Cлавенские древности, или приключения славенских князей.

Попов Михаил Михайлович

Прельщенный словами их Могол согласился на сие варварство по любви к своему сыну, и повелел сему нечестивому первосвященнику, который, как видно, в умысле сем был первый, чтоб всякого иностранца предавал он в сей пещере, созданной для сего нарочно, железу и огню; а имение их брал на собор жрецов, которые проклятую сию должность отправлять станут.

Когда окончило о сем чтение Жрец, продолжал Варяг, тогда снова первосвященник увещевал меня, чтоб я оживил Селина, и возвратил его супругу; но когда я отрекся, что никак сего учинить не могу, не будучи сему злу причастен, тогда бесчеловечный сей Жрец, приказал готовиться к жертвоприношению, которое определено было произвести ночью, для того что несчастье Императорского дома произошло в такое время. Шествие и обряд оного, говорил Варяг Славянам, я чаю вы сами видели и и я бы непременно в сию ночь погиб, ежели б Боги не послал и вас ко мне на помощь, великодушные мои избавители. Вот вся моя история, о которой вам угодно было от

меня уведать. Теперь не остается мне иного вам сказать, как представить мой совет, чтоб оставили вы наискорее сии страшные места; ибо разогнанные вами жрецы не преминут вам мстить, объявив в городе о разбитии своем: и конечно собрав воинов, погонятся за нами, и предадут нас всех смерти.

Нет! сказал ему Светлосан, совету твоему не могу я последовать: возможно ли мне без угрызения совести оставить человеческий род в опасности, когда имею способ ему помочь? В словах твоих нашел я неоспоримое доказательство, которым легко могу разрушить заблуждение великого Могола, и вывести наружу жреческое корыстолюбие, проливающее неповинных кровь. Я намерен теперь же поехать к Индийскому Государю, и представить ему ясно его лютость. Ежели же он, не смотря на истинны, кои я ему предложу, вздумает еще и нас предать несправедливому своему осуждению, то я употреблю тогда на отмщение гостеприимства и правосудия данную мне от Чернобога силу, и Левсилов меч, подаренный мне тобою; и который. я ему непременно возвращу, ежели еще обрету его живым.

Сказав сие приказал он Бориполку сыскать своих коней, а Русу одеться в прежнее свое платье; между тем сам скинул с себя свой меч, и отдал Варягу, а Левсилов надел на себя. Когда Рус переоделся, а Бориполк привел коней, то немедля нимало, поехали они все трое в Агру. Во время их пути освобожденный от пламени Варяг, удивляясь Светлосановой храбрости и великодушию, обещался вечно за ним последовать, и принимать вкупе беды и трудности. Славенский Князь с своей стороны обнадеживал его своего дружбою, и обещал ему разделить с ним равномерно и счастье свое, ежели окончит благополучно свое предприятие, и взойдет на престол своего родителя. Обещание сие усугубило к нему преданность Русову, и вселило в него великое желание прилепиться навеки к Светлосану. В сих и подобных сим уверениях, проехали они большую часть дороги и когда уже солнце осветило половину земного круга, тогда подъезжали они к столице Индийской, из предместий коей выходила насупротив им превеликая толпа вооруженных людей луками и копьями.

Это была погоня, посланная за ними от Могола, и предводимая жрецами, которых Славяне разогнали. Сия толпа окружила вскоре Северных жителей, и хотела было употребить наглость, чтоб принудить их к сдаче; но Светлосан объявил сей дерзновенной куче, что он никого не оставит из них живым, ежели осмелятся малое сделать огорчение; но что своею волею поедут они сами в город, и предстанут пред их Государем. Индейцы немедленно согласились на его предложение, и окружив отовсюду Славян, поехали за ними в Агру.

По въезде их в сей город, народ сбегался со всех сторон, чтоб увидеть таких людей, которые одолели и разогнали великое множество народа. Наиболее всех привлекал к себе народные взоры Славенский Князь; благородный его вид и величественная осанка, не инако его им представляли, как Богом начальствующим во бранях. Индияне сии первого на него взгляда почувствовали к нему великую любовь и почтение, и внутренне желали иметь его своим Государем. До самого Моголова дворца, проводили они Светлосана, не спуская с него глаз, прося Богов покровительствовать его, и умягчить в пользу оного Моголово сердце.

До приезда Славян ко дворцу, уже Индийский Государь предуведомлен был об их прибытии, и повелел представить их пред себя. Он назывался Абубекиром; нраву был кроткого, но легковерного: разгорячался за ничто, и ничем также и смягчался; впрочем был любитель достоинства И добродетели. Когда Славяне предстали пред него, тогда сей Император, осматривая их одного за другим, почувствовал к Светлосану подобные народным склонности; ибо внешние сего Князя качества представили ему оного Героем, и таковым, каковых он между человеками не видывал; а разве знал по описаниям бытейским. Сие удивление и любовь, которые чувствуем мы к достоинствам, переменили его гнев, которым было он с начала распалился, в приязнь к Славенскому Князю, и сладостное удовольствие на него взирать Пребыв таким образом некоторое время в рассматривании его, напоследок пресекши молчание, сказал ему: Иностранец! какое ты имел право прервать священный порядок жертвоприношения; похитить от потребления жертву, коей заклание ласкало меня оживлением моего сына, и возвращением его супруги; и сверх того, уничтожая почтение священному сану, (указывая на предстоящих жрецов) разогнать дерзновенно сих Богослужителей, и умертвить из содружества их великое число? По сем Он умолк, ожидая ответа от Славенского Князя, который нимало не будучи смущен его вопросом, ответствовал ему бодрственно следующею речью.

