Цивилизация Древней Греции
Шрифт:
Что касается полисов, остававшихся формально автономными: Афин и Спарты, полисов Фессалии, Магнесии, Этолии и Акарнании, — теперь они воздерживались от инициатив, способных расстроить планы республики, с которой они намеревались сохранить дружеские отношения. Афинам, интеллектуальный престиж которых был по-прежнему высок, обладание со 167 года до н. э. беспошлинным портом Делос вернуло торговую активность, а Пирей определенным образом выиграл от разрушения Коринфа, богатого торгового города, чьи порты издавна конкурировали с аттическим портом. Разумеется, могли возникать инциденты, например два восстания рабов, одно из которых произошло в 134–133 годах до н. э., а другое — в последние годы столетия. На самом деле они не представляли опасности для общественного порядка: экономическая, административная и культурная жизнь со своими религиозными и гражданскими праздниками протекала как обычно под защитой римской власти, которую греческие полисы, зависимые или свободные, теперь норовили отблагодарить за ее услуги, либо восхваляя великодушие Рима, либо чествуя римских магистратов. Таков был результат раздробленности, ослабившей Грецию, и политических ошибок, допущенных ее руководителями. Полибий с удивительной проницательностью высказался об этом: «Такова была обычная политика Рима: он использовал ошибки других, чтобы расширять и укреплять собственное господство, но он делал это с такой ловкостью, что казался этим бедным людям благодетелем, да еще и получал от них благодарность».
Остается проследить, что случилось за полвека после Пидны с единственным эллинистическим государством, которое в эту эпоху по преимуществу сохранило территориальные основы своего могущества, — с лагидской монархией. Она тоже испытала потрясения, потеряв свой сирийский бастион и свои позиции в Эгейском море. Но помимо Египта с его несравненными ресурсами, у нее оставались два внешних владения, на которых создатель династии Птолемей Сотер основывал безопасность Египта: Киренаика и остров Кипр. Конечно, как мы видели, с конца III века Египет сотрясали внутренние волнения, связанные как с экономическими проблемами, так и с ростом самосознания коренного населения. Между греко-македонским обществом и исконными
Вспомним о странной ситуации, сложившейся в лагидском государстве в 170 году до н. э., когда советники подали плохую идею поставить во главе монархии двух сыновей Птолемея V Эпифана. Старший, Птолемей VI Филометор, достиг совершеннолетия и уже два года был женат на своей сестре Клеопатре II по династической традиции. Поскольку их общая мать Клеопатра I, осуществлявшая регенство после смерти Эпифана, умерла как раз накануне этого брака, царская чета взяла себе титул «богов, любящих свою мать» (что и означает эпитет Филометор).И вот к ним присоединили их младшего брата, тоже Птолемея, прозванного Неосом (Юным), с титулом царя. Это должно было создать условия для кризиса, стоило только членам этой братской троицы проявить жажду власти и решимость получить ее. К несчастью, это произошло: Филометор имел право первородства, и у него хватало и здравого смысла, и характера; его сестра-супруга Клеопатра была властолюбива и категорична; что касается Птолемея Неоса, он, без сомнения, был самым одаренным из всех троих — умным, образованным, предприимчивым, но при этом распущенным, жестоким и неразборчивым в средствах. Таковы были три главных действующих лица в начале драмы: еще одна женцина, Клеопатра III, появилась в ней позже.
