Цусима — знамение конца русской истории. Скрываемые причины общеизвестных событий. Военно-историческое расследование. Том I
Шрифт:
Ознакомившись с приведенными фрагментами, читатель может легче оценить степень трогательной более чем столетней заботы мирового сообщества о России.
А также понять, что наша катастрофа 1917 года, равно как гибель германской и австро-венгерской монархий, стала результатом отнюдь не случайного стечения тяжелых обстоятельств, & «серьезной и планомерной деятельности не одного десятилетия разных сил и в России, и на Западе — английских и прусских масонов, врагов и католической церкви, и православия, К. Маркса, Ф. Энгельса и РСДРП, но и лорда Норфолка и кардинала Рамполла, как революционеров, так и либералов»{106}.
Операция «Русская
Дипломатия не дремала?
Следует отметить, что в той же главе Н.А. Нарочницкая приводит факты, позволяющие и вполне положительно взглянуть на деятельность наших дипломатов. Именно: не раз упомянутая Рената Римек «придает большое значение секретному донесению русского посла в Париже Моренгейма, ставшему достоянием фон Гольштейна, “серого кардинала” внешнеполитического ведомства в Берлине, о достаточно сенсационном для того времени повороте в европейской расстановке сил: уже в 1887 году Моренгейм сообщает, что в возможной европейской войне Британия поддержит Францию, противоречия с которой, казалось, были вечны и неизменны»{107}.
Несмотря на то, что секретный документ стал достоянием фон Гольштейна, что можно отнести и к предумышленной утечке информации, оперативность и высокий класс работы русских спец- и дипслужб налицо.
Что вновь позволяет поставить вопрос: Фридрих или Иосиф? И при чем здесь все-таки Крымская война?
А вот и третий!
Для внесения ясности в этот вопрос приведем еще одно мнение — третье. Принадлежит оно уже упоминавшемуся нами выше знакомцу Константина Леонтьева, бывшему русскому вице-консулу в Мосуле Юрию Сергеевичу Карцову, дипломату и геополитику:
«После неудачной Крымской войны внешняя политика России всецело стоит на почве компромисса. Война за освобождение славян, а за нею японская, еще более утвердили правительство в убеждении правильности системы согласования интересов России с интересами более культурного Запада»{108}.
Не правда ли, слова члена Главной Палаты Русского народного союза имени Михаила Архангела Ю.С. Карцова почти текстуально совпадают с вышеприведенными словами Генерального секретаря ВКП(б), а в сентябре 1941 еще и Верховного Главнокомандующего И.В. Сталина? И прежде чем идти в наших рассуждениях дальше, подумаем вот о чем.
Во-первых, похвально отзываться о тех сторонах деятельности противника, в которых он явно делает ляпы, есть один из классических приемов тайной войны. Главным врагом для Карла и Фридриха, и многих прочих карл всех времен и народов, была Россия. Так что вполне возможно истинное мнение соавтора «Коммунистического манифеста» о внешней политике царизма мало отличалось от двух других, но момент требовал….
А во-вторых: почему и Юрий Сергеевич и Иосиф Виссарионович, явно не сговариваясь, так дружно говорят именно о Крымской войне как о некоей роковой развилке для русской внешней политики? Выше мы касались вскользь этой темы и в первом приближении ничего особо страшного ни в ней, ни в ее последствиях для России не обнаружили. Ну поменяли взятый в очередной раз Каре на половину Севастополя, взятую объединенной Европой в результате годичной осады. Флот пятнадцать лет на Черном море не заводили — до циркулярной ноты Горчакова от 30
Что же было еще в Крымской войне такого, не бросающегося в глаза, что однозначно представлялось крупнейшим поражением Российской Империи лидерам столь разных организаций, как Союз Михаила Архангела и ВКП(б)?
2. Еще раз о Третьем Риме и его задачах
Прежде чем говорить о прикровенном смысле Крымской войны в истории России, вспомним еще раз, что такое было Православное Самодержавное Русское Царство и чем отличалось оно от всех прочих государств мира.
Россия вообще совершенно особая, ни на кого не похожая страна, вернее сказать даже — не страна, а явление духа. Уникален и русский народ в своем историческом происхождении, поскольку он стал народом не на этнической и не на территориальной основе, а на основе верности Православной Вере и Православной Церкви.
Потому и играла в нашей истории такое значение верность Русского Государства своему историческому предназначению — быть вселенской Православной монархией — Третьим Римом, или уклонение его от этой судьбы.
На примере нерчинского недомыслия мы видели, к чему привела первая попытка России в лице ее правительства стать «как все». Войти в «мировое сообщество». Чего стоили ей первые «экуменические контакты». Отсюда страшные ошибки Нерчинского договора и отдача задарма Русской Америки.
История ясно показывает, что если русский человек и Русское Государство не ставят перед собой в буквальном смысле «сверхъестественные», сверхнатуральные задачи — как поставило себе в XV веке зажатое в междуречье Оки и Волги Московское Великое княжество — стать Хранителем Православия, а через это и охранителем Вселенной! — то на задачах меньшего масштаба нас обставит кто угодно.
После более чем столетних попыток Петра I и его духовных потомков влиться в число цивилизованных европейских стран эту особую роль России в мире понял или, во всяком случае, начал прозревать великий русский Император Николай I. Есть, правда, данные думать, что эту роль понял под конец своего царствования и Александр I. Оттого и ушел в никуда или в Федоры Кузьмичи.
Но именно на долю Николая Павловича выпало осознание это претворить в жизнь. После абсолютистских экспериментов XVIII века Русский Самодержец ощутил, что Самодержавие тем и отличается от западного абсолютизма, что во всех важнейших делах непременно пребывает в совете с Церковью и с Землей. Но для этого Церковь должна быть равной государству силой, имеющей, подобно государству, и единого Главу — Патриарха. Также и Земля должна иметь такие учреждения, в которых звучал бы её подлинный голос, как во времена Земских Соборов. Николай I это понимает. Это означает, что Самодержавие в его лице начинает стремиться к созданию подлинно народного государства, хочет как бы вернуться к тем устоям, на которых основывалась жизнь Московской Руси до начала XVIII столетия. Путь не близкий и не простой в условиях XIX века! Но он был начат Государем Николаем I.
Улучшение им управленческой системы, кодификация законодательства, борьба с коррупцией вкупе с новой церковной политикой закладывали основы подлинно правовой государственности России, жизни по правде и совести.
Николай I, как и его преемники на Престоле, видел и понимал, что российское общество уже далеко не едино, как и народ. Понимал он и то, что вообще в земных условиях бытия по причине греховной поврежденности ни человек, ни общество совершенными и чистыми быть не могут.