Великий обладатель Индии! многие случаи являют от вне совсем противный вид, нежели какой

имеют во внутренности своего существа: наше приключение Сего есть рода. Но я потщуся явить его твоему правосудию таковым, каково оно в самой вещи. Я не имел никакой причины досадовать на сих священных мужей, и не с тем проезжал пространную твою державу, чтобы нанести тебе в особе их оскорбление; но бесчеловечное их зверство раздражило мое терпение, и неволею исторгло мой меч на защищение неповинно умерщвляемого моего единоземца. Ты бы сам, Государь, будучи на моем месте учинил тоже; ибо, какое варварское сердце может спокойно смотреть на умершвление неповинного человека, и не подвигнуться на сожаление и гнев? Вот сия несчастная и непорочная жертва, которую стремилось предать пламени корыстолюбие сих святош. Не удивляйся изречению сему, Государь! Чистосердечие мое докажет тебе ясно все их коварство и лицемерие, какими исторгли они у тебя соизволение на погибель неповинных, дабы утучнить себя корыстями с оных. Ты сам представь, Государь, свойственно ль быть Богам лютее человеков? и возможно ль, не погружаясь в беззаконие, приписывать Божеству такое повеление, чтоб для сыскания единого беззаконника, умертвить тьмы неповинных людей? А ежели без воли их предавать человека смерти, не имея на него ни малейшего подозрения в злодействии, и для единой токмо надежды обрести в нем, по погублении его, виновника злу, то какая уже несправедливость может превзойти адское сие неправосудие. Но ты в этом неповинен. Государь! Извиняет тебя в сем родительская твоя горячность к сыну, и хитросплетенное жреческое коварство, скрывающееся под видом твоей пользы, и облекшееся силою мнимого Божеского повелениия на истребление неповинных иностранцев. Всему этому виною есть сей варвар, (указывая на первосвященника,) и нечестивые его сообщники: их алчность к собранию имения употребила во зло неповинным человекам несчастье твоей породы, Божеское проречение, и твое чадолюбие. Не сомневайся в истине моих слов, Государь, извет мой докажет тебе ясно, что небесное проречение иной заключает в себе смысл, нежели каковой ему дало гнусное их любоимение. По сему их адскому коварству, и поносной к тебе неверности, и о прочих суди их поступках. Но чтобы долее не подвергать неповинных неправедному умертелению, и душу твою избавить от обольщения сих ненасытных Гарпий, так ведай, Государь, что божеский глас изобличает в умершвлении твоего любезного сына, и в похищении прекрасной его супруги, гнусного чародея Эфиопа, лютого и коварного Карачуна; а в яснейшее доказательство моих слов прочти заглавные буквы прореченных семи строк боговещалищем, которые изображают точно имя Карачуна.

Пораженный истиною сих слов Индийский Государь, и проклятым коварством своего первосвященника, и его сообщников, обратился к ним, чтоб истребовать от них оправдания в сем ясном на них доказательстве, но уже более не увидел из них никого. Сии злодеи почувствовав всю опасность, какою угрожала им Светлосанова речь, ушли тайно друг за другом изо дворца, дабы не подвергнуться в ту ж минуту раздраженному правосудию, и предупредить оное новыми коварствами. Отбытие их открыло наиболее глаза Императору, и уверило его об истине проклятого их злочестия. Воспылал он гневом, и повелел в туже минуту начальнику своей стражи, забрать под караул первосвященника и сообщников его. Злодеи! вскричал он по сем, они не довольны были умерщвлением такого числа неповинных, но хотели еще, продолжая мое ослепление, пожертвовать своему неистовству и сего премудрого иностранца, без спасительного уведомления коего не перестал бы я никогда обагрять моего скипетра неповинною кровью, и учинять моего царствования примером наилютейшего тиранства.

По сем восклицании обратился он к Светлосану, и благодаря ему наичувстительнейшим образом за истолкование стольких важностей, просил его объяснить, кому он одолжен столь великим благодеянием. Когда же Славенский Князь объявил ему, что он родом и саном ему равен, тогда Могол в пущее пришел воспаление против нечестивых своих жрецов, описавших ему Светлосана самым злочестивейшим человеком, и старавшихся его уверить, что он учинит самое богоугоднейшее дело, еж ели повелит умертвить сего иностранца мучительнейшим образом. О как несчастлив Государь, возопил он, окруженный столькими чудовищами: Прости мне, знаменитый Князь, говорил он обратясь к Светлосану, варварство; к которому привели меня сии злочестивцы, я потщуся его омыть пролитием всей их крови.

Так говоря, старался он оправдать себя перед Славенским Князем, и учтивостями, оказываемыми Славянам, загладить несправедливость поступка против иностранных. А к совершению доказательства своей невинности, и истинного раскаяния, повелел сей день включить в число торжественных, и праздновать его повсегодно. Между тем, желая наградить причиненную Славянам досаду весельем, приказал учредить в тот день великий пир, к которому приглашены были все знатные вельможи его двора. Во время сего пиршества, Могол говоря непрестанно с Светлосаном, просил его снова рассказать свою историю обстоятельнее, в рассуждении его путешествия в Индию. Славенский Князь во всем его удовольствовал, рассказав ему подробно все обстоятельства своей жизни, похищение сестры своей и зятя, и ужасные злодейства малорослого чародея.