Crazy

Корниенко Татьяна

Потом, конечно, отпустил, отступил на пару шагов.

— На манеже всё те же! Привет!

— Привет! — ответила на полном автомате.

— Ты куда вчера так рванула? Бони, что ли, испугалась?

— Надо было, вот и рванула.

— А-а-а.

Вполне многозначительно. Пришлось соврать:

— Домой торопилась.

— А сейчас куда торопишься? Или откуда?

— Тоже надо. — Не объяснять же ему про кошачье… это самое… — А почему ты меня выследил?

— Тебя? — он был удивлён. — Я в этом классе, вообще-то, собираюсь учиться.

— В моём? классе? — Господи, что за тупизна! Вчера

Самарина тормознутым обзывала. Да я сама тормоз-гигант! Стыдно даже!

— Девятый «А» — твой?

— Мой.

— Значит, в твоём. Мы неделю назад сюда переехали. Меня, кстати, Иваном зовут. А тебя, падающая звезда?

— Алевтина. Аля.

Представление высочайших особ состоялось. Мы вошли в класс.

— Слушай, Аля, чем это у вас так воняет?

Я пожала плечами — не рассказывать же про пакетик — и вдруг сообразила, насколько грязные у меня руки. Двумя пальцами вытащила из наружного кармана школьной сумки пузырёк с перекисью и бросилась в туалет, по дороге лихорадочно соображая, что теперь делать с сумкой и учебниками.

Когда я вернулась, кстати, жутко мокрая, потому что кран фыркнул и всё — вода, мыло, мерзость с рук — полетело мне на юбку, Иван сидел за моим столом. Собственно, удивляться тут было нечему. Класс у нас небольшой, все остальные столы заняты. Без соседа только я. Уже третий год. После инцидента. До него рядом сидела Юлька. Пока не заболела ветрянкой и не пришла в класс зелёная в крапинку. Я, конечно, от неё шарахнулась и маме нажаловалась. Мама понеслась к директору: безобразие, почему зелёные дети на уроках! В таком духе. Даже в отдел образования собралась жалобу накатать. В общем, от этого её отговорили, меня посадили одну.

А с Юлькой мы почему-то не рассорились. Даже наоборот. Правда, мама говорит, что она со мной дружит, потому что я списывать даю. Но тут она не права. Вот если бы это был кто другой, тогда да. Но Юлька… Она соображает, только ленится.

— Не возражаешь? — шепнул Иван.

Я мотнула головой. Наверное, представление новенького уже состоялось. Жалко. Мне очень хотелось про него послушать.

— Ты всегда куда-то убегаешь?

— Ага! Я спортсменка! — а что ещё можно сказать?

— Аля! Иван! Не отвлекайтесь. Пишем контрольную работу. Ты, Иван, тоже пробуй. Тема должна быть тебе знакома.

Это наша историчка, Марта Игоревна. Старенькая уже. Второй нормальный учитель в школе. Другая бы обязательно зацепила, как-нибудь прокомментировала наши разговоры. А Марта Игоревна в душу никогда не лезет, но при этом всё, что надо, знает. Уважаю.

Иван. Красивое имя. Какое-то древнее, глубокое, колокольное. И-в-а-н. Ваня. Нет, Ваня — плохо. Иванушка. Иванушка царевич. Иванушка… дурачок. Он не дурачок. Красивый. От него тепло идёт. Прямо плечо жжёт! Интересно, если Самарина рядом посадить, от него будет тепло? И пахнет от Ивана чем-то таким… Вот, например, водяные лилии, они, наверное, так же пахнут. Или один подснежник. Не букет, а именно один…

— Аля! Ты меня слышишь?

— Слышу, Марта Игоревна.

— А, по-моему, не слышишь. Ты параграфы повторяла?

— Повторяла, — это я соврала, конечно.

— Почему тогда тетрадь чистая?

— Думаю.

— Ой, Аля, не о том ты думаешь!

Эх, Марта Игоревна, не удержалась-таки! Правильно, думаю не

о том. Нужно собраться. Ещё не хватает пару схлопотать. Впрочем, бог с ней, с парой. Марта Игоревна что-то заметила, значит и класс заметит. Вот веселья будет!

На перемене Ивана оккупировали девочки — и наши, и параллельные. Понятно: новенький! Говорит непривычно, одет непривычно. Интересно, у него у самого такой вкус, или это из прошлой жизни? В смысле, школы. Я раньше не задумывалась, а сейчас вдруг поняла, что мне очень нравится, когда парень одевается в классическом стиле. Кстати, фамилия у Ивана Романов. По-царски.

Я наблюдала за растущей толпой поклонниц со стороны, упиваясь незнакомым ощущением собственности. Сейчас они глазки ему построят и разойдутся. А он войдёт в класс, сядет рядом со мной. Рядом со мной будет пахнуть подснежником. И тепло от него польется на моё, моё(!) плечо!

В общем, к концу уроков я дала себе клятву, что ни за что не отпущу от себя Ивана. Даже если у него будет грипп, чесотка и ветрянка в одном флаконе. Пусть мама бегает к директору, к министру образования. Пусть я заражусь и умру тут же, на месте, в страшных муках, но Романов будет сидеть рядом со мной! Клянусь!

* * *

С последним звонком Юлька испарилась: у неё хип-хоп, и тренировка почти совпадает с окончанием уроков.

Я дала себе обещание больше не думать об Иване и начала потихоньку засовывать в сумку учебники. Иван тоже не торопился. Когда я полностью собралась, спросил:

— Аля, ты ведь по всем предметам нормально учишься?

— Неплохо вроде.

— Понимаешь, ваша школа мою бывшую хорошо обогнала. Поможешь?

Вот это неожиданность! Чтобы я оказалась кому-то нужна? Я растерялась. Надо было отвечать, а слова застряли где-то на подступах. Крепко застряли.

— Нет, я не навязываюсь. Если не хочешь или не можешь, так и скажи. Я у кого-нибудь другого проконсультируюсь (так и сказал — проконсультируюсь). Только мы же вроде с тобой за одной партой сидим…

Как я испугалась этого — «у другого»! У меня даже вместо нормального ответа какой-то захлёб получился:

— Не надо у другого! Зачем у другого? Я тебе по всем предметам расскажу. Когда рассказывать? Хочешь, прямо сейчас? Хочешь?

— Нет, прямо сейчас не хочу!

Он улыбнулся. Как тогда, в парке. Мне стало стыдно, и я еле слышно пробормотала:

— Ну, тогда я пойду. Ты когда соберёшься позаниматься, предупреди.

— Подожди! Можно тебя попросить ещё об одной услуге?

— Какой?

— Ты же рядом с парком живёшь. Я тоже. Давай там сегодня вечером встретимся. Поболтаем. О классе, школе, вообще…

Ни-че-го се-бе! Это же самое настоящее свидание! Думаю, мои щёки и уши запылали чуть позже вырвавшегося вперёд «Давай!».

Иван ушёл. И у меня, наконец, включились мозги. Что я, я (!), могу рассказать о классе? Они встречаются, куда-то ходят, где-то тусуются. Как-то наши мальчишки параллельным морды били. Потом всех к директору вызывали, с родителями. Слышала, что это — дело чести. А о подробностях даже не спросила. Потому что, если каждый день — Мойдодыр, Мойдодыр — какой дурак сам нарываться станет? И кто во всём этом виноват? Признаваться самой себе не хотелось, врать тоже. Мойдодыриха психованная.