Crime story № 10 (сборник)
Шрифт:
Внизу ласково бились о берег волны. Природа помогала ей как могла – светом, солнцем, ветром, бескрайней гладью воды и даже тучками на горизонте, которые, непонятно было, закроют солнце или растворятся в небе, превратившись в безобидную дымку.
– Я в тот вечер немного выпила, – начала она рассказ, глядя на линию горизонта. – Не в баре, не в ресторане – так, купила в супермаркете бутылочку розового мартини и потягивала себе за рулем. Это был один из тех редких дней отдыха, когда я не стала надевать парик и гримироваться. Отчего-то никто не узнавал меня, и мне стало даже обидно. Гаишники не останавливали, чтобы взять автограф, прохожие не оборачивались
Скука была смертная.
Жара и скука.
Наверное, поэтому я остановилась, увидев на шоссе одинокую голосующую девушку.
– Я вас узнала, – улыбнулась она, садясь в машину. – Вы…
– Я такая же отдыхающая, как вы, – перебила я девушку. – Кстати, вам не кажется, что мы очень похожи?
Девчонка оказалась блондинкой, с выжженными перекисью волосами. Мне неприятно сравнивать себя с ней, но мы действительно были очень похожи – черты лица, рост, телосложение, даже голос. Единственное отличие – возраст. Она казалась намного моложе меня.
Жара и скука сделали свое дело. Я разговорилась с попутчицей, которой, кстати, не понадобились ни мой автограф, ни определенное направление, куда бы следовало ее отвезти.
– Хотите, покажу вам бухту Дьявола, там очень красиво, – предложила девица.
Мне было все равно, куда ехать и что смотреть, поэтому я согласилась.
Она показала дорогу к высокой скале. Мы бросили машину внизу и полезли вверх по тропинке, по очереди отхлебывая из бутылки мартини.
Мне стало весело, скуку как рукой сняло, и жара уже не так докучала.
Девушка показывала дорогу и все время рассказывала какие-то глупые анекдоты. Я шла за ней – как последняя дура, забыв, кто я, не зная, кто она.
На скале и правда оказалось очень красиво. Вот как сейчас. Внизу море, впереди горизонт, а под ногами – горячие камни. Мы разделись и остались в купальниках. Мартини к тому времени уже закончился. Анекдоты у девчонки тоже. Она вдруг стала угрюмой и неразговорчивой.
Я начала травить какие-то байки про смешные случаи на съемках, во время рассказа повернулась к девчонке спиной и… получила сильный удар по голове. Удар был страшный оттого, что он оказался неожиданным. Я устояла на ногах, у меня крепкая голова – сколько раз я, отказываясь от дублерш, ударялась этой головой на съемках во время исполнения трюков, сколько раз меня били по темени, если того требовал сюжет…
Я обернулась. Девчонка стояла с перекошенным от злости лицом и с камнем в руке.
Я закричала и отпрыгнула от нее. А что еще было делать в такой ситуации? Расшаркиваться и узнавать причину агрессии?
Я тоже схватила камень. Небольшой, но очень острый.
Девчонка набросилась на меня. Она с остервенением била меня и бормотала что-то о том, что я непременно должна умереть. Я защищалась! Как? Да как тигрица! Умереть под градом ударов какой-то завистливой дряни я не хотела! Девчонка оказалась гораздо слабее меня, хоть мы были одного роста. Но я отстаивала свою жизнь! Свою славу! Свою карьеру! Поэтому силы мои утроились, нет, удесятерились… Кажется, это называется исступление. Или состояние аффекта? Не знаю, не скажу чтобы я себя не помнила, но очнулась я только тогда, когда острым камнем искромсала ей лицо до неузнаваемости.
У меня было ощущение, что режиссер вот-вот крикнет «Снято!» и можно будет идти смывать грим – после того, как я блестяще отыграла какой-то
Я осмотрела труп. На пальце у девчонки блестело золотое колечко. Я сняла его, и правильно сделала, потому что внутри оказалось выгравировано ее имя – Римма Ромм.
В том, что делать с телом, я ни минуты не сомневалась. Я подтащила его к обрыву и… Она летела, как кукла, ударяясь о каждый выступ, о каждый камень. При таком раскладе я имела все шансы выйти сухой из воды. Вряд ли тело в таком виде опознают, а если его не опознают, кто свяжет убийство с моим именем?
Я взяла пустую бутылку из-под мартини с отпечатками наших пальцев и бросила со скалы в море. Туда же полетели камни, которыми мы наносили друг другу удары. Оставались ее шмотки – джинсы и кофточка. Я сожгла их на обочине, отъехав от бухты Дьявола километров на двадцать… Развела костер и сожгла. Все было сделано чисто, вот только кольцо я где-то потеряла. Где-то потеряла… Искать его в наступающих сумерках не имело смысла. Ну, что ты молчишь? Это я, я убила Римму Ромм! Я убила ее, а не она меня, слышишь?! Я – Марина Кравец! Та, которую ты тайно и безнадежно любишь! Неужели твое сердце не подсказывает тебе? У меня синий цвет глаз, а родинка на щиколотке – самая настоящая!
– Ты врешь, – Гамлет встал и сделал к ней шаг. – Ты правдоподобно, искусно врешь! Марина не могла стать убийцей! Даже защищая свою жизнь! Она не способна хладнокровно и размеренно разбивать жертве лицо острым камнем! Не способна! Она не могла сбросить со скалы тело, а потом с преступным спокойствием уничтожать улики! Она умерла бы сама, но не стала бы этого делать! – Гамлет сделал еще один шаг и выхватил пистолет. – Ты врешь! Врешь! – Он поднял руку и прицелился ей в лоб. – Врешь! Ты не Марина! У тебя в глазах синие линзы, а на щиколотке татуировка! У тебя аллергия на кокос! Римма Ромм еще в школе умела сочинять душещипательные истории, в которых правду трудно было отличить от вымысла! Трудно, слышишь? Я же говорил, что у тебя много талантов! Ты – Римма! Это говорят мои мозги, мое сердце, моя интуиция и мой здравый смысл! – Его палец дрогнул на курке, всего лишь дрогнул, выстрела не последовало, но нервы у Марины не выдержали.
Она сделала шаг назад, позабыв, что позади пропасть.
…Небо кувыркалось то вверх, то вниз, солнце яркими бликами сверкало в глазах, синее море плескалось то сверху, то снизу. Было не больно и вовсе не страшно от того, что впереди смерть. Было смешно, что она всего-навсего оступилась…
– Я уже не знаю, кто я! – из последних сил закричала она. – Не знаю! Ты почти убедил меня, что я Римма-а-а-а-а-а…
Жизнь заканчивалась тогда, когда лето находилось в разгаре, а солнце в зените. Это было обидно.
Последнее, что почувствовала то ли Римма, то ли Марина, – это жар в своих ранах.
Лето, Крым, год спустя…
Больше всего тетя Галя любила сплетни и семечки.
Сильней, чем она, сплетни и семечки любила только соседка Нюрка, но она могла выходить на лавочку только по четвергам, потому что в четверг у Нюрки забирали внуков.
Сегодня как раз настал четверг, и Нюрка во всеоружии – с карманами, забитыми семечками, – вышла на лавочку.