Curriculum vitae
Шрифт:
– Ну а что делать, если я не поддерживаю? – не меняя выражения лица и тона, продолжил Григорий.
– Что не поддерживаешь? – не поняли аспиранты.
– Я – русский и я не поддерживаю требования латышского народа…
Лица историков всего за мгновение сменили несколько выражений – недоумение, офигение, осознание и под конец приняли ожесточенный вид крестоносцев, узревших сарацина близ священного Грааля.
– Ну вот что, военный, – угрожающе двинулся на Григория старший из них, – а не отправиться ли тебе туда, откуда на свет появился?
– Нет, – живо отозвался Распутин, – куда мне надо идти, я привык определять сам,
– Ах ты!..
Договорить и дойти до Григория старший не успел. Короткий тычок в грудь выбил из его лёгких воздух и отправил в противоположном направлении, благодаря чему историк совершил поступательное затухающее движение в сторону своего товарища и в обнимку с ним благополучно повалился на землю.
Следующую минуту Распутин напоминал медведя на псарне, стряхивая с себя наиболее настырных, отмахиваясь от самых наглых, щедро раздавая тумаки и затрещины митингующим, попавшим в радиус действия его длинных рук, пока не был погребен под целой горой тел, навалившихся разом. “Раздавят, ироды!” – вспорхнула мысль испуганной птицей. И тут же ее перебил повелительный рык: “Всем разойтись, работает ОМОН!” [4] Визг, писк, охи-ахи длились всего несколько секунд. Помятую тушку Григория извлекли из под барахтающихся тел и поставили перед командиром. Непривычный для милиции камуфляж, черный берет, засунутый под погон, тельняшка и усы – вот всё, что успел рассмотреть Григорий, пока события вновь не понеслись вскачь.
4
Раз “Балтийский путь” у нас не в 1989, а годом ранее, то и рижский ОМОН пусть будет 1987 года рождения, а не 1988.
– Этот?
– Он самый.
Грузим и валим отсюда!
Ничего не понимающего Распутина запихали в милицейский “бобик” и машина сорвалась с места.
– А мы-то думали, кто там нашу работу делает – нациков буцкает, – уже добродушно пророкотал с переднего сиденья командир “чёрных беретов”, - а тут, оказывается воин-интернационалист решил вмешаться… Куда путь держишь, сержант?
– Обратно, в Академию, в Ленинград. Наотдыхался, – усмехнулся Григорий.
– Да, точку ты в своём отпуске поставил внушительную. Нам придется трое суток чистописанием заниматься. Но на рижский вокзал возвращаться тебе точно не стоит. Давай мы тебя до следующей жд станции довезем, там сядешь и спокойно до Питера доедешь. Деньги-то есть?…
– А что это было? – утвердительно кивнув, спросил Григорий, имея ввиду широкие народные гуляния.
– А это, сержант, ветер свободы… Точнее – сквозняк… Титульная публика делает собачью стойку на Запад.
– Вовремя предать – значит предвидеть… – пробормотал под нос Григорий.
– Что? – удивленно повернулся командир.
– Да вот, понравилась девчонка местная, а у нее дед – эсэсовец, какой-то там фюрер…
– Нашёл чем удивить! Да тут этих фюреров – через одного. Хоть с партбилетами, хоть с учеными степенями… А всё из-за Сталина…
– Что, тиран был? – язвительно спросил Григорий, вспомнив лозунги и плакаты, намозолившие глаза за прошедшие дни.
– Наоборот – недопустимо мягкий, доверчивый человек! Хотел искоренить у либералов и демократов привычку брехать, хотя проще было искоренить самих либералов. Скольких успел обидеть, но всех обиженных
– Младореформаторы обещают, что теперь, если их пустить во власть, будет только лучше и никто обиженным не уйдет.
– Если их пустить во власть… – задумался командир, – то через некоторое время Сталина полюбят даже те, кто его сейчас ненавидит. Это – тоже вариант, но уж больно кровавый…
Глава 6. Необъявленная война
2020. Гюмри.
– Тащ полковник, через десять минут приземляемся в Шираке! – вырвал Распутина из воспоминаний настойчивый голос техника АН-26М.
– А почему не в Эребуни? – встрепенулся Григорий.
Техник пожал плечами, мол, “не могу знать”, и быстрым шагом поспешил обратно на свое рабочее место.
– Твою ж маму… – прошипел под нос Распутин, откидывая голову на дрожащую обшивку, – и как теперь прикажете туда добираться?
На взлетном поле, среди медицинского транспорта Гюмрийского гарнизонного госпиталя, встречающего санитарный борт, инородным телом выделялся снежно-белый “Mercedes S W222” с армянскими номерами. Как только Распутин спустился на летное поле, из машины резво выскочил и подбежал к полковнику молоденький лейтенант.
– Товарищ полковник! Товарищ генерал приказал встретить и сопроводить до Звартноца! Билет забронирован, рейс через три с половиной часа, успеваем!
– Хм… Хорошо вы тут живете, – Распутин придирчиво осмотрел сверкающее транспортное средство, – “дорохо-бохато”!
– Это не наше, – смутился лейтенант, – утром взял напрокат. Генерал Ежов сказал, чтобы всё было по высшему разряду.
– Что? Неужто и билет забронирован в бизнес-класс?
– А как же!
– Ну тогда – по коням, не будем задерживаться!..
– Не сомневайтесь, товарищ полковник, довезу в лучшем виде! С ветерком!
“А парнишка-то – лихач, – подумал про себя полковник, вжимаясь в мягкое кожаное кресло на очередном повороте, – вон как красуется, кайф ловит от комфортной езды на хорошей машине. Что ж, с ветерком, так с ветерком. Как тогда, в пост-советском Ленинграде… Хотя нет, уже в Санкт-Петербурге…”
Сентябрь 1993.
Разбрасывая по сторонам ошмётки раннего мокрого снега, перемешанного с водой, отчаянно гремя поношенными железками, содрогаясь на ухабах и опасно кренясь на поворотах, по северному осеннему городу, погрузившемуся в вечерний мрак, летел РАФик “Скорой помощи”.
Грязные, давно не помнящие ремонта фасады домов на улицах разбитых фонарей сюрреалистично подсвечивались новомодной рекламой. На фоне “Лебединого озера” красовался придурок с бутылкой водки и репликой «я – белый орел». Выпячивал свой хрустальный бок “Абсолют”. Рекламу алкоголя сменяла порошковая радуга с радостной школотой: Инвайт, Юппи, Зуко. Кока-кола сражалась с Пепси. Исторические этюды банка Империал «До первой звезды…» сменяла навязчивая попугайная реклама приставки: «Денди, Денди, мы все любим Денди, в Денди играют все»…