Цусима — знамение конца русской истории. Скрываемые причины общеизвестных событий. Военно-историческое расследование. Том II
Шрифт:
«Путь к уходу из Корейского пролива на юг был для русского флота открыт. Японский флот, сам подбитый, отказался от своей главной задачи — преследовать более слабую русскую эскадру и достигнуть решительной победы на море.
Многие критики, включая, естественно, Новикова-Прибоя, негодовали, что командиры русских броненосцев не воспользовались этим моментом, чтобы отказаться от дальнейшей попытки прорыва во Владивосток и, окончательно прервав сражение, удовольствоваться тем, что цена, заплаченная за первую попытку прорыва, была еще относительно небольшой — только
Жалкое малодушие! Что предлагали они? Бросить своего Командующего на флагманском корабле на произвол судьбы, отказаться от цели столь выстраданного похода после первой неудачной попытки. А может быть, сила японского флота уже иссякла, как это имело место в бою 28 июля у мыса Шантунг, когда на японских броненосцах уже не осталось снарядов для дальнейшего ведения боя?
Цусимское сражение не могло быть повторением боя у Шантунга.
Первая Тихоокеанская эскадра возвращалась после этого боя в недалекую свою базу — Порт-Артур, находясь в которой она еще некоторое время представляла какую-то угрозу японскому флоту.
Вторая Тихоокеанская эскадра этой возможности не имела. Путь назад вел только в нейтральный порт для разоружения и к окончательному отказу для эскадры от борьбы с Японией до конца военных действий.
Цусимское сражение, подводя итог многострадальным трудам 71/2– месячного похода, не могло закончиться вялой попыткой прорыва. Эта битва не смела придать новые ветви стыда в уже увядший в этой войне венок русской славы.
Страницы истории этого боя не писались только для текущего момента, чтобы их с досадой забыть на другой день.
Страницы истории Цусимы были призваны оставить глубокий след в истории Русского государства. След исключительно тяжелый по своим непосредственным практическим последствиям, но след, свидетельствующий о чрезвычайно высоком взлете русского национального духа, взлете, имеющем мало равных себе в истории человечества.
Не сломленные ни своей слабостью, ни новыми разрушительными снарядами, впервые примененными японцами в этом бою, ни жестокими ударами нерасположенной к нам судьбы, командиры русских кораблей непреклонно оставались верными последним словам приказа адмирала Рожественского — “Собственной кровью смыть горький стыд Родины”.
Воспользовавшись перерывом в бою, русские моряки спешно заделывали пробоины, откачивали воду, тушили пожары, убирали тела убитых, укладывали раненых, пополняли комплект прислуги у уцелевших орудий, производили учет запасам снарядов и… готовились снова к бою.
Строй эскадры выровнялся. Броненосец “Александр III” снова вступил в строй, заняв место сзади “Бородино”, “Орла” и “Сисоя Великого”.
Русская эскадра продолжала идти еще некоторое время на юго-восток с целью несколько отойти от противника.
Эскадру вел “Бородино”.
У командира этого броненосца не мелькнуло мысли продолжать путь дальше на юг. Через 10 минут после перерыва боя “Бородино”, а за ним вся эскадра легли на старый курс, ведущий во Владивосток — НОРД-ОСТ 23 градуса!» [250]
6.3.
«С этого момента место головного нашей линии занял “Бородино”, который и водил эскадру до седьмого часа.
250
Отсюда вновь продолжаем рапорт адмирала Рожественского.
Поворот в 3 часа 20 минут из норд-вестовой четверти в зюйд-остовую проходил в расстоянии меньшем десяти кабельтовов от “Суворова”, остававшегося без движения, и, вероятно, в это время огонь наших броненосцев помог отбить первую атаку миноносцев на “Суворова”.
Вскоре после 3 часов дня наша броненосная эскадра пришла в соприкосновение со своими транспортами и крейсерами и с неприятельскими крейсерами.
Нельзя с точностью установить движения, которые привели к этому соприкосновению, но по сличению разных объяснений наиболее вероятным представляется следующее».
Транспорты и крейсера
«Три наши вооруженные транспорта: “Камчатка”, “Анадырь” и “Иртыш”, с неимевшими артиллерийского вооружения транспортом “Корея” и двумя малыми буксирно-спасательными пароходами “Русь” и “Свирь” под конвоем отряда из семи крейсеров и пяти миноносцев, которым в 1 час 20 минут было приказано сигналом уходить вправо, то есть к осту, и которые тогда же соответственно изменили курс, увидели в 2 часа 30 минут, что голова нашей броненосной эскадры начинает ворочать к югу.
Тогда Командующий крейсерами, решив, по-видимому, что ему не следует продолжать движения в указанном направлении и тем, удаляя транспорты от места боя броненосцев, удалять их вместе с тем и от прикрытия, которое могли оказать броненосцы, повернул вправо через ост к зюйду.
Увидев затем, что в южной части горизонта идут от веста к осту легкие японские крейсеры, делавшие с 1 часа 20 минут большой обход нашего тыла, из-за линии своих броненосцев к югу и востоку, Командующий крейсерским отрядом склонил курс к зюйд-весту и весту, направляясь, таким образом, на пересечку курса наших броненосцев в ту сторону, с которой не было неприятеля.
Может быть, Командующий крейсерами, решаясь повернуть к месту боя броненосцев, считал, что виды на прорыв уже потеряны и что настала пора, пожертвовав транспортами, прийти с крейсерами на помощь броненосцам.
Склоняясь, как выше указано, он обменялся с японскими крейсерами выстрелами на расходящихся курсах с больших расстояний. Как в настоящее время определилось, это были крейсера отрядов вице-адмиралов Дева и Уриу [251] .
Первый выстрел с нашего флагманского крейсера был сделан, вероятно, около 2 часов 45 минут.
251
«Нанива», «Такачихо», «Ниитака», «Цусима», «Отава», «Читозе», «Касаги», «Акаши» и «Сума». — Прим. адм. Р.