Cоленый периметр (Cборник рассказов о Подводниках)
Шрифт:
– А что это у тебя?
– кводит Валька разговор в сторону.
– Это?
– Серега разжимает грязные пальцы. На ладони лежит непонятная железка.
– Послесарил маленько: чегой-то блокировка барахлит. Вот - ума ей добавил, пойдет, как молодая! Ну ладно, пиши дальше, писатель!
И снова в отсеке тишина. И снова повис в бессилии кончик ручки над белым, как флаг капитуляции, листом бумаги.
Может, об этом вообще лучше не писать? О чем тогда? О службе - нельзя, хотя она вообще-то и очень интересная - подводник же! О товарищах? О товарищах... Вальке все время кажется, что они, эти, в общем-то, отличные парни, видят его насквозь - его неловкость,
Взять того же Серегу Рыжова, по прозвищу Мухомор, соседа по койке. Ну да - Серега понятия не имеет о теореме Ферма, считает, что Гайна, Гвиана и Гвинея - одно и то же, и ржет от слов "черная дыра", столь ныне популярных. Все это так. Но зато он, Серега, спокойненько, словно игрушку, крутит метровый ходовой переключатель, бесстрашно лезет в любую коробку и напряжение определяет чуть ли не пальцем: "Во шибануло - на все двести двадцать!" У него потрясающая реакция, завидный аппетит при любом числе баллов и неистощимый оптимизм на пестрой от веснушек - "Мухомор"!
– круглой физиономии. Вот и сейчас: "Ума ей добавил!" Раз - и "добавил"! Взял молоток, зубило, рашпиль и добавил! Отличный он парень, Серега, но он - свой этому миру. В отличие от Вальки, он вошел в него, как болт в гайку, и именно потому Вальке с ним и такими, как он, трудно, как трудно, наверное, приемышу в хорошей, доброй, но в чем-то чужой для него семье... Валька снова вздыхает. Потом решительно закрывает тетрадку и идет в центральный пост. Через час ему заступать на верхнюю вахту, так что нужно привести себя в порядок. Валька влезает в шахту рубочного люка, и воздушный поток мягко, по плотно садится ему на плечи - идет вентиляция аккумулятороной батареи...
Поднявшись на мостик, Валька протискивается в узком проходе ограждения рубки и, скрипнув трапом, выходит на пирс.
Над бухтой лежит ночь, и в этой кромешной тьме якорные огни лодки кажутся неожиданно уютными, почти что домашними. У борта корабля еле слышно посапывает море, и шаги вахтенного на пирсе слышны отчетливо и гулко. Через час Валькина очередь размеренно и спокойно двигаться вдоль по-ночному тихого корабля. Однако сейчас верхний вахтенный явно чем-то взволнован. Он то останавливается, то торопливо идет, почти бежит, от одного края пирса к другому.
Валька идет к нему.
– Э, ты чего, Симагин?
– Тихо, - шипит вахтенный.
– Слушай!
Ввлька замирает. Шмелем гудит зарядовый щит, изредка плещет между сваями вода, где-то далеок постукивает движок...
– Так ничего же...
– говорит Валька, но Симагин яростно трясет кулаком перед его носом. И тут Валька слышит... Странные звуки доносятся снизу, от самой воды, - тихий протяжный вздох, остороэжное всхрапывание, ритмичные всплески...
– Слышу!
– возбужденно шепчет Валька.
– А что это?!
– Так сам же не пойму, - тоже шепотом отзывается Симагин.
– Минут десять назад появилось. И ходит, и ходит... Дельфин, что ли?
– Слушай, - торопится Валька, - ты тут наблюдай, а я сейчас на лодку. Прожектор на рубке врубим, понял?
– Ага, - облегченно трясет головой Симагин.
– Надо ж посмотреть! Может, диверсант какой, а мы тут лопушим!..
– Диверсант! Ну, ты даешь! Так он тебе и покажется, жди! Ты, в общем, следи давай!
