Цивилизация классического Китая
Шрифт:
Уйгуры были манихеями [80] и буддистами, они создали письменность, произошедшую от согдийского алфавита, которая постепенно заменила старую тюркскую письменность орхон.Они вовсе не были варварами и обладали необходимым интеллектом, который позволял им не только переводить и усваивать многочисленные тексты, созданные на санскрите и китайском, но и создать собственную национальную литературу. Вплоть до самого разгрома, который они потерпели в 840 г. от киргизских орд, пришедших позже других с возвышенностей Алтая, уйгуры выступали как воспитатели тюрко-монгольских народов. Благодаря этому Китай на сто лет получил передышку на границах и мог, что было редкостью, относиться к соседям как к равным. В то же время на землях современной Маньчжурии в 713 г. было основано мирное государство Бохай, что также способствовало установлению спокойствия на китайских границах.
80
Манихейство (по
Правитель Бохая, которому император пожаловал титул верховного наместника, управлял союзом из 15 провинций, разделенных на 60 округов. Всего в государстве было пять столиц, оно прославилось разведением оленей и лошадей, шелковыми тканями и рисом. Бохай отправлял к китайскому двору ценную дань: мед, меха, золотые и серебряные статуэтки.
С середины VII в., времени, когда Китай распространил свое просветительское влияние на всю восточную часть Азии, на западе арабы начали методично завоевывать маленькие югозападные государства Центральной Азии. Главным следствием продвижения арабов в Трансокситанию и ее завоевания, помимо других многочисленных перипетий, стало столкновение лицом к лицу двух миров — арабского и китайского. На реке Талас китайская армия под командованием корейского полководца Гао Сяньчжи была атакована одновременно в лоб и сзади, что в итоге привело к ее тяжелому поражению. Место этой битвы стало самой западной точкой, которую когда-либо достигал в Евразии китайский мир. Это было в 751 г., через 19 лет после того, как Карл Мартелл сумел остановить арабское вторжение в христианский мир. Больше чем просто битва, сражение у реки Талас было двойным знаком: разделом Азии на сферы влияния и одновременно началом великого смешения культур, в котором мусульманский мир стал постепенно играть определяющую роль в управлении западной части Азии. Многочисленные китайские ремесленники оказались в плену, одни в Самарканде, другие — десять лет спустя, в 762 г., — в Куфе, иракской столице Аббасидов. Там они создали бумажные фабрики, но понадобилось еще несколько веков, для того чтобы бумага была изобретена и в Европе. Кроме того, благодаря пленным ремесленникам появились профессии, связанные с ткачеством, они научили арабов изготовлять шелковые ткани, а художники приобщили местных мастеров к принципам китайского искусства.
Таким образом, VIII в. положил конец оригинальному развитию древних индоевропейских территорий Центральной Азии, где процветали города и искусства, которые черпали сразу из двух источников — Индии и Греции. После получения независимости, а затем покровительства, скорее номинального, чем реального, далекого и могущественного Китая Центральная Азия была захвачена ирано-арабским миром. Установились границы ислама и буддизма. Тем не менее последняя религия была вынуждена отступить внутрь китайских границ.
Пропитанные на протяжении веков иранским, китайским и индийским влиянием, различные народы Центральной Азии, от Памира до Каспийского моря, перешли в ислам, одновременно с медленным продвижением на запад тюркских народов.
В правлении династии Тан настоящим соперником Китая были только тюрки. Пространство без четких границ, которое они занимали, противостояло землям древнего бюрократического государства. Эти два огромных союза могли только состязаться в могуществе. Сталкиваясь друг с другом, они в лучшем случае делили мир, причем Китай, скорее, стремился не удовлетворить свое могущество, а защитить, используя огромные расстояния, самые древние и самые священные центры своей цивилизации.
В вопросах, которые касались политики, эта открытость чужому миру нашла свое выражение в многочисленных браках между китайскими принцессами и правителями дружественных народов. Тем не менее за этим показным братством тлела старая подозрительность. Как об этом писал Поль Демьевилль, «Китай мечтал о „великом союзе”, о всеобщем мире, однако главным условием было руководство этим всеобщим объятием. Всеобщий мир должен был быть, без сомнения, миром китайским».
В эпоху Тан официальная история Китая насчитывает двадцать одну китайскую принцессу императорского рода, которые были отданы в жены варварским правителям. Однако сложное исследование этого вопроса показало, что на самом деле только три из них действительно имели императорское происхождение. Остальные были всего лишь молодыми девушками более низкого происхождения, дочерями наложниц или высших чиновников двора. Причем первая из этих трех принцесс была дарована в 758 г. кагану уйгуров только под давлением обстоятельств. Именно этому союзу император Су-цзун обязан своим восшествием на престол, закачавшийся под ударами Ань Лушаня.
Китай никогда не был полностью защищен от варваров: когда одни племена успокаивались, тут же внезапно появлялись другие, опьяневшие от завоеваний, которые пользовались внутренними проблемами страны. Несмотря на мирный договор, подписанный в 641 г., тибетцы,
В VIII в. тибетское владычество простиралось от Хотана до Синина, объединяя уйгурские земли и территорию Непала. Китайский протокол признавал превосходство тибетских посланников над корейскими, японскими и даже арабскими послами.
Более того, тибетцы сеяли ужас вокруг себя: они обращали в рабство все работоспособное население захваченных городов, оставляя только стариков и больных, которых иногда просто убивали. Часто тибетцы калечили рабов, для того чтобы помешать им бежать в поисках помощи.
В конце концов китайцы отказались от такого непостоянного способа утверждать свою власть, как сражения, на их место пришла более искусная форма воздействия — идеологические убеждения. Оказалось, что могущественный создатель тибетского государства с задором неофита проявил свое пристрастие к буддизму, который он недавно принял. Вскоре этот правитель пригласил к себе индийского пандитапо имени Падмасамбхава, который позднее будет прославлен в истории буддийской философии. Его задачей было изгнание демонов и различных местных божеств, которые были разъярены из-за неожиданного появления новой религии. Этот мудрец начал ученый спор, который поставил под вопрос единство буддизма, разделенного на индийскую и китайскую ветви. В конце VIII в. императорский двор послал китайских миссионеров, которые отправились в Лхасу, где приняли участие в совете, продолжавшемся около двух лет.
Китайцы умело защищали там принципы медитативной секты чань,несовместимыми с воинственными настроениями тибетского правителя. Призвав свое терпение, несмотря на драматические моменты, китайские старцы смогли распространить среди тибетцев своеобразный квиетизм, [81] который существенно смягчил этот воинственный и непоседливый народ. Вскоре эти ужасные горцы покорились требованиям очень взыскательного культа, в котором смешались элементы китайского и индийского буддизма с магическими ритуалами, унаследованными от древних времен. Тибетцы, превратившись в очень набожных людей, постоянно занятых обрядами, не уделяли никакого внимания политическим трудностям, с которыми столкнулся буддизм в империи.
81
Квиетизм (от лат. quies — покой) — религиозно-этическое учение, представители которого провозглашают полную пассивность и спокойствие, подчинение божественной воле, равнодушие к добру и злу, отречение от мира и др. В переносном смысле квиетизм означает созерцательный образ жизни, бездеятельность.
В 848 г. верный Дуньхуан восстал против своих тибетских правителей. Тонкие и упорные психологи, китайцы смогли добиться своих целей с помощью могущественных орудий идеологии. Намного позже, уже в Новое время, они точно так же смогут подавить опасные для государства монгольские орды.
Глава седьмая
ЛИКИ КУЛЬТУРЫ ЭПОХИ ТАН
Со временем на общем фоне неуверенности, нищеты слабых, непреложного цикла величия и падения сильных жизнь в эпоху Тан стала представляться как обаятельная игра тени и света. Любопытная смесь академической серьезности, где распускались новые цветы традиционного мышления, и веры, глубокой, наивной или обдуманной, этот период также проявил определенный вкус к экзотике, ко всему, что пришло из чужих краев. При этом одновременно начал формироваться и настоящий китайский патриотизм. Напрасным было стремление к социальному разделению различных вкусов, которые на Дальнем Востоке часто сочетались с намного большей гармонией. Хэ Чжичжан, друг поэта Ли Бо, совмещал строгое достоинство чиновника и радости пошатывающегося пьяницы. Бо Цзюйи (772–846), один из самых великих писателей, которых когда-либо знал Китай, был очень сложной личностью. Просвещенный муж, в классическом смысле этого слова, наделенный особым талантом, государственный управленец, который очень чутко воспринимал несправедливости и несчастья простого народа, отважный цензор власти, но яростный защитник ее основ, во всех обстоятельствах он проявлял неистощимую оригинальность. Могущественный Хань Юй (786–824), непримиримый реформатор прозы и национального мышления, враг буддизма, воспевал в своих стихах, полных нежно-ста, безмятежную радость от святилищ, затерянных в горах, где чистый воздух благоприятствует созерцанию суетности внешнего мира.