Цивилизация Просвещения

Шоню Пьер

Эпоха Просвещения — запомним это хорошо — это эпоха, когда все идеи приходят в движение. Мыслительные структуры классической эпохи медленно меняются, они дают начало новой цивилизации, богатой, разнообразной и многомерной. Поставленные под сомнение аксиомы политики и религии, выход истории на передовые рубежи познания. Автономность и всепоглощающий примат науки. Борьба за окультуривание традиционных обществ. А еще, в тайниках души, — новая религиозная чувствительность.

Но идеи Просвещения — это практические идеи, находящиеся в прямой связи с действительностью. Мы рассмотрим их воздействие на экономику и на неразложимую эстетику нового стиля жизни. Цивилизация раскрывает свои тайны в ракурсе повседневной жизни. В XVIII столетии наблюдается повышение роли семьи во всех сферах.

Попробуем подобраться к очагу, отправиться на поиски красоты, обнаружить в пути на Цитеру тончайшее искусство любви.

Часть первая

Пространство человека и параметры человеческой жизни

Соображения, заставляющие историка выделять, начиная с круглой даты — 1680 год — срок

жизни трех поколений, примерно столетие, очевидным образом продиктованы интеллектуальной историей Англии и Франции, чьи достижения становятся ясными и определенными как раз с тех пор, когда в образе Мыслей все приходит в стремительное движение. Периодизация всегда имеет тенденцию быть привязанной к интеллектуальной истории, скорее всего потому, что команды отдает разум. Период 1680–1710 или 1720 годов: вступление в картезианскую парадигму, бешеное нарастание политических, теологических, онтологических следствий механистических и дуалистических взглядов начала века. В этом весь XVIII век, его господство ощущается уже в Tractatus theologico-politicus [18] Спинозы 1670 года. Вчера мы еще колебались, следовать ли за Полем Азаром. Сегодня колебания уже невозможны. По зрелом размышлении мы видим, что конец XVII века в той же мере, что и его начало, знаменует собой великую дату во всемирной истории. Расцвет просвещения можно датировать 1730—1750-ми годами; но в действительности движение начинается как раз около 1680 года.

18

Tractatus theologico-politicus — «Богословско-политический трактат».

Что происходит важного в течение двух последних десятилетий XVII века? Осторожно! Традиционные индикаторы могут дать ошибочные показания. Действительно, посмотрим на многообразную Европу: Франция, Нидерланды, Англия, Рейнская область, северная Италия, 900 тыс. — 1 млн. кв. км, 35 жителей на 1 кв. км, густонаселенная Европа, Европа достижений. Так вот, эта Европа выдыхается. В то время как в Англии население продолжает быстро расти, во Франции и Бельгии оно имеет тенденцию к уменьшению. С 1680 по 1720—1730-е годы Франция теряет около 10 % населения. Этот кризис имеет отнюдь не поверхностный характер: он проявляется в снижении рождаемости, росте смертности, увеличении возраста вступления в брак, распространении среди английских лордов, женевских буржуа и французских герцогов и пэров практики coitus interruptus [19] при супружеских отношениях; одновременно даже в самых процветающих областях благословенной Англии снижается ожидаемая продолжительность жизни.

19

Coitus interruptus — прерванный половой акт (лат.).

Что же произошло? Окинем взглядом традиционный христианский мир. Эпоха Просвещения знаменует собой выход на авансцену приграничной Европы, внезапно появившейся на востоке и севере. Суммарное население двух частей христианской Европы, католической и православной, значительно преодолело порог в 100 млн. человек в районе 1620 года, на пике длительного подъема, начавшегося в XV веке. В начале XVII века — упадок и откат, но этот катаклизм затронул почти исключительно европейскую периферию. В плане соотношения между человеком и пространством классическая Европа была Европой, укрепленной в центре и заблокированной по краям. Господствующее положение Франции только усилилось за счет этого нового равновесия. Соотношение населения Франции и всей Европы около 1660 года было почти таким же, как между Францией и всем христианским миром в начале XIV века.

Великолепно защищенная в центральной части за счет великих идейных изменений, пятьдесят лет спустя Европа переживала неизбежные последствия двухвекового роста населения. Первая треть XVII века стала отправной точкой обратного движения маятника. В то время как в густонаселенной Европе продолжался несколько замедлившийся рост, население европейских окраин катастрофически убывало. Новое равновесие эпохи Возрождения отчасти сдавало свои позиции. Тем более что в начале XVII века Европа по ту сторону моря на какое-то время также практически перестала расти. Европа начала XVII века, перенасыщенная пространством, была заключена в новом замкнутом мире, неизмеримо более обширном, чем в XIII веке. В той же мере, в какой в наше время освоение пространства в рамках традиционного общества и традиционной экономики сыграло свою роль в ускорении темпов технического прогресса, в XVII веке ключевое значение имела пространственная закрытость. Блокированные заморские территории, жесткие «границы» заселения на востоке, огромное, но закрытое контролируемое пространство, благоприятное время для мрачных размышлений и продвижения вглубь — таков был короткий, с 1630 по 1680 год, и насыщенный XVII век. Процветание давно сложившегося, твердого центрального ядра заставляет нас считать длинной горизонтальной линией то, что на самом деле было трагическим упадком окраинной Европы. Значимое равновесие вновь изменилось на этапе 1680-х годов. Любопытное совпадение, не правда ли? Великие идейные изменения сталкиваются с тяжелым временем всеобщего коллективного беспокойства. Утверждение идеологии Просвещения первоначально звучит как вызов. Ее исходный оптимизм выражает глубинное коллективное движение. Конечно, нужно было иметь немалую веру и немалую дерзость, чтобы предпочесть надежности небес короткую эсхатологию земной неуверенности.