Общее правление трех Лагидов, которые были еще очень молоды и сильно зависели от своих министров и советников, столкнулось с превратностями 6-й Сирийской войны и вторжением в Египет Антиоха IV. Ошибка Филометора, пытавшегося договориться с Эпифаном, привела к разногласиям внутри царственной троицы, но общий интерес примирил их на время, пока вмешательство Попилия Лената не отвело от Александрии селевкидскую опасность. Птолемей Неос, завидуя старшему брату, который вполне достойно пытался управлять неспокойной страной, начал плести интриги, так что через пять лет, в 163 году до н. э„Филометор, устав от них, отправился в Рим, чтобы воззвать о помощи против происков своего брата. После переговоров было решено разделить лагидские владения между двумя братьями: Филометору оставался Египет с Кипром, Птолемей Неос получал Киренаику, где помнили, что Магас в свое время был ее независимым государем. Но младший брат был недоволен решением, которое, по его мнению, ущемляло его, и он, в свою очередь, потребовал у Рима присоединить к своей доле Кипр. Таким образом, лагидские правители ходатайствовали перед сенатом об урегулировании их разногласий, сенаторы согласились с требованиями Птолемея Неоса, уточнив, что передача Кипра должна быть достигнута мирным путем. Филометор отказывался отдать остров, Птолемей Неос безуспешно настаивал на передаче. В 156–155 годах до н. э., устав от его требований и угроз, Филометор прибег к радикальным мерам и организовал покушение на своего брата, но оно не удалось: Птолемей Неос был ранен, но выжил и явился продемонстрировать свои рубцы перед сенатом. При этом, чтобы одновременно обезопасить себя от нового покушения и заслужить милость республики, он составил завещание — первое в этом роде в эллинистической истории, по условиям которого в случае, если он умрет без наследника, римлянам должна будет отойти Киренаика. Текст завещания подлежал обнародованию на римском Капитолии, а также в Кирене, в храме Аполлона, где была найдена неповрежденная стела с этим документом и датой: весна 155 года до н. э. Сенат тут же разрешил царю Кирены забрать Кипр силой, что Птолемей Неос и попытался сделать в 153 году до н. э., но безуспешно: он был взят в плен своим братом, но, учитывая перспективы завещания, тот отпустил его. С тех пор Птолемей преспокойно царствовал в Кирене в неге и роскоши, располнев так, что его прозвали Фискон — «толстобрюхий». Там остались свидетельства его щедрости, и, возможно, большой гимнасий Кирены, названный Птолемейон, был построен в его царствование.
Все изменилось, когда в 145 году до н. э. Филометор погиб во время кампании по отвоеванию Сирии. У него был малолетний сын, провозглашенный своей матерью, Клеопатрой II, царем Птолемеем VII Неосом Филопатором (чтобы отличать его от предка — Птолемея IV Филопатора). Но Фискон не дремал: когда в Александрии поднялось народное движение, призывавшее его вернуться, он отправился из Кирены на Кипр, занял остров, а затем прибыл в Египет, где Клеопатра была вынуждена его принять. Она согласилась выйти за него замуж в надежде возродить царственную троицу, в которой юный Птолемей VII, заняв место своего погибшего отца, правил бы со своей матерью и дядей, ставшим ему отчимом. Фискон, не собиравшийся делить власть, убил своего племянника в тот день, когда женился на его матери. Чуть позже, очарованный красотой дочери, которую имела от брака с Филометором его сестра-супруга, он совратил ее, а затем сделал второй законной женой; ее звали Клеопатра III. Таким образом сложилось это странное и постыдное трио: царь Птолемей VIII, взявший себе имя Эвергет, которое носил Птолемей III (отсюда его обычное титулование — Птолемей VIII Эвергет II Фискон), и две его жены — Клеопатра И, бывшая его сестрой и состоявшая прежде в браке с его старшим братом Филометором, и Клеопатра III, дочь этой последней и Филометора, при том что их общий муж убил сына одной из них, который в то же время приходился братом другой. Род Атридов не знал еще ничего более отвратительного. Между двумя царицами, матерью и дочерью, вскоре возникла жгучая ненависть. Однако в течение более десяти лет они поддерживали видимость согласия, скрывая дворцовые интриги. Так, например, Египет в 140–139 годах до н. э. принял делегацию во главе со Сципионом Эмилианом, который был шокирован небывалой пышностью оказанного ему приема, но с любопытством посетил резиденцию в Дельте. Рассказ Диодора, писавшего столетие спустя, передает изумление римлян, которых провезли на кораблях по нильскому рукаву и ирригационным каналам через изобильную деревню, населенную множеством крестьян, способных как работать, так и защищаться. «Пораженные, — пишет историк, — великим множеством этого населения и природными богатствами этой земли, они вернулись оттуда убежденные, что она могла бы стать колыбелью великого государства, если бы нашлись достойные ее правители» (Историческая библиотека. XXXIII, fgt. 28b). Когда пятьдесят лет спустя в Италии распространилась мода на «нильские» пейзажи, напоминающие каналы Нила, его поля, тростники, деревни, его гиппопотамов, рыбаков и крокодилов, без сомнения, тут не обошлось без воспоминаний, которые сохранили спутники Сципиона Эмилиана об экскурсии, организованной в их честь.