После не особенно-то внятного Валькиного доклада почти весь лодочный наряд во главе с дежурным по кораблю мичманом Гусем лезет наверх. Ставится на место прожектор. Тут же от начала пирса доносится голос Симагина:
–
Вспыхивает прожектор. Тьма вокруг прожекторного луча сгущается еще больше, но в конце его на воде загорается ярко-зеленый овал. Овал движется, и вот в изумрудного цвета пятно, словно солист на сцену, вплывает нечто белое, фыркающее и просто невозможное - именно здесь и именно сейчас...
– Ничего себе диверсант!
– изумленно говорит кто-то.
"Диверсант" - конь. Его торчащая из воды голова кажется в свете прожектора отливкой из серебра с чернью, и только раздувающиеся ноздри, нервно прядающие уши и лихорадочный блеск глаз выдают, что конь жив, к тому же измучен и испуган. Ослепленный прожектором, он подплывает к борту корабля. Слышатся подводные удары копыт о корпус, и конь движется вправо, снова и снова наталкиваясь на сталь борта...
– Так!
– решительно говорит мичман.
– Вырубить прожектор! Нижней вахте - вниз, Асваров - за старшего. Я - на доклад.
Спустившись с рубки на пирс, он торопливо идет к будочке телефона.
Вахта, однако, вниз не торопится...
– Это что - морская кавалерия? Морская пехота есть, так теперь и...
– Как его угораздило-то?
– Как-как!.. Колхозный это конь. Сам видел - пасутся они ночью в том вон лесочке...
– Ну-у?
– Испугался, видно, чего-то и рванул! В темноте со стенки и свалился! Да-а... Что с ним теперь-то будет? Стенка вокруг всей бухты идет. Не выбраться ему.
– Это точно, что не выбраться... Кран бы!
– Кран? А как ты его в воде застропишь? Петлю на шею - так оно же и выйдет, погибнет коняга...
– Не, парни: шлюпку надо. Или катер!
– А зачем?
– Ну как же: привязать его головой к транцу, чтоб дышал, и буксировать потихоньку из бухты, вокруг волнолома. Справа-то пляж начинается! Там он на берег и выйдет.
– Во, точно! Эх, жалко конягу, а?
Валька не принимал участия в разговоре. Какая-то смутная тоска легла ему на сердце. Да, прямо перед ним обреченно мечется прекрасное и доброе существо... Оно совершенно беспомощно, оно даже не понимает, что произошло, и отэтой его беззащитности перед обстоятельствами Вальке делается еще больнее - не поможешь, не посоветуешь...
– Полундра, мичман идет!
Вахта торопливо ускользает вниз. Валька остается на месте: ему можно, его вахта - верхняя.
Мичман, сопя, лезет на мостик:
– Где он?
– К корме ушел. Вон плещет... Ну, что там, товарищ мичман?
– А!
– Мичман остервенело стучит кулаком по планширю ограждения. Весла у них, видишь ли, сушатся. Чтоб у них у самих!..
– Он длинно и затейливо аттестует положение дел.
– Вот, дескать, утрмо "добро" дадут, тогда уж!.. Так ведь не доживет он до утра!
Валька догадывается, что мичману пришла в голову та же идея отбуксировать коня к пляжу. Правда, плавсредства на их дивизионе не было, но они есть на той стороне бухты, у катеров. И вот... Эх, люди! Вальке представилось, как на том конце провода кто-то недоуменно пожал плечами: "Лошадь плавает? Ну и что? Мы-то тут при чем?" А потом еще небось подмигнул соседу: "Подводникам уже лошади мерещиться стали! Во дают!"
– А к оперативному и не пробиться, - помолчав, говорит мичман.
– Видно, в море что-то... Ну, что ты тут поделаешь, а?
– Он с отчаянием машет рукой: - Нет, не могу я на него смотреть! Душу надрывает! Не могу!
– И, бормоча что-то, мичман лезет в люк. Приостанавливается: - Сизов, тоже вниз, понял? Ах ты, горе-то какое, а?