Цвет надежд – зеленый
Шрифт:
– Ну и что?
– Так вот, как ни странно, но в первые дни мы, мальчишки, даже не замечали этих гордо парящих в воздухе змеев. Мы глазели только на негра. Но его это нисколько не смущало. Он лишь смеялся, сверкая зубами, и давал нам подергать за веревки. Его не трогало, что кожа у него другого цвета. Через несколько дней мы уже смотрели только на змеев. А нынче негры уже никого не удивляют.
Доктор Верелиус не имел обыкновения подолгу беседовать со своими пациентами. Но в данном случае он прибегает к методу, которым любят пользоваться зубные
– Ну, Густафссон, приготовьтесь. Поднимите рубашку, спустите брюки… так, хорошо. Стойте спокойно. Сейчас я вас ужалю…
– … сказала оса, – подхватывает Густафссон, пытаясь подавить нервозность. Потом он умолкает и стоит неподвижно.
– Ну, вот и все, – говорит доктор. – Одевайтесь.
– Наверно, сейчас еще рано смотреться в зеркало?
– Конечно. Препарат подействует только через несколько часов. Вы очень побледнели. Вам плохо?
– Нет, нет. Просто я подумал, что назад пути уже нет.
– Да, назад пути уже нет. Завтра вы сможете вернуться домой.
– Дайте мне, пожалуйста, воды. Наученный горьким опытом, доктор Верелиус на этот раз отказался от пресс-конференции. Он ограничился тем, что отправил небольшую заметку в Шведское телеграфное агентство. В ней он сообщал, что, наконец, осуществил свой проект, касающийся реформы в системе правосудия, а именно применил на практике изобретенный им препарат вертотон. Заметка кончалась призывом к согражданам, чтобы они вели себя тактично и не пялили глаза, если встретят человека необычного цвета – это не эпидемия, не болезнь, а новая форма наказания преступников.
Да, на этот раз доктор Верелиус не желает никаких обсуждений. Он просто ставит перед свершившимся фактом и общественность, и средства массовой информации. Он не собирается принимать посетителей или отвечать на телефонные звонки. Ну, а если какой-нибудь журналист и проникнет к нему, он отошлет его к своей заметке, и, прежде всего к той ее части, в которой просит людей не обращать внимания, если они встретят человека необычного цвета. Не исключено, что он вознаградит настойчивость журналиста, сообщив ему, что этот необычный цвет – зеленый.
Телеграфное агентство разослало необычное сообщение во все газеты. Заведующий отделом новостей одной газеты получил его по телетайпу. Бросив на заметку беглый взгляд и обнаружив, что речь идет о каком-то медицинском препарате, он проворчал, что не станет этого печатать – незачем устраивать этому лекарству бесплатную рекламу. Если доктору угодно, пусть дает объявление в газету, заявил уважаемый редактор и выбросил сообщение в корзину для бумаг.
В другой газете секретарь редакции был занят просмотром фотографий, сделанных на весенней демонстрации мод, когда дежурный принес ему сообщение с телетайпа. Рассеянно пробегая глазами текст, секретарь вдруг вздрогнул при слове «вертотон» и по селектору вызвал к себе одного из сотрудников.
Ты слышал что-нибудь о вертотоне? По-моему,
Нет. Гораздо занятнее. Если не ошибаюсь, это какой-то препарат, окрашивающий живые ткани… Может выкрасить человека со всеми его потрохами. Поройся-ка в архиве, может, найдешь какой-нибудь материал об этом.
– Где искать?
– Точно не помню.
– Ну, хоть примерно, в каком году?
– Лет пятнадцать или двадцать назад. А то и все двадцать пять…
– Если так, я из архива до завтра не вылезу.
– Постарайся. Глядишь, тебе повезет. Но сперва посмотри по энциклопедиям. Не в одной, так в другой должно быть об этом хоть две строчки. Но энциклопедии не помогли.
– Может, просмотреть ежегодные справочники?
– За некоторые годы справочники конфискованы. Может, в старых календарях что-нибудь упоминалось?
– Но и тут они ничего не обнаружили.
– Покажи-ка мне еще раз телеграмму!
– Пожалуйста.
– Господи, где были мои глаза! Ведь здесь черным по белому написано, что фамилия этого врача Верелиус.
– Немудрено, если у человека перед носом столько фотографий хорошеньких девушек. Запомни: Верелиус.
Они направились в фотоархив. На обратной стороне клише, как правило, значилась дата, когда была сделана фотография. Вскоре они нашли фотографию Верелиуса.
– Снимок сделан четыре года назад во время какого-то интервью. Это нам не нужно, интервью брали по поводу его пятидесятилетия. Надо порыться в более старых годах.
– Ага, смотри! Вот его первая фотография в нашей газете, тут есть и дата, и название статьи.
– Значит, она должна быть в архиве?
– В те годы архив велся не так скрупулезно.
– Но поглядеть стоит.
Вскоре микропленка с газетами за прошлые годы была вставлена в аппарат, и страница за страницей заскользили у них перед глазами.
– Как интересно смотреть это теперь! Октябрьские номера. Двадцать третье. Стоп! Вот он!
– Господи, сколько о нем написано.
– Это еще цветочки, ягодки будут впереди. Если память мне не изменяет, материал шел как роман с продолжением много дней подряд – интервью, передовицы, письма читателей. Изучи все, что тогда писали, постарайся встретиться с доктором Верелиусом и, может, с кем-нибудь из тюремного начальства… Но главное, постарайся узнать, о каком именно заключенном теперь идет речь.
8
Жилище – это рама, в которой мы видим человека. В старых романах эта рама часто бывала роскошной – людям хотелось видеть героя, своих фантазий на фоне тисненой кожи под хрустальной люстрой или у рояля в богато обставленной гостиной.
Потом шел, так сказать, биографический период, когда писатели спорили друг с другом, чье детство прошло в более бедной обстановке, состоявшей из черной закопченной печки, раскладного дивана с вылезшими пружинами, проросшего картофеля, хранившегося под кухонным столом, ночного горшка под колченогим умывальником и сопливых ребятишек в каждом углу.