Цок
Шрифт:
– Стесняешься, – поняла Зацепина.
– Стесняюсь, – робко улыбнулась Маша. – Знаешь, Карин, я считаю, что у кого найдётся что сказать, подойдут сами. Навязываться в таком деле…
– Наверное, ты права, – согласилась Тыква. – Ладно, пошли и мы посмотрим. Покажешь мне свои картинки. Расскажешь, что есть что. Или сначала треснем шампусика?
Но ни того, ни другого Маше сделать не удалось. Сквозь толпу к ней пробрался шкафоподобный секьюрити, которого, как наша героиня ещё помнила, звали Павликом.
– Маш, – наклонив к художнице голову, негромко сказал он, – там какой-то настырный
– Клёво! – рассмеялась Карина. – Закрытое открытие. Ну вы, братцы, завернули!
– Павлик, это ж мой отец! – рассердилась Маша. – Пропусти немедленно! Пошли, я с тобой выйду.
Оставив Карину, которая, впрочем, не очень долго скучала в одиночестве, Маша протиснулась вслед за Павлом и минуту спустя оказалась в опустевшем холле. Охранник направился открывать входную дверь.
– Да, дочь, до тебя и не достучаться, – войдя в помещение, проговорил отец и обнял Машу. Весь такой довольный и холодный. С морозца. – У вас тут не иначе как выездная сессия ООН. У крыльца автомобили с консульскими номерами. А уж всего-то машин, и не сосчитать! Как они, бедолаги, выбираться-то будут, не представляю. Слава Богу, я на метро.
– Ну не бурчи, пап! – взмолилась Маша. – Павлик, мы пальто у тебя кинем?
– Конечно, Маш, – не стал возражать «гоблин», а потом зачем-то добавил: – Здесь-то его сто пудов никто не спиз… Не украдёт. Можете и эту хреновину оставить.
– Нет, спасибо, – поблагодарил отец. – Эту хреновину (только сейчас Маша обратила внимание на старенький тубус, который отец не выпускал из рук) я захвачу с собой.
– Лучше я оставлю вот эту фиговину, – сказала Маша и положила на ресепшн порядком надоевшие ножницы.
Именинница, взяв отца под руку, повела его в свой зал.
Веселье стояло в полном разгаре. Разбившись на кружки по интересам, присутствующие громко смеялись, что-то друг другу рассказывали, выпивали, закусывали. В общем, на открывшуюся экспозицию почти никто не обращал никакого внимания. В кои-то веки собралось вместе такое количество «нужных» людей! Неужели они будут тратить время на просмотр каких-то дурацких картинок?
Маша расстроилась. Ужасно. Отец почувствовал. Наклонился к самому её уху и прошептал:
– Дочь, пошли отсюда, а? Лучше завтра заглянем, и ты мне всё покажешь.
– Так и сделаем, – согласилась Маша. – Ты, пожалуйста, минут пять-десять здесь пострадай, я только со своими попрощаюсь и оденусь.
Налив отцу бокал шампанского и оставив его за столом, расстроенная равнодушием публики виновница торжества пошла искать Мамаева. Родины ни в одном из залов не оказалось. Куда ж он подевался? Отыскав Карлсона, а затем и Карину, она объяснила им своё состояние, договорилась с Зацепиной завтрашние «репинские посиделки» не отменять, простилась и пошла в кабинет галериста за пальто и сапогами.
Из-за двери слышался непринуждённый смех.
– Здорово, лапа, что ты к нам заглянула! – приветствовал её Антон, не успела Маша войти. – Мы как раз с Фредом говорим о твоих работах.
– Та, сторово! – восхищённо повторил уже знакомый Маше (правда, только внешне)
«Деляга» поднялся с кресла и, галантно взяв Машину руку в свою огромную, сухую и холодную ладонь, чуть прикоснулся к ней такими же безжизненными губами. Маша обратила внимание на его глаза – стальные, сияющие каким-то неземным блеском. Жуть! Впрочем, быстро взяла себя в руки.
– Очень, приятно, – постаралась как можно непринужденнее улыбнуться именинница, – Мария Терпилова.
– Маш, тут Фред предлагает нам с тобой сотрудничество, – прервал взаимные любезности Родина. – Я думаю, мы не станем отказываться. Ты как?
– Нормально, – пожала плечами Маша. – А сотрудничество какого плана вас, Фред, интересует.
– Много плана, – оскалился Ферер. – Покупать. Паблишед в Объединённый Стэйтс. Мошет, если искать продюсер, делать мувиз.
– Что делать? Какие движения? – не поняла Маша.
– Не движения, а кино, – перевёл Родина. – Фред сейчас очень торопится на встречу, но он в Питере ещё дней десять. Мы договорились на следующей недельке созвониться. Соберёмся втроём, обсудим детали. Ты не против?
– Я? Да я только за! – Маша чуть не ошалела от такой удачи.
– О’кей, – кивнул Ферер, – тогда прощаться. Бай!
Он протянул Мамаеву руку, потом поклонился Маше и вышел, осторожно прикрыв за собой дверь.
– Фред – мировой парень, – Антон встал из-за стола. – Я с ним в Париже познакомился. Он ставил изумительный перформанс в галерее д’Орсе. Потрясающе! Ты даже не представляешь, насколько круто – произвести на него впечатление. А тебе, лапа, это удалось с первого взгляда. Я имею ввиду твои рисунки. Хотя ты и сама сегодня… Ого-го!
– Что значит твоё «ого-го», Антон? – в шутку нахмурила брови Маша.
– Моё «ого-го» много значит. Высший балл, лапа. Я и не подозревал, что ты не только умница, но и красавица.
– Перестань льстить, Мамаев, – покраснела Маша, – тебе это не идёт.
– А я и не льщу, – улыбнулся Антон, – озвучиваю факт. Ладно, там гости ждут, пойдём.
– Родина, миленький, – взмолилась Маша, – отпусти меня, а? Не могу видеть эти пьяные рожи. Им наши с Валькой рисунки до лампочки!
– А ты как хотела? – удивился Антон. – Нормальный посетитель пойдёт завтра. Открытие – это всегда своеобразное пип-шоу. Себя показать, других посмотреть, делишки перетереть. Да ещё Зацепина со своими столами. Понимаешь теперь, почему я не хотел никаких фуршетов? Впрочем, было бы то же самое, только на сухую. Но реклама для нас с тобой классная. И это главное. Скажи, лапа?
– Лапа! – сказала Маша – Так я пойду, Тошенька?
– Иди уж, что с тебя взять? – вздохнул Родина. – Да! Насчёт Фреда Трубе ни слова. Ты, надеюсь, врубаешься, что её это ни коим боком не касается?
– Как скажешь, Антон, – кивнула Маша.
– Ладно, лапа, одевайся и проваливай, пожалуйста. Наберу тебя, думаю, во вторник. Или в среду. Не кисни. Ещё раз с днём рожденья, Мария, – поздравил Мамаев и вышел.
– Спасибо за всё! – крикнула вдогонку Маша.