Цвет сверхдержавы - красный 4 Восхождение. часть 2
Шрифт:
— Это ты к чему? — спросил Никита Сергеевич.
— К тому, что сейчас самое время от него избавиться, — ответил Серов. — Пока он Твардовскому свои опусы не понёс. А то он уже пишет.
— Сейчас он ещё никто, и звать его никак, — пояснил Иван Александрович. — А когда он начнёт свои писания в самиздате распространять, тогда от него вони будет больше, чем от раздавленного клопа. В том числе и на Западе. Вот я и предлагаю решить этот вопрос раз и навсегда.
— Гм... — Хрущёв задумался. — Но ведь он пока что вполне законопослушный гражданин. Его вроде как реабилитировали?
— Освобождён без реабилитации в июне 1956 года за отсутствием
— А почему?
— Потому что на полноценный заговор там явно не тянуло, — пояснил Серов. — Обычный трёп двух старых друзей. Сова трещала по всем швам и на глобус не налезала.
— Тогда, выходит, он пока что обычный законопослушный советский гражданин, — развёл руками Никита Сергеевич.
— Да ни х...я он не советский, и гражданин из него, как из г...вна пуля! И ты сам это прекрасно знаешь! Это уже вполне сформировавшийся, оформившийся враг Советской власти, — жёстко ответил Иван Александрович. — Только что ещё не проросший на свет, вроде как картофельный клубень. Но полноценным врагом он стал только в лагере. Не попал бы туда — может, и стал бы нормальным человеком.
— Как писатель он тоже ничего из себя не представляет. Язык у него тяжёлый, неудобочитаемый, в общем, не Пушкин и не Некрасов. Для «российской словесности» потеря невеликая.
— Гм... Ну, и что ты предлагаешь?
— А х...ли тут предлагать — камень на шею и в пруд, — пожал плечами Серов.
— Без суда и следствия? — нахмурился Хрущёв. — Хорошенькое у нас «правовое государство» получается...
— А Джермена Гвишиани мы со следствием и судом уконтрапупили? — ответил Иван Александрович. — Социалистическое государство обязано защищать народ от реставрации капитализма всеми имеющимися способами. Оно не для самого себя существует, как сферический конь в вакууме, а для блага народа. А когда государственные деятели об этом забывают, получается... ну, ты сам знаешь... Только-только избавились от этого.
— Да уж... — мрачно кивнул Никита Сергеевич.
— Солженицын в «той истории» вреда нанёс не меньше, — подчеркнул Серов. — Это тебе не Горбачёв или Ельцин, которых достаточно оказалось не продвигать по партийной линии, а если их ещё и не двигать по профессиональной карьере, то с ними и проблем не будет. Ельцин успешно сопьётся, он уже уверенно движется в этом направлении. С Горбачёвым было несколько сложнее, но тоже управились. Раису Максимовну у него увёл один наш заранее проинструктированный товарищ, а без её направляющей руки он так и сгниёт на должности сотрудника провинциальной прокуратуры. (АИ)
— А вот Солженицын — совсем другой фрукт. Он самодостаточен, и на своей должности школьного учителя для страны может оказаться опаснее, чем Горбачёв. Это не человек, а затаившаяся ядовитая змея. Но в его действиях состава на расстрельную статью никак не набрать, он же не дурак. Потому и предлагаю ликвидировать его по-тихому. Пока ещё не поздно. Пока он свои опусы за границу посылать не начал. Есть такое понятие — «превентивные меры». Упреждающий удар, так сказать.
— Да ты не переживай, во-первых, это действительно уже законченный враг, которого не переделаешь, во-вторых, мы всё сделаем аккуратно, — заверил Серов. — И никто не узнает, где могилка его...
Хрущёв несколько минут сидел молча, нахмурившись. Затем ответил:
— Не нравится мне такой расклад. С одной стороны, у нас народ зачастую готов поверить любому мудаку с его
— Да и чего стоит уверенность в себе системы, которую может задавить пропагандой ОДИН диссидент? Я считаю, вскрывать всех этих защитников западных ценностей гораздо полезнее для страны, чем просто уничтожать. Хотя бы потому, что диссиденты это своего рода тусовка, они знают друг друга, и когда заметят, что единомышленники начали бесследно пропадать, кто знает, чем это закончится? Как минимум, станут лучше прятаться, а могут и ладить контакт с западными партнерами, или начать что-то взрывать.
— Ты, Никита Сергеич, мягок слишком, — проворчал Серов. — Ты вспомни, за что этого гражданина посадили? А посадили его за провокационные письма, которые он писал своим знакомым. Он писал письма с антисоветскими призывами всем, кого мог вспомнить. Даже у своей жены спросил адреса её знакомых с высшим образованием и писал им письма, и вёл дневник с адресами всех тех кому писал! Специально в расчёте на то, что этот дневник найдут при обыске.
— Он с самого начала знал, что военная цензура читает его переписку, и сыграл именно на этом, — продолжал Иван Александрович. — Срок дали не только ему, но и тем кому он отправлял эти письма. Только несколько его адресатов сумели отмазаться тем, что сразу по прочтению отнесли эти письма «куда следует». А те глупцы, кто их просто выкинул и не сообщил компетентным органам, поехали по одной статье вместе с самим Исаичем.
— Опа! — вскинулся Хрущёв. — А доказательства у тебя есть?
— Есть свидетельство Николая Виткевича, — ответил Серов. — Собственно, он первый, кого посадили за эту переписку, Солженицын сотрудничал со следствием, поэтому ему дали только 8 лет, а Виткевич получил по полной — 10 лет лагерей. Так же есть и другие товарищи, которые пострадали от этой переписки, в частности, Симонян Кирилл Семёнович, известный хирург. Именно Виткевич и Симонян впоследствии и обвиняли Солженицына в такой подставной переписке.
(См. Владимир Бушин «Неизвестный Солженицын. Гений первого плевка»или
— Вот это и надо раскрутить, — распорядился Никита Сергеевич. — Тут налицо явная антисоветская провокация со стороны Солженицына, и направленная не против грузчиков или дворников, между прочим, а против весьма уважаемых людей. У нас же работает комиссия по расследованию фактов доносительства, оговоров и клеветы, приведших к репрессиям? (АИ, см. гл.02-01)
— Конечно. Ты предлагаешь его в рамках расследования этой комиссии обезвредить?
— Вроде того... — неопределённо ответил Хрущёв.
— Понял, — кивнул Серов. — Организуем.
Учитель физики и астрономии Рязанской средней школы № 2 Александр Исаевич Солженицын был арестован в среду, 11 марта 1959 года, по обвинению в провокациях и оговорах советских граждан с целью ввести в заблуждение органы следствия. По суду он получил небольшой срок, всего три года.
Для отбытия наказания он был направлен в лагерь, где, как на грех, его узнали старые знакомые, украинские националисты, с которыми он мотал срок в 1952 году в Экибастузе, и которых он сдал с потрохами в своём доносе от 20 января 1952 г. Тогда большая группа заключённых, готовивших восстание в лагере, была расстреляна, остальным накинули сроки. (источник