Цой жив еще
Шрифт:
Мы думаем запахами, вы - мыслями. Мысли - химический процесс. Запхи воздействуют, и ты понимаешь меня на уровне ассоциации, интуиции и интерпретации.
– Ты меня слышишь?
Да.
– И чувствуешь?
Да.
– Как?
Ты ощущаешь жука, ползущего по телу.
– Да, - искатель содрогнулся от крупной дрожи, что прокатилась с головы до пят.
Ты - жук.
– Тогда почему не заговорила, когда я вошел?
Не могла найти ключ - язык, на ктором ты мыслишь. Ты молчал. Слала китайский, испанский, английский, русский и множество других. Забытых. Вакхра - так Мать
– Языки, - проговорил искатель.
– Откуда ты их знаешь?
Научилась у них. Говорили на разных. Но. Объединили в один, безупречный.
– Почему назвалась Матерью?
Так тебе проще принять мою Сущность.
– Ты родила всех этих тварей? И ее?
– кивнул на девочку, чья кожа с каждым новым кругом все обильнее покрывалась каплями пота.
Нет. Не мои.
– Значит, ты не Мать.
Родить много ума не надо. Вырастить - вот что важно. Я. Мать.
Цой перевел взгляд на Малую, которая прекратила бегать и теперь сосредоточилась на ритуале с отжимом воды в панцирь.
– Ты сказала, я был здесь. Когда?
– вскружилась голова, он будто потерялся в месте, которого не знал, не мог представить и понять. Время - форма, чуждая Матери.
Вы придумали Время. Ограничили себя им. Постоянно спотыкаетесь.
– Ладно, - ответил Цой и задал вопрос иначе.
– Сколько поколений детей ты вырастила?
– руки охватил мышечный спазм; пальцы на левой ладони с болью распрямились и растопырились, а на правой - загнулся большой палец. Девять. Девять поколений прошло.
– И ни разу не бывали снаружи?
– перед глазами вспыхнула яркая вспышка, а через секунду взор затянуло беспросветным мраком. Было несложно догадаться, что бледнолицые ослепнут, если увидят палящее Солнце.
– Я был здесь до них?
Ответ пришел не сразу. Вспоминала.
Вы были между первым и вторым. Рождены не здесь.
Цой не устоял на ногах и осел, пытаясь примириться со знанием того, что ему, возможно, семь сотен лет. Спросил об этом Мать, но ей нечего было ответить. Она, не понимающая времени, могла многое напутать. Чужака трясло, бросало то в жар, то в холод от одной мысли о том, сколько всего он позабыл, если в памяти отложились только последние шесть лет.
– Ты сделала меня таким?
Нет.
– Но знаешь, каким я был?
Знала.
– Может быть, ты знаешь, откуда у меня эти шрамы?
Нет. Не вижу тебя, но чувствую.
Ролл на груди пропиликал, но искатель, желая разобраться в себе, машинально провел по нему пальцем, заставив умолкнуть. Вмешалась Малая - ее так просто не выключить, если только хорошенько не приложиться рукой по голове, но Цой не мог позволить себе поднять руку на ребенка, тем более - девочку, чье миловидное лицо необъяснимо взывало к добру.
Девочка тянула его, указывая на бреши в стенах; свечение усилилось вновь.
– Хоть имя скажи, - просил чужак, с горечью понимая, что прожив столько лет, не знает своего.
Она принюхалась и улыбнулась, решив, что имя - достойная плата за то, чтобы человек поднялся и последовал за ней. Назвалась так быстро, что Цой с трудом успевал разобрать
– Аненоананауи-кеп-пат-та-Сибат.
Искатель скривился лицом.
– Гм. Ладно, Малая, пошли, - поднявшись, ответил он.
Прошли совсем мало, когда девочка с непроизносимым именем учуяла опасность и отскочила от земли, как от натянутой сети. Искатель тоже услышал опасные запахи, но, не успев свыкнуться с предостережениями Матери, не смог увернуться - длиннющий эластичный язык, стрелой вылетевший из густого мрака, опутал ногу. Обуздали инстинкты, Цой сильно дернул ногой; из темноты, против воли, на них летел ком, похожий на клубок тысячи слипшихся червей; на подлете искатель пнул и отфутболил его обратно. Малая в мгновение ока крутанула стороны жезла в разные стороны и разъединила его на две равные части, довернула кольца, и из стержней выросли два обоюдоострых лезвия, и засвистели в воздухе, рассекая все новые и новые языки, выстреливающие из сумрака. Искатель позавидовал той ловкости, с которой девочка проскальзывала и уклонялась от них, попутно разрубая на части.
Не разобравшись с устройством собственного жезла, Цой выхватил обрубок Оли и помчался на помощь. Обхватил рукоять двумя руками и вонзил в ком, почти доставший Малую. Вытащить не удалось. Девочка подкинула в руки Цоя клинки и скользнула за спину, ловким движением вытянула жезл и, преобразовав в копье, в прыжке вонзила его в следующий сгусток червей; умирая, они распадались на сотни и сотни крохотных, и извивались змеями в предсмертной агонии. Довернула кольцо, и часть копья накалилась докрасна. Одно неуловимое движение и Малая повернулась спиной; защитила человека, отразив панцирем длинный язык. Вцепившись в броню, он норовил утащить девочку, и та вскрикнула, пытаясь освободиться. Поняв, что по его вине Малая вот-вот пострадает, искатель обезумел от ярости и рубанул по языку с такой силой, что вибрация клинков, схлестнувшихся с полом, ударила в плечи.
Обрубленные языки струились бьющими вверх фонтанами крови, и брыкались, как угорь выкручивается из верши. Сгустки катились к мужчине и девочке, волоча следом отсеченные, сочившиеся алой жидкостью канаты языков. Малая умерщвляла сгустки раскаленным копьем, искатель - клинками бритвенной остроты. Когда все закончилось, стоять на ногах было почти невозможно: скользили на залитой кровью поверхности. Девочка, оглядывая поприще битвы, явно довольная собой и победой, вернула копью форму жезла и отдала искателю, забрав и проделав то же самое со своими клинками. Цой поднял Олю; черви свисали с лезвия подобно сгнившим лианам.
Не привыкший жаловаться искатель нес на себе еще десяток килограмм отсеченных языков; какие-то все еще коротко двигались и содрогались, но он шел за Малой, не обращая на неудобства никакого внимания.
Спустя какое-то время, девочка выставила позади руку и присела, откинувшись спиной на скалистую поверхность. Цой с трудом уселся напротив; движения сковывали обмотанные вокруг тела языки и рулоны змеиной кожи.
Широкие ноздри девчушки мерно втягивали в себя Мать. Высвободила руку из-под плаща, по которой из глубокого пореза бежали струйки крови. Свободной рукой достала мешочек и выдавила в рану неизвестную мазь. На глазах выступили слезы.