Цусима. Книга 1. Поход
Шрифт:
В половине шестого с мостика распорядились:
— Окончить все работы! На палубах прибраться!
А через полчаса засвистали дудки к вину и ужину. Ели гречневую кашу с маслом. Трудовой день кончился. Можно было петь песни и веселиться.
За пять минут до заката были вызваны наверх во фронт караул, горнисты и барабанщики, офицеры и обе вахты команды. Затем с теми же церемониями, с какими утром подняли кормовой флаг, теперь спустили его. Это произошло в тот момент, когда зашло солнце. Горнисты и барабанщики заиграли «на молитву».
Караульный начальник скомандовал:
— На
Барабанщик прочитал «Отче наш».
По команде «накройсь» надели фуражки, постояли еще некоторое время, пока командир не принял рапорта от старшего офицера, и разошлись. Зажигались огни: отличительные, тоновые и гакабортные. Наступала ночь.
Через два дня эскадра остановилась около острова Лангеланд. За это время на некоторых судах произошли поломки: на броненосце «Сисой Великий» поломались шлюпбалка, то же самое произошло и на «Жемчуге»; на «Роланде» лопнула главная питательная труба. Миноносец «Быстрый», приблизившись для переговоров к «Ослябе», навалился на его борт. В результате неудачного маневра он помял себе форштевень, испортил минный аппарат и получил подводную пробоину.
Засвежел ветер, а ночью разыгрался шторм. Но к утру 5 октября все стихло.
Вместе с рассветом Лангеланд постепенно освобождался от тумана, словно сбрасывая с себя кисейные платья.
День обещал быть теплым. Приступили к погрузке угля.
Ледокол «Ермак» и пароход «Роланд» отправились вперед для траления пути перед эскадрой. Первый опыт, однако, не удался. В самом начале тралящие суда, неудачно маневрируя, порвали трал.
Глава 10
«ГУЛЛЬСКИЙ ИНЦИДЕНТ»
В датских водах, у мыса Скагена, 7 октября эскадра бросила якоря и приступила к погрузке угля. Здесь Рожественский получил телеграмму, извещавшую, что он произведен в вице-адмиралы с пожалованием звания генерал-адъютанта. А через полтора суток произошло событие, нашумевшее своим скандалом на весь мир.
В два часа того же дня с флагманского судна было отдано распоряжение немедленно прекратить работу и приготовиться в дальнейший путь. Среди офицеров и матросов начались таинственные разговоры, передаваемые шепотом, с испугом в глазах. Оказалось, такая спешка была вызвана тревожными слухами о приближении к нам подозрительных миноносцев.
Командующий эскадрой принял самые строгие меры для охраны своих судов.
Эскадра была разбита на шесть отрядов, и каждый из них уходил под руководством того или другого начальника.
Шестой отряд составляли наши четыре новейших броненосца, сопровождаемые транспортом «Анадырь». Мы и на этот раз снялись последними, в восемь часов вечера, когда уже стемнело.
«Наварин» донес, что видит два воздушных шара. На «Орле» пробили боевую тревогу. Люди бросились по своим местам. Задраили все двери и люки. На палубе и срезах, чтобы свободнее было стрелять, убрали вельботы, свалили шлюпбалки, тентовые и леерные стойки. Около каждого орудия, зарядив его, дежурили артиллеристы. Шли с потушенными огнями.
Ночь была тихая. Безоблачная высь переливала золотыми гроздьями созвездий.
Все выше поднималась
Я стоял на, верхней палубе, и в моей голове невольно возникали вопросы: неужели противник и здесь, в такой дали от своей базы, может напасть на нас? Как ему скрываться на такой торной дороге, где ходит много судов дружественных нам наций? Что это такие за вездесущие японцы? Разумом я не верил в их присутствие в этих водах, но на судне офицеры и команда с минуты на минуту ждали нападения. Нервы были так напряжены, что любую пролетающую птицу над нами мы могли принять за воздушный шар.
Боцман Воеводин, обращаясь ко мне, скорбел:
— Зря отослали вперед все миноносцы и быстроходные крейсеры. Надо бы хоть парочку оставить при себе. В случае появится какое-нибудь подозрительное судно, сейчас же послали бы их расследовать. И как это наш командующий не догадался, а?
— Стало быть, так нужно. Ему виднее, как поступить, — ответил я.
— Так-то оно так, но только бывает, что и на солнце затмение находит.
Около правого борта, против ростр, собралось несколько матросов. Среди них находился кочегар Бакланов. Разговаривали насторожено, словно Заговорщики.
Один новобранец, пугливо озираясь, все расспрашивал о подводных лодках.
Бакланов пояснил ему, вкладывая в свою речь как можно больше таинственности:
— Никак не увидишь ее, лодку-то. Под водой, окаянная, подкрадывается.
Может, теперь уже подходит к нам, может, даже мину пустила. Тряхнет вот, и тут тебе могила.
— Неужто сразу? — спросил новобранец дрожащим голосом и, вытянув шею, начал смотреть за борт.
В этот момент Бакланов над самым его ухом издал резкий и отрывистый звук — Ха!
Матросы шарахнулись в стороны. А новобранец выкрикнув, шлепнулся на палубу, а потом, вскочив, бестолково закрутил головою.
Бакланов рассмеялся.
— Эх, вояки! Даже кашля человеческого боятся.
Его обложили матом, а он как ни в чем не бывало спросил:
— А что, ребята, никто из вас не знает, во сколько времени в брюхе акулы может перевариться человек?
Позднее слева за горизонтом поднялся огненный столб. Это горело какое-то судно.
У нас явилось предположение, что там вероятно, сражаются с японцами наши передовые крейсеры.
Спать легли поздно, не раздеваясь, половина экипажа всю ночь дежурила.
Под утро я снова вышел на верхнюю палубу и удивился, насколько изменилась погода. Слабый зюйд-вест нагнал густой и липкий туман. Державшийся впереди нас «Бородино» и следовавший за ними «Анадырь» совершенно не были видны.
Прожекторы не в силах были прорвать непроницаемую мглу; не помогали также проникнуть в ее тайны ни бинокли, ни подзорные трубы. Кругом было мутно, и мы продвигались вперед слепые, словно находились в молоке. Казалось, весь мир растаял и превратился в прохладно-сырой пар, которому не было конца.