Цвет и крест

Пришвин Михаил Михайлович

Герасим. Рубль.

Барыня. Рыбу фунтов на десять, еще балыка, икры.

1-я мещанка. Ишь ты, и не смотрит, и не торгуется.

2-я мещанка (с угрозой кидается на барыню). Вот кто цену набивает, ишь трепалка расфуфырилась, трепачка мокрохвостая.

Сережа-дурачок (озверев, встает, как медведь, и все, что есть под рукой, рушит на Ваську).

Герасим. Почтенные покупатели, я-то за что отвечаю, цена идет мимо меня, спросите по ряду, у кого дешевле

моего?

Диакон (шутит, не угадывая глубины тревоги). Я говорю, у меня примета верная: как Герасим бедную старуху на рыбе обманет, у меня в образнице иконы к стене ликом перевертываются.

Герасим (с внезапным бешенством). Ты у меня в нутре был?

Диакон. Не обманешь – не продашь, вся торговля обман.

Герасим. Врешь, диакон!

Поп. Уморительно.

Купцы. Ловко, ловко, дьякон. Ну, Герасим, за тобою ответ.

Герасим. Отвечу, отвечу, погодите; торговля, диакон, не обман.

Диакон. А что ж?

(Эхо толпы: А что ж? Росею продали, не обман? Москву продали, не обман? Петроград продали, не обман?)

Герасим. То измена и обман, а торговля (твердо, торжественно), православные люди, торговля есть тайна.

Пауза. (Проходит мужик в новом полушубке с большим хлебом.)

XIV

Большой хлеб

Герасим. Вот идет человек с большим хлебом. Эй, дядя, дай-ка твой хлеб. (Берет ковригу и показывает толпе.) Смотрите, сколько зерен пошло на этот хлеб, а не видно, все измолото, все хлеб!

Пауза.

Голос. Ну-те?[7]

Герасим. Так вот и нас жернова священные (показывает на попа и диакона) должны измолоть в один хлеб.

Голос. Правильно.

Диакон. Не понимаю твою точку, куда ты ведешь?

Герасим. Я веду к тому, что мое дело маленькое, я зернышко, расту в тайне, пробиваю себе дорогу, как мне назначено. Это не обман мое дело, это моя тайна. Тоже и поле: все оно из разных полосок, и на полосе разный колос, и каждый живет вблизи для себя, а со стороны одно поле, и такое чудесное поле, посмотри: там стрепеток, там касаточка, и колосья, миллиёны, миллиёны! Эх, братья, жизнь есть ценность и радость.

Диакон. Но скажи все-таки, куда ты нас ведешь, наконец?

Герасим. Веду я к тому, что мы, зернышки, рано или поздно должны попасть на священные жернова, а не попадем, измелет нас Чертова Ступа. Я веду к тому, дьякон, что на тебе сан. Тебе надлежит нас всех в муку смолоть, как жерновам, а ты языком мелешь. (Hapочито зевнув.) Эх, мы, грешные, языки-то мягкие.

Голоса. Убил, ну, убил.

Поп. Заморозил.

Мастеровой. Вот как верно Герасим нам про хлеб сказал. Я тоже к тому веду, чтобы из всех нас один хлеб вышел. Но как это достигнуть?

Колесо вертится, а ухватиться не за что. Начать бы с какого-нибудь вывода и пойти ко всеобщему объединению.

Поп. На какой же базе?

Диакон. Что за базу считать, то есть за основание?

Печной подрядчик. Я работаю, а другой лежит. Какой же будет у нас связующий цемент? Я до кровавого пота просил Господа избавить меня от запоя, и он смиловался надо мною, я стал печи строить, первый стал печник в городе. Ну, теперь хоть убей меня, никому не поверю, что нельзя вино бросить. Это все от себя. Первоначально я думал, нужно с нутра начинать, а не с выводов.

Торговец чижами. Я хоть самоучкой учился, не ученый человек, но понимаю, как Господь Иисус Христос говорит: «Нужно все на себя принимать, а не выводы делать».

Печник. Вот, вот, с нутра надо, а не с вывода.

Мастеровой. Хорошо тебе, Сидор Иваныч, нутро у тебя такое, что умеешь ковырнуть, а как же другие останутся? И опять колесо: как я могу против колеса без вывода? Нужно, чтобы не я один, а вся механика двинулась.

Печник. Сразу не двинется.

Мастеровой. Ну, не сразу, а все-таки чтобы вперед двинулась. Как бы нам с чего-нибудь начать, потому что я считаю за базу общество.

Дровяник. Рупь я считаю за основание. Ежели как сейчас, видимо всем, рупь закачался, то и все общество закачалось.

(Выступает ростовщик. Его выступление сопровождается криками.)

– Тоже и этот полез, оглашенный!

– На божественный мед!

– Пчела носит, муха ест!

– Пес!

Ростовщик (мастеровому). Вам хочется найти такую базу, чтобы всем мошенникам, ворам и разбойникам ход был, и не базу вам хочется, а всеобщую покрышку.

Мастеровой. Я хочу всех таких, как вы, за жабры взять.

Ростовщик. В вашей базе дыра есть. Вы-то глупые, не увидите, а вор увидит. Вы думаете, вот нашли покрышку, покрыли лохань, сели на базу чай распивать, а из лоханки-то все лезут, говорят: и мы с вами чай пить хотим. Вы смотрите в эту дырку, а я смотрю в дырку Христову, чтобы сделать ход ко Христу всякому вору, всякому злодею-супостату и хулигану. За базу я считаю Господа нашего Иисуса Христа.

(Костлявая рука старухи тянется к оратору со словами: «Лисий воротник, лисий воротник, чего же ты мои две сковороды держишь?»)

Голоса. Христос, Христос, отдай мой самовар!

– А тоже Иисус Христос!

– За рупь арестовал полушубок, Христос!

– Анчихрист!

– Анчихрист те душу выешь.

Ростовщик (озлобленно). Псы. (Мастеровому.) Вот она ваша база дырявая, псы, псы!

Мастеровой. Я понимаю вашу точку. Вы желаете основаться на религии, но тут честности нет, все только выходы, тут человека нельзя прижать, как в настоящее время общество вас прижимает.