Тем не менее разногласия между царскими женами привели к открытому конфликту, когда в 132–131 годах до н. э. Фискон и Клеопатра III были вынуждены в результате народных волнений укрыться на Кипре. Скорее всего, именно Клеопатра II спровоцировала этот мятеж против своего супруга: она предложила народу Александрии признать царем сына, которого она родила от Фискона и которому было всего двенадцать лет. Но ребенок находился не в Египте; его отец, приняв меры предосторожности, отослал его в Кирену, а оттуда вызвал на Кипр. Тогда Клеопатра II стала править единолично, отвергнув имя Эвергет, которое она разделяла до тех пор со своим супругом, и взяла себе имя Филометор, которое она носила вместе со своим первым мужем, Птолемеем VI, и прибавила к нему имя Сотейра, «спасительница», отсылавшее к Птолемею Сотеру. Казалось, что она получила поддержку александрийцев, то есть греко-македонского общества и общины евреев, которых очень много обосновалось в городе со времени гонений, устроенных Антиохом IV в Палестине. Чтобы отомстить, Фискон убил своего сына и послал расчлененное тело ребенка его матери. Эта невероятная жестокость задала тон кровавой борьбе между двумя династическими группировками, которая раздирала Египет в течение нескольких лет, сопровождаясь грабежами, убийствами и дикой анархией, о которой свидетельствуют документы того времени и для которой даже было придумано слово — amixia(«дикость»), Фискон добился поддержки некоторых групп коренного населения против сторонников Клеопатры II. Даже стратегом Фиваиды (Верхнего Египта) он назначил исконного египтянина. За два года царь вернул себе власть над страной, и Клеопатра II оказалась заперта в Александрии. Тогда ей пришла в голову мысль призвать на помощь селевкидского царя Деметрия II, который недавно вернулся в свои сирийские владения после десятилетного плена у парфян: Деметрий был ее зятем, поскольку был женат на Клеопатре Тее — дочери Клеопатры II и Филометора, которой было не по нраву возвращение царственного мужа. Деметрий, увлеченный перспективой стать коронованным царем Египта, решился на эту авантюру, но не сумел войти в Дельту. Клеопатра II бежала из Александрии по морю в Сирию, унеся с собой свои сокровища. Осажденный город сдался только через несколько месяцев после побега царицы. Птолемей VIII сурово обошелся с мятежниками. Поскольку греческое население поддержало Клеопатру, он строго наказал его, отменив многочисленные общества, в которые были объединены греки,
Тем временем Птолемей VIII смог избавиться от досаждавшего ему Селевкида — вернувшегося Деметрия II, выставив против него узурпатора Сабина. Сразу же после смерти Деметрия в 126–125 годах до н. э. Фискон возобновил отношения со своей женой Клеопатрой II, снова приняв ее в Александрии, и бросил ненужного теперь Сабина: его разбил сын Деметрия II — Антиох VII Грип, который женился на дочери Фискона и Клеопатры III. Эта хитроумная и циничная игра оказалась весьма эффективной. Птолемей VIII был спокоен за свою единственную опасную для Египта границу, не переживал за судьбу Кипра, был уверен в лояльности Киренаики, преданность которой он заслужил за более чем пятнадцать лет своего пребывания в ней и которая помнила о его благодеяниях, — и он мог теперь посвятить себя Египту и установить там гражданский мир. Прежде всего необходимо было изжить — хотя бы внешне и несмотря на все совершённые ужасы — вражду, разделявшую членов восстановленной царственной троицы. Даже два чудовищных преступления против двух детей были преданы забвению, после того как эти малолетние жертвы — Птолемей VII Неос Филопатор и Птолемей, сын Фискона, — были возведены в ранг богов и был введен их династический культ. Под прикрытием этого показного примирения стало возможно восстановить внутренний порядок. Это было достигнуто с помощью ряда мер, кульминацией которых стал изданный в 118 году до н. э. декрет об амнистии, папирус с которым дошел до нас. Амнистии подлежали все, кто участвовал в мятежах. Незащищенность крестьян вынуждала их покидать деревни и землю, теперь их призывали вернуться назад; это социальное явление — отток из деревень крестьян, опасавшихся налоговой администрации и пускавшихся в разбой, — приобретало все больший размах и не прекратилось даже после того, как опустела долина Нила; это движение получило название анахоресис,«бегство в пустыню», а те, кто принимал участие, были анахоретами(только позже это слово стало обозначать отшельников). Помимо амнистии, для греков, среди которых было много землевладельцев, особенно бывших солдат, были утверждены разные налоговые привилегии. Другие категории населения тоже не были обойдены милостями царской власти: это солдаты из коренных жителей и египетское жречество, которому Лагиды потворствовали со времен Филопатора и которое оставалось объектом особых забот. Наконец, чтобы удовлетворить всеобщие жалобы на катастрофическое состояние сельского хозяйства