Цвет надежды
Шрифт:
— Не знаю, Гермиона. Он и сам, по-моему, не до конца понял, из-за чего. Одно я знаю точно: он просто не верил. Отчасти поэтому я и решил удовлетворить твою просьбу, дав тебе заглянуть в Омут памяти и увидеть эту… историю. Теперь ты сможешь понять, что там произошло, потому что лучше один раз увидеть все своими глазами. Я бы не смог описать всю сложность поступков тех, кто находился на площадке.
— Не верил… — повторила Гермиона. — Вчера он не поверил мне, сегодня вам… Он… он просто разучился верить.
— Потому что мы не давали ему такой возможности, — откликнулся Дамблдор. — Профессор Снейп прав.
Гермиона обхватила
— Я не знаю, что ему сказать. Я… говорила с ним утром, и он все равно оказался там, на башне.
— Он сделал это ради матери.
— Да, я… понимаю. Просто…
Гермиона вспомнила пустой, ничего не выражающий взгляд серых глаз; в нем не осталось ничего — ни злости, ни такого привычного раздражения. Только тусклая, обреченная пустота.
— Я… не знаю.
— Иногда лучше жалеть о совершенном поступке, чем о несовершенном. Да и правда — слишком тяжелая ноша, чтобы долго нести ее в одиночку.
— Я… попробую.
Девушка подняла взгляд и увидела, что Альбус Дамблдор устало откинулся на спинку кресла.
— Вам плохо? — обеспокоенно спросила она.
— Нет… Нет, девочка. Все в порядке.
— Позвать мадам Помфри? — Гермиона вскочила с кресла.
Директор поднял на нее взгляд и улыбнулся. Так привычно, словно ничего плохого не произошло. И Гермиона вдруг подумала, что его никто не в силах излечить. Даже самые лучшие колдомедики. Ведь это… он, почти всесильный. Почти…
— Хотите чаю? — негромко предложила девушка.
— С лимоном, — откликнулся директор.
Гермиона взмахнула волшебной палочкой, и перед Альбусом Дамблдором появился чайный сервиз. Светло-серый. Цвет неопределенности. Второй в ее жизни сервиз не на оценку. Директор поблагодарил, взял в руки кружку и сделал большой глоток.
— Я… пойду?
— Да, Гермиона, иди. Удачи тебе.
— И вам.
Директор Хогвартса перевел взгляд с закрывшейся двери на кружку с дымящимся напитком. Чай пах травами. Дамблдор привычно разложил в уме запах на компоненты.
Он ждал этого дня шестнадцать лет. Дня, когда начнется открытая война. Старый волшебник помешал чай серебряной ложечкой. Сегодня он использовал заклинание проекции второй раз в жизни и понял, что постарел. Пятьдесят лет назад он отделался легким головокружением и двумя ночами бессонницы. Сегодня же он… устал. Устал так, что, казалось, даже мысли возникали в сознании слишком медленно. И сегодня, в отличие от первой попытки, у него не было времени восстановиться. Началась большая игра. Игра, в которой он сделал свой первый ход — спас мальчика. Альбус снял очки и положил их на стол, прикрыв глаза. Магическая усталость несхожа с физической. Она словно открывает шлюзы, через которые вырывается все, что накопилось в тебе за эти годы. Из каждого закоулка сознания, из каждой клеточки тела. Менее сильные волшебники становились лишь телесной оболочкой. Альбусу же выброс энергии… помог. Словно вместе с магическим зарядом вырвался на миг весь его накопленный опыт, и он освободился от груза, определявшего его взгляды последние годы. Он слишком давно был ребенком и забыл, как может выглядеть мир, если не разлагать его на составляющие, не искать мотивов всем поступкам и не продумывать шаги на несколько ходов вперед. Озарение! Когда в темноте, накрывшей на миг, его проекционная оболочка различила узоры снежинок, таявших на лице Драко Малфоя. Озарение! Когда он не слышал стук собственного
Как красив мир глазами ребенка! Как он ярок и точен. И как много исчезает из него с годами. Семнадцать — возраст, достаточный для принятия решений. Северус прав. Именно поэтому Альбус Дамблдор показал девочке Омут памяти, не желая влиять на ее решение. Пусть увидит сама, и сама определит, что для нее важно. Он знал, что в этот рождественский день решится все. И дети, вовлеченные в эту войну, раз и навсегда определятся, поделившись на тех и этих. А он впервые решил остаться в стороне. Потому что он сделал для этого все, что мог. И даже если Гарри вдруг решит отвернуться… Это будет его выбор и его шаг. Видит Мерлин, Альбус сделал все, что мог, и даже больше.
* * *
Драко Малфой довольно продолжительное время созерцал белый потолок лазарета. Наверное, нигде потолок не бывает таким белым, как в лечебных учреждениях. Неужели непонятно, что человеку и так несладко? Зачем его добивать этой проклятой белизной, безупречностью, казенностью?
Драко очнулся здесь. Последнее, что он помнил — отчаянный рывок Люциуса в его сторону, а потом все завертелось, и юноша погрузился в забытье.
Открыв глаза, он увидел этот самый потолок в лазарете Хогвартса и понял, что все позади. Однако облегчения не испытал. На душе было странно. Словно выкачали все, что в ней было до этого, и там осталась пустота. Он старался думать о том, что все теперь будет хорошо. Нарцисса здесь, сам Драко тоже. Люциус… Где Люциус, он не знал. И эта мысль крутилась в голове навязчивым вихрем. Драко ничего не мог с ней поделать. Он лежал на неудобной кровати и думал не о старинном заклятии, а о рывке Люциуса Малфоя.
Эмоций не было. Вообще никаких. Словно все их он пережил на той площадке, а теперь умер. Наверное, он очень устал. Самым лучшим сейчас было бы устроиться поудобнее и уснуть. Но сил уснуть тоже не было, поэтому юноша лежал в тишине и разглядывал белый потолок, стараясь понять, почему отец метнулся к нему? Зачем? Мозг был точно забит ватой, и правдоподобные ответы в голову не приходили. Впрочем, как и неправдоподобные. Даже природный сарказм молчал.
Отчаянно хотелось, чтобы кто-то отодвинул белую створку ширмы. Кто-то родной, самый нужный.
Ширма отодвинулась. Драко чуть улыбнулся: все-таки он волшебник.
— Ты проснулся? — голос Нарциссы был тихим и ласковым. Голос мамы.
Драко улыбнулся и похлопал ладонью по краю кровати. Собственная рука показалась ему тяжелой. Нарцисса опустилась рядом с сыном и коснулась прохладной ладонью его пылающего лба. В ее взгляде было столько нежности и света, что Драко вдруг подумал, что было бы с ней сейчас, если бы ему удалось… Он спасал ее? Глупец!
— Как ты? — прохрипел он.
— Тише. Отдыхай, — Нарцисса принялась ласково гладить его волосы. — Все хорошо. Я была у Снейпа, потом вернулся Дамблдор и сказал, что все закончилось. Мадам Помфри тебя осмотрела. У тебя нервное перенапряжение, тебе нужен сон и противопоказано волнение.
Нарцисса улыбнулась.
— Теперь все будет хорошо. Все закончилось, — негромко произнесла она.
Драко чувствовал тепло материнских рук и пытался понять, что известно Нарциссе. Известно ли ей, что…
— Мам, а что именно рассказал тебе Дамблдор?