Цвета дня
Шрифