Цусима — знамение конца русской истории. Скрываемые причины общеизвестных событий. Военно-историческое расследование. Том II
Шрифт:
Адмирал Генрих Фаддеевич Цывинский рассказывает в своих воспоминаниях, как ему довелось быть с учебным судном Тихоокеанской эскадры — клипером «Крейсер» — в Шанхае, когда там открыли памятник германской канонерке «litis», одной из участниц штурма фортов Таку, незадолго до этого погибшей в тайфуне.
Церемонию открытия возглавил младший брат императора Вильгельма II принц Генрих Прусский, командующий в то время Восточно-Азиатскими крейсерскими силами Германской империи. Был парад, в котором кроме немецких приняли участие моряки всех эскадр, корабли которых находились в это время в Шанхае: американцы, японцы, итальянцы, англичане и русские.
«Принц принимал
— Спасибо, ребята» {176} . [186]
Слова принца Генриха не были настроением минуты. Дочь Петра Аркадьевича Столыпина Мария Петровна Бок, жена знакомого нам героя Порт-Артура лейтенанта Бориса Ивановича Бока, в 1908–1910 годах морского агента в Германии и Голландии, на всю жизнь запомнила разговор, свидетельницей которого ей довелось стать во время визита отряда русских кораблей в Киль весной 1909 года. Принц Генрих был уже к этому времени гросс-адмиралом и командовал действующими силами боевого флота.
186
Сын адмирала мичман Евгений Генрихович Цывинский пал в Цусимском бою на броненосце «Бородино».
Начало визита было тревожным, поскольку враги двух империй уже тогда пытались спровоцировать между нами войну, воспользовавшись так называемым Боснийским кризисом. В тот раз война была предотвращена во многом благодаря усилиям Столыпина, считавшего безумием для России вести какую-либо войну, «пока не уничтожены злейшие — внутренние — враги величия России…
Пока же они существуют, они никогда не упустят ни одного удобного случая для уничтожения величия нашей Родины. А чем же еще могут быть созданы более благоприятные усилия для смуты, чем войной?»
«Итак, после прихода наших кораблей атмосфера сразу разрядилась, и на следующий день натянутые отношения сменились самыми теплыми и дружественными. Наступили оживленные, веселые дни, заполненные приглашениями и приемами и у принца Генриха, и на “Славе”, и на “Цесаревиче”, и на “Богатыре”.
На военном корабле каждое торжество носит совсем особенный отпечаток. Подвозящие вас к кораблю катера с молодцеватыми матросами, нарядные, веселые офицеры, помещения, так мало похожие на то, к чему мы привыкли на суше, подтянутость, блестящая чистота и элегантность всего окружающего — все это вместе взятое создает приподнятое настроение, при котором люди быстро знакомятся и как-то искренне относятся друг к другу.
Помню, как во время посещения принцем Генрихом и принцессой нашего броненосца “Цесаревич” принц долго и оживленно за бокалом шампанского в адмиральском помещении говорил с адмиралом Литвиновым, который слушал его с очень довольным выражением, и до нас донеслись слова:
— Каковы бы ни были отношения между Россией и Германией, я всегда оста-нусь верным другом вашего Царя, и он всегда найдет во мне поддержку. Я вас прошу по приходе в Россию доложить эти мои слова Государю Императору»{177}.
Мария Петровна также свидетельствует, что почти до конца первого десятилетия XX века в Берлине сохранялся
И такие примеры можно легко умножить.
Гаральд Карлович Граф, участник Цусимы, старший офицер знаменитого «Новика» в Первую мировую войну, в 1930-х годах являлся начальником Канцелярии Великого Князя Кирилла Владимировича. Как таковому ему неоднократно доводилось общаться с бывшим кайзером. В своих воспоминаниях Г.К. Граф свидетельствует, что до конца жизни Вильгельм II очень сожалел, что в Мировую войну Германия и Россия были не на одной стороне{178}.
Не лишне добавить, что в те же 1930-е годы именно в Германии германским писателем был создан монументальный литературный памятник 2-й эскадре и ее вождю — «Цусима» Франка Тисса.
Учитывая характеры отдельных людей и целых народов, невольно в очередной раз приходишь к мысли, что естественнее и полезнее для России были бы наши действия в союзе с Японией и Германией против всех остальных. Кроме, конечно, Султана Марокко и князя Николая Черногорского — “единственного верного союзника и друга России» по известному тосту Александра III.
4.8. Ангра-Пекена — Мадагаскар
Шторм
Между тем надвигался шторм. Броненосцы зарывались носами в крупную зыбь, высота которой достигала 6 метров. Огромные волны зыби накатывались на «Суворов». Броненосец не успевал взбираться на волну, и огромные массы воды обрушивались ему на палубу. Другим было не легче.
Николин день
6 декабря — Николин день. Слева по борту проплыла в дымке Столовая гора — приближался мыс Доброй Надежды. На эскадре служили обедню, был молебен. Эскадра салютовала своему Святому покровителю. Залпы салюта слышали в Капштадте. Английские газеты по этому случаю писали, что эскадра подверглась нападению и вела бой.
Торжественно прошел Николин день и на крейсере «Аврора». Капитан 1-го ранга Е.Р. Егорьев записал в своем дневнике:
«Шестое декабря. Накануне исповедовался, так как на крейсере говела половина команды, а сегодня мы причащались. Для этого перед уходом из последнего порта был к нам командирован с броненосца “Ослябя” иеромонах Виктор, чрезвычайно симпатичный батя, принадлежавший к составу черного духовенства Троице-Сергиевой лавры под Москвой. Несмотря на трудность служения при качке, доходящей до 25 градусов, он молодецки отслужил все службы и благополучно при таких же обстоятельствах приобщил нас.
Мы находились в этот день как раз у мыса Доброй Надежды, огибая южную оконечность Африки. Праздник этот у нас вышел тройной: Тезоименитство Государя Императора, причастие и день именин трех офицеров крейсера. Был салют.
За завтраком порядочный drop, и немало пролилось даром вина благодаря сильной качке, немало посуды летело под стол, даже вместе с теми, которые посуду держали в руках. Вечером была жженка, было вообще весело, но непогода продолжала усиливаться. SW-й ветер разыгрался до степени шторма и продолжался 7 и 8 декабря.