Цивилизаtion
Шрифт:
***
Я понимал, что море бесплатного пива вредно для здоровья, но остановиться было невозможно. Биржа устроила помпезный корпоратив в баварском стиле, позвав нас в качестве почетных клиентов. Наш столик стоял ближе других к разложенным парадными рядами мини-закускам и всего в пяти шагах от взмыленного бармена. Такое стратегически выгодное положение подталкивало нас со студенческим рвением уничтожать халяву. Рядом со мной сидел Седой, бывший ВДВшник, бывший коммерсант, бывший
– Ты ничего не понимаешь, Гном, правда, – он плевал мне в ухо, стараясь перекричать музыку. – У тебя взгляд на макроэкономику, как у моей бабули: «Главное, чтобы картошка уродилась...»
Гном — это я. И это унизительное прозвище появилось именно с легкой руки Седого, обозвавшего меня так в коридоре банка в первый же день моей там работы. Потом он извинится, мы подружимся, заработаем на бирже кучу денег и еще большую кучу потеряем. Но это будет уже совсем другая история. А сейчас мы уже полчаса дискутировали с ним о бедах России, надвигающемся экономическом кризисе и путях выхода из него. Однако истина рождаться не торопилась. Даже наоборот – ситуация только усугублялась. Спору не было конца.
– Что ты знаешь о денежной массе? Нет, ну что? – не унимался он. – Вот сейчас приватизацию надо делать или национализацию? Ну, скажи! А откуда берется инфляция, ты понимаешь?
– Да ну тебя, – мне уже порядком надоел этот бесполезный разговор. Где-то сквозь алкогольную пелену я понимал, что результатов его не будет помнить ни один из нас. Поэтому я просто засунул нос в гигантскую кружку нефильтрованного и сделал большой глоток. Когда я вынырнул из пшеничной пены, Седой тряс перед моим лицом зажигалкой «Зиппо» с эмблемой ВДВ и, пользуясь тишиной, возникшей в паузе между выступлениями, страстно вопрошал:
– Вот за сколько ты ее купишь? Какая ее справедливая цена, а?
Я молча забрал у него зажигалку и положил в карман.
– На-до-ел.
Седой посмотрел на меня искоса, как Хазанов, пародирующий попугая.
– Ты, Гном, как не познавший основ марксизма, не можешь претендовать на звание сколь-нибудь компетентного экономиста. Я прекращаю с тобой дебаты. Пойдем.
– Домой?
– Какой домой! Что ты дома не видел?
– Я б поспать...
– Пойдем, дружище. Длину жизни ты увеличить не можешь. Зато можешь ширину и глубину. Это мне бабуля говорила. Пойдем. Я покажу тебе Москву.
Мы оделись и, шатаясь, вышли на морозный воздух. Из фонаря пшенной крупой сыпался снег. Седой огляделся и заплетающимся языком старательно выговорил:
– Мы из лесу вышли, был сильный мороз...
Затем, заржав, он обнял меня локтем за шею и потащил в сторону набережной.
Статистика утверждает, что накатанный ноябрьский ледок и для трезвых пешеходов является причиной множества травм, умалчивая о пешеходах нетрезвых, подвыпивших, сильно пьяных и персонажах вроде нас. Последним, что я запомнил, были уплывающая из под ног земля, мелькнувший фонарь, нецензурный крик Седого и тяжелая тишина.
Очнулся я оттого, что нос что-то щекотало. Голова страшно болела. Я постарался приподняться на руках. Странно. Ведь падал на спину. Еще
Я не понимал, либо я полностью ослеп, либо было так темно, что глаза не видели ни зги. Но руки точно чувствовали траву. А лицо ощущало влажный и теплый воздух.
– Седой, – прохрипел я, – и голос странно разнесся в пространстве, поглощаемый безмолвной тьмой. Вокруг было невероятно тихо.
Я сунул руку в карман пуховика и нащупал что-то тяжелое. Зажигалка Седого. То, что нужно.
Чиркнув пару раз и подняв в руке дрожащее пламя, я вскрикнул, увидев бородатое лицо в полуметре от меня. В ту же секунду тишина со всех сторон сменилась дьявольским воплем. Нервы не выдержали. Я закатил глаза и отключился.
Глава 2
Сквозь приоткрытые веки я увидел голубое утреннее небо. По-прежнему было необычно тепло. Голова гудела от похмелья и удара об лед, а движения давались с большим трудом. Пересиливая боль, я приподнялся и обомлел. Вокруг меня на корточках сидело около тридцати бородатых полуголых мужиков. Точнее сказать, практически голых, поскольку их бедра прикрывали лишь маленькие коричневые шкурки. Заметив, что я очнулся, люди встрепенулись. По кругу прокатились шевеление и легкий ропот, но все остались сидеть на месте.
Я был уверен, что сплю. Хотя все внешние ощущения говорили мне, что происходящее реально, но мозг однозначно утверждал – это сон. Приподнявшись на локтях, я осмотрел окружавших меня людей. На вид — племя туземцев с канала «Дискавери». Диковатые лица с любопытством и нескрываемым страхом рассматривали меня. Все грязные и небритые, у некоторых – бусы с когтями, в руках у большинства — дубины и палки с кремневыми наконечниками. Сидевший прямо передо мой, похоже, был вождем. Рядом с ним лежал топорик, а руки покоились на коленях ладонями вверх. Все выглядело удивительно реально. Приснится же такое...
Я сел, вызвав новую волну ропота у дикарей, и поймал себя на мысли, что в снах обычно не бывает запахов. Но в воздухе отчетливо ощущался аромат сухой травы.– Цага, – вдруг сказал вождь, приподнимая руки с волосатых колен и показывая на лежащую между ним и мной шкуру, на которой были разложены бусы из крупных зубов, нечто, отдаленно напоминающее нож из кремня и какие-то перья, сплетенные с сушеной требухой.
– Цага, – вкрадчиво повторил он, смягчая «г» на украинский манер, практически превращая ее в «х».
Я приподнял руку и понял, что все еще сжимаю в ней зажигалку. Выставив ее вперед и чиркнув колесиком, я вызвал приступ паники как минимум у половины собравшихся. Они отпрянули на несколько метров и остановились, с ужасом глядя, как из моей руки вырывается язычок пламени. Вождь остался сидеть на месте, лишь немного отшатнувшись.
Удивившись магической силе огня, я защелкнул крышку «Зиппо» и спрятал зажигалку обратно в карман.
– Цага, – в третий раз повторил вождь и указал на предметы столь красноречиво, что сомнений не осталось, — это подарок. Я привстал и подошел к шкуре. Видно было, что вождю стоило большого усилия воли остаться сидеть на месте и не удрать.