение территории, как это ни парадоксально, стало причиной слабости государства. Завоевания пришлись на период, когда расширение ирригационной системы Моче остановилось; на заключительной стадии завоеваний, в начале XV века, обеднела даже царская казна Чан-Чана. Поэтому можно заключить, что правители Чимора использовали завоевания, чтобы восполнить то, чего им не хватало дома. Такую стратегию трудно вести бесконечно: завоеванные негодовали, но карательные действия поневоле были скромными, чтобы не повредить поступлению дани. Империя Чиму существовала около ста лет. Когда с гор спустились инки и уничтожили ее, они не повторили ошибку: население они изгнали или переселили, и Чан-Чан разрушался, всеми забытый.
Тем не менее Чимор — значительный эксперимент в области долгожительства по стандартам цивилизации в пустыне. Обычно таким цивилизациям не приходится ждать нападения завоевателей. Природа без помощи людей проделывает эту работу. Катастрофа, разразившаяся в культуре Моче, как будто проделала то же самое с другой попыткой одолеть враждебное окружение — на южной окраине той же самой пустыни. По вполне основательными причинам Наска — так называют эту культуру — любимица искателей археологических загадок. Люди Наска жили в ущельях, еще более негостеприимных и сухих, чем люди Моче, и создали уникальную и приводящую в замешательство форму монументального искусства — смелые натуралистические рисунки на поверхности пустыни, такие огромные — до тысячи футов в ширину — что полностью их можно рассмотреть только с высоты, на которую создатели рисунков не могли подняться. Это не просто следы богоподобного творчества — они постоянно заставляют работать воображение.
Красная и черная пленка окислов на голой поверхности камня сохраняет эти произведения искусства. Буквальное отсутствие дождей также способствует их сохранности. На рисунках змеящиеся рыбы, летящие колибри, баклан, распахнувший в полете крылья, гигантская обезьяна, поразительно реалистичный паук. Есть также прямые линии, по-видимому, никуда не ведущие, удивительные геометрические фигуры, в том числе спирали, трапеции и треугольники, и все это творцы рисунков изобразили с изумительной точностью. Рисунки интерпретировались с разной степенью фантастичности как геометрические чертежи, календари и взлетные полосы для «колесниц богов» [180] .
180
J. Reinhard, The Nazca Lines: a New Perspective on their Origin and Meaning (Lima, 1985); W. J. Conklin and М. E. Moseley, The Patterns of Art and Power in the Early Intermediate Period’ в книге R. W. Keatinge, ed., Peruvian Prehistory: an Overview of Pre-lnca and Inca Society (Cambridge, 1988), pp. 157–158.