и бедность крестьянства, были списаны все недоимки, чтобы труд возобновился на здоровых основаниях. Подобные царские решения позволяют предположить, что существовала масса прошений и ходатайств, адресованных центральной власти, и что тирания местной администрации была тягостна, а то и непереносима для египетского крестьянина. Такова была изнанка блестящих декораций, которые так поразили спутников Сципиона Эмилиана несколькими годами ранее. Способы, которыми Птолемей VIII старался исцелить зло, от которого страдал Египет, могли бы стать эффективными только в том случае, если бы монархическая власть, восстановленная (но какой ценой!) лагидским государем на старости лет, сохранила свою силу, прагматичность и свой авторитет. Но каковы бы ни были сами по себе достоинства политики Птолемея Фискона, опасность династических споров, а также его собственные пороки после короткой и иллюзорной передышки возобновили свое вредное воздействие. Когда в 116 году до н. э. Птолемей VIII Эвергет II Фискон умер после пятидесяти четырех лет царствования, исполненного поразительных поворотов судьбы, он, при всей своей садистской жестокости имевший задатки великого царя, оставил после себя Египет обескровленным, а монархию — расшатанной. Ни тот ни другая не поднялись больше до завоеваний.
Глава 5 АГОНИЯ ЭЛЛИНИСТИЧЕСКОГО МИРА
Приход Митридата Эвпатора к власти в Понте в 121–120 годах до н. э. почти совпал со смертью последнего из великих лагидских государей — Птолемея VIII Эвергета II Фискона (116). Это было благоприятное стечение обстоятельств, ибо личность понтийского царя и его неустанная деятельность будут определять историю греческого Востока между концом II века и 64–63 годами до н. э., когда Митридат умрет, а Селевкидская империя станет римской провинцией Сирией. В процессе окончательного распада политических структур, которые были созданы в унаследованной от Александра Азии, инициативы Митридата отметили последовательные и стремительные этапы агонии этого мира. В ответ на это Риму пришлось постепенно расширить сферу своих прямых и опосредованных действий в этом регионе, несмотря на трудности и волнения, которые республика переживала на Западе. После этого исчезло единственное сохранявшееся до этого времени крупное эллинистическое государство Лагидов и римский порядок отныне установился на всем средиземноморском Востоке. Поскольку этот переломный момент совпал с триумфом Октавиана, который наступил после битвы при Акции в 31 году до н. э. и позволил создать новую мировую империю в форме принципата, он стал знаком завершения одного периода истории и начала новой эры.
Династия Селевкидов уничтожила сама себя семейными распрями, которые в течение тридцати лет, с 114–113 годов до 83 года до н. э., не прекращая, раздирали то, что осталось от Сирийского царства. Было бы бесполезно и неинтересно пытаться проследить их детально. Вначале они столкнули Антиоха VIII (который в 123 году до н. э. избавился с помощью лагидского царя от узурпатора Сабина) и его сводного брата Антиоха IX, сына их общей матери Клеопатры Теи и Антиоха VII. Конфликт разразился в 114–113 годах до н. э. и продолжался вплоть до убийства Антиоха VIII в 96 году до н. э. Антиох IX погиб в следующем году от руки сына Антиоха VIII — Селевка VI, который сам был вскоре уничтожен сыном своей жертвы, Антиохом X. Этот последний стал соперничать за власть с четырьмя оставшимися в живых сыновьями Антиоха VIII. Одни находились в Киликии, другие — в Антиохии и Дамаске. Кто-то из них погиб, сражаясь с парфянами, постоянно угрожавшими восточным границам государства, или с набатейскими арабами, занявшими Дамаск, кто-то пал в междоусобной борьбе, последний умер естественной смертью. Остался один сын — Филипп II, который был свергнут жителями Антиохии, уставшими от этих бесконечных династических конфликтов. Они искали более надежного покровителя и нашли его в Армении в лице царя Тиграна, который со времени своего восшествия на престол (95) за счет парфян значительно увеличил свои владения в верхней Месопотамии, так что они вплотную приблизились к границам Сирии. Ему и отдалась Антиохия в 83 году до н. э. Его господство в течение пятнадцати лет обеспечивало в регионе относительное спокойствие, при котором имели место неоднократные локальные беспорядки с участием евреев, что получили независимость своего государства с 103 года до н. э. при сыне Иоханана Гиркана — Александре Яннае; набатейских арабов, во II веке установивших монархическое государство со столицей в городе Петра; разных малоизвестных местных династов; и наконец, нескольких греческих полисов, таких как Селевкия Пиерия, Птолемаида (Аке) и Триполи, что разными способами пытались укрепить свою автономию, в частности выпуском собственной монеты. Чрезвычайная сложность этих конфликтов, бывших продолжением тех же споров, что породили недавнюю анархию, была отражением внутреннего распада Селевкидской империи.
В лагидском царстве дела обстояли ненамного лучше. Здесь семейные распри, ставшие хроническими для династии, тоже приняли ожесточенный характер и оказались связанными с междоусобицами Селевкидов, поскольку дочери Птолемея VIII (их было трое, всех их звали Клеопатрами и различали только по прозваниям) были замужем за сирийскими принцами: одна из них, Клеопатра Селена, после брака со своим старшим братом Птолемеем IX сменила одного за другим трех мужей — трех недолговечных монархов Сирии, а потом была взята в плен Тиграном и убита в Месопотамии. После смерти Птолемея VIII Фискона в 116 году до н. э. его племянница-жена Клеопатра III и два ее сына, Птолемей IX Сотер II и Птолемей X Александр, стали соперниками за власть; мать помогала младшему, Александру, который тем не менее в 101 году до н. э. приказал ее убить. Оба брата правили одновременно: один в Египте, другой — на Кипре, меняясь своими владениями в зависимости от расклада сил, пока в 88 году до н. э. Птолемей IX не стал единоличным правителем, победив наконец и убив своего брата. Но в это время незаконнорожденный сын Фискона Птолемей Апион, получивший в наследство после смерти своего отца управление Киренаикой, взял себе титул царя: сам он умер в 96 году до н. э., завещав по примеру отца свои земли римскому народу, а полисы Киренаики вместе с их территориями объявив свободными. Таким образом, от лагидской монархии отделились эти значительные богатые и процветающие ливийские владения, которые со времени их завоевания Птолемеем I Сотером несколько раз возвращали себе независимость: на пятьдесят лет при Магасе, затем в правление Фискона и, наконец, при Апионе — и положение которых даже в рамках лагидского государства всегда было особенным. Сенат, узнав об этом, подтвердил свободу греческих полисов Ливии, Кирены, Птолемаиды, Арсинои (в древности Тавхира) и Береники (в древности Евгеспериды); он согласился стать восприемником царских земель, но не установил там немедленно прямого управления. Так что когда киренеянам в 87–86 годах до н. э. потребовалась помощь для восстановления их серьезно пострадавших от внутренних беспорядков институтов, им пришлось обращаться не к постоянному представителю Рима, а к временно исполняющему обязанности наместника Суллы — Лукуллу, который помог им, вдохновленный примером Платона [28] . Таким образом, по странному стечению обстоятельств исконные греческие полисы обращались отныне к римской власти как к привычному вершителю их судеб. В 74 году до н. э. при малоизвестных обстоятельствах сенат принял решение учредить римскую провинцию Киренаику и назначить правителем этой страны простого квестора.
28
См. в «Жизнеописаниях» у Плутарха: «…когда они [киренеяне] просили философа [Платона] составить для них законы и сделать из их народа своего рода образец разумно устроенного государства, он ответил, что трудно быть законодателем у киренцев, покуда они пользуются таким благополучием. В самом деле, никто не может быть строптивее человека, которому кажется, что ему улыбается удача; напротив, никто не повинуется приказу с такой готовностью, как тот, кто смирен судьбою. Так было и на этот раз, и киренцы послушно приняли законы, данные им Лукуллом» (перевод С. С. Аверинцева).