Crescendo
Шрифт:
– Отлично. Может, вечером покатаемся в Централ Парк на коньках? – бойко предлагает Кейт, обматывая шею шарфом.
– Ты же знаешь, как я это не люблю…
Прислонившись к стене плечом, протягиваю ей её сумку и складываю руки на груди.
– Скоро Рождество, Джейн, надо взбодриться. Разомнём кости, моя старушка, – Кейт задорно подмигивает мне, поворачивая одной ладонью замок.
– Сегодня ты не убедительна, мисс строгий уголовный адвокат.
– Тогда закажем твою китайскую отраву и посмотрим «Отпуск по обмену»?
Она корчит мне рожицу, уже выйдя за порог, и я
– А вот это уже заманчиво.
***
Встреча прошла не так муторно, как я предполагала. Капризный клиент, которому меня рекомендовал кто-то из старых контактов, оказался покладистым и почти не спорил, выслушивая советы по предъявленному иску. Капучино был вкуснее обычного, а мельтешащие рождественские цвета и мерно играющая музыка традиционного «Джингл беллс» в кафе – не такие раздражающие.
Неплохо, с учётом того, что сулит вечер дальше, когда я добреду до высотки Кейт. Машину, скрепя сердце, пришлось продать ещё год назад, так что пешие прогулки и метро – теперь единственные два варианта моего передвижения по осточертевшему городу.
Городу запахов. Образов. Мерцающих серебристым воспоминаний. Когда же они выцветут навсегда?..
Пока нет ответа на этот вопрос, район Централ Парка с сияющим и украшенным входом в «Плазу» я обхожу стороной за милю. Как и квартал с офисом «Сомбры». Всё та же нерушимая и непоколебимая корпорация, высокомерно взирающая на Нью-Йорк огнями окон небоскрёба. Будто насмехаясь над празднеством, намеренно неподготовленная в декоре к Рождеству. Знаю, потому что всё-таки недавно была там, с мазохистским желанием надеясь увидеть его…
Хотя бы край пальто. Часть кузова неизменного чёрного мерседеса. Коротко брошенный холодный взгляд, по которому было бы понятно, что он не хочет меня узнавать.
Я знаю, что обошлась с Альваро несправедливо и, возможно, жестоко. Знаю. Как и то, что вся моя сущность, каждая клетка тела противилась тогда столь тяжело принятому решению. И противится до сих пор… Сколько раз я запускала пальцы между ног в душе, представляя вместо них его? Сколько раз изнывала от одного лишь представления в голове нашего диалога? Это настолько въелось в сосуды, что не желает исчезать, и мне остаётся лишь мириться с этим состоянием длиною в долгие двадцать девять месяцев…
Останавливаюсь на мгновение, чтобы поплотнее укутаться в не такое уж и тёплое пальто, и обращаю внимание на тянущуюся всё это время, пока шла, линию чёрного кованного забора рядом. Невысокого, давно забытого, но знакомого забора.
«Вот уж действительно иронично…» – думаю, подняв взгляд на высокий шпиль Тринити-Черч 1 , протыкающий сизую вату затянутых небес, с которых хлопьями летит прямо в лицо снег. Закусив губу, горько хмыкаю, и почти не контролирую дальнейшее – ноги сами ведут к широким дверям церкви, могучим камнем застывшей в центре города грехов.
1
Церковь в центре
Что я собираюсь искать здесь в этот раз?..
Осторожно взявшись за длинную вертикальную металлическую ручку, приоткрываю дверь и делаю неспешный шаг. Почти сразу застывая на пороге. Несколько лавок невпопад заняты такими же забредшими сюда одиночками, внемлющими хору, который стройным рядом стоит вдали у алтаря. Мой слух тоже моментально обволакивает чистейшее звучание детских голосов, распевающих рождественские псалмы. И я… завороженно следуя за эхом, отражающимся от величественных стен, еле передвигая отнимающиеся ноги, дохожу до ближайшей к себе скамьи. До самой последней. Сажусь, не привлекая ничьё внимание, и чувствую, как не могу наполниться этим удивительным протянутым звуком и преисполняюсь одновременно.
Мама, которую много лет назад забрал чёртов рак. Мне так тебя не хватает.
Пение, с плохо различимым для такого дилетанта в религии, как я, текстом будто выталкивает из меня грязь. Токсичные отходы. Мусор и осколки. Каждого режущего душу куска прошлого.
Алан. Мой маленький мальчик…
В этот момент особенно высокая нота, звенящая хрусталем, стягивает нутро в петлю. Прикрываю веки, всхлипнув.
Папа. Как много ты сделал для меня, и как мало я успела тебе сказать.
Комья опрокинувших меня трагедий. Смертей.
Альваро Рамирес… Одно лишь перекатывание букв твоего имени на кончике языка до сих пор вызывает трепет.
Зла и тьмы.
Я не понимаю, в какой момент по щекам беззвучно начинают струиться слёзы, лишь дышу через приоткрытый рот. Дышу, остекленевшим взглядом сквозь рассматривая выстроившихся под яркими витражами со сценами из Библии детей. И когда перелив их светлых голосов стихает, чётко понимаю лишь одно, заставляя разум выплыть из тумана полного опустошения, – я наконец-то простила.
Простила саму себя.
***
Когда возмущённый возглас Кейт, на чьи сообщения и звонки я не отвечала ещё два часа после выхода из Тринити-Черч, достигает меня, едва прикрывшую дверь квартиры, мой вид уже вполне подходит для того, чтобы не вызывать лишних вопросов.
– Вот ты опять за своё? – сверкнув глазами, спрашивает подруга, взмахнув палочками для суши. – Я тут, значит, уже всё заказала, вовсю смакую вино, а ты вновь не удосуживаешься…
– Прости, прости, – миролюбиво и тихо начинаю я, снимая взмокшие от снегопада перчатки. – Случайно задержалась.
– Случайно, значит?
Она выглядит так мило с растрёпанным пучком светлых волос, в топе, оголяющем плоский живот, и с заалевшим от волнения за меня лицом. Кейт тоже не забыла, как обрывала телефоны в поисках меня тогда, почти штурмом взяв офис «Сомбры»… И сейчас я чувствую себя виноватой, вновь заставив её тревожиться, но мне действительно было нужно время.
– Всё хорошо, прости меня ещё раз, – избавившись и от верхней одежды, я подхожу и крепко обнимаю её. – Фильм ещё в силе?