Глава 1

ПРОСТРАНСТВО ЭПОХИ ПРОСВЕЩЕНИЯ

Пространство эпохи Просвещения оформляется начиная с 80-х годов XVII века. Классическая Европа была маленькой

Европой, ограниченной на юго-востоке Османской империей, отрезанной от Черного моря Крымским ханством. Была ли Европой Московия до Петра Великого? Вольтер сомневался в этом. Ответим пока утвердительно. Власть московских царей над недавно присоединенными землями оставалась шаткой. Она простиралась до самого Каспия, захватывала центральный Урал. Их господство над калмыками и башкирами было номинальным. С середины XVII века цепочка крепостей — Харьков, Белгород, Воронеж, Тамбов, Саранск, Симбирск, Мензелинск — обозначает реальный рубеж между освоенным (лесистый северо-запад) и неосвоенным (степной юго-восток). Раненная Смутным временем, Россия замкнулась в лесах. Российская «граница» закрылась в XVII веке. Скандинавские леса и тундра по-прежнему составляют преграду на севере, побережье Белого моря и Северного Ледовитого океана образуют еще одну по man’s land [20] . Везде на континенте, на востоке и на севере, в Америке (где Перу останавливается перед непокоренными громадами Анд), в Африке, в Азии империи топчутся на месте. Европа устранила лишь часть препятствий, окружавших ее поле деятельности. Классическая Европа сохранила позиции Европы XVI века — не более того. Между европейской цивилизацией и остальным миром вырос новый барьер.

20

No man’s land — безлюдная земля (англ.)

Именно окраинная Европа начиная с 1680-х годов возобновляет рост путем освоения новых пространств. Восьмидесятые годы обозначают решительный переход от малой Европы к большой. Объективно Европа Просвещения, центр которой сместился по сравнению с классической Европой и средиземноморской Европой эпохи Возрождения, никогда больше не будет столь обширной соотносительно с остальным миром. Осознание этого расширения европейского пространства парадоксальным образом проявилось в космополитизме просветителей, космополитизме ограниченном, никогда не выходившем за пределы европейских границ и основанном на подспудном игнорировании остального мира. По сути, это было своего рода предвосхищением завоевания континентов моделью мировой цивилизации с европейской составляющей. Перед нами — одновременно осознание этих изменений, игнорирование иных культур и иных цивилизаций, расположенных за пределами расширившихся границ европейского пространства, и благородное восприятие большой Европы как одного населенного людьми города.

Начнем с книг. Будем двигаться от поздних вульгаризаторов, свидетельствующих о полном смешении, к основополагающим текстам, ясно отражающим новые отношения между человеком и расширившимся европейским пространством. Двое из minores [21] пережили свой звездный час: Анж Гудар опубликовал в 1765–1774 годах в Кельне роман «Китайский шпион, или Тайно посланный пекинским двором для изучения нынешнего состояния Европы». Прием, хорошо известный со времени «Персидских писем». Маркиз Караччоли в 1777 году издал в Венеции и Париже сочинение «Париж как образец для остальных народов, или Французская Европа». На первом плане у обоих авторов — утверждение европейского единства. Китаец на службе у Анжа Гудара лицемерно изумляется: «Я не знаю, с чего это европейцам взбрело в голову разделиться на маленькие племена, которые, не располагая достаточными силами, постоянно находятся под угрозой завоевания». Маркиз в свою очередь восклицает в едином порыве: «Итальянцы, англичане, немцы, испанцы, поляки, русские, шведы, португальцы… все вы мои братья и мои друзья, все в равной мере отважны и благородны» (цит. по Р. Помо). Одновременно Караччоли указывает границы расширившегося города эпохи Просвещения: мир — то есть Европа.

21

Minores — здесь: эпигоны (лат.).

Единая Европа, Европа как высшая культурная общность. Жокур, самый плодовитый из сотрудников «Энциклопедии», утверждает, что Европа побеждает остальной мир «христианством, чья благодетельная мораль неизменно ведет к общественному счастью». «Европейские народы отличаются гуманными принципами, — отваживался заявлять уже Вольтер, — которых не найти в других частях света. <…> Европейские христиане — это современные греки». Европа как культурное пространство вновь приходит к положительной оценке христианства как факта европейской цивилизации. Соответственно в «Энциклопедии» утверждается буквально следующее: «Неважно, что Европа — самая маленькая по протяженности из четырех частей света, ведь она превосходит все остальные в отношении торговли, мореплавания, плодородности земли, просвещения и промышленности, в отношении развития искусства, наук и ремесел».

Европа как культурное пространство — это также движение и прогресс. Вне ее пределов все неподвижно, застыло, по-варварски. «Все народы, торговавшие с Индией, неизменно ввозили туда металл и вывозили оттуда товары. <…> Древние авторы рисуют нам индийцев такими, какими мы видим их и сегодня во всем, что касается полиции, нравов и обычаев. Индийцы были, индийцы будут такими же, каковы они сейчас. <…> Народы, живущие на берегах Африки, по большей части дикари и варвары…» (Монтескьё, «О духе законов», XX, 21). Монтескьё говорит о присутствии в рамках страстно утверждаемого им европейского культурного пространства глубинного противопоставления: «В Европе наблюдается нечто вроде равновесия между южными и северными народами. Первые имеют множество жизненных удобств и мало потребностей; вторые — множество потребностей и мало жизненных удобств». Европа, расширяющаяся за счет могучего роста происходящих в ней движений, не только отождествляется со всей обитаемой вселенной, но и выстраивается по двухполярной модели север — юг, с полным на то основанием игнорирующей народы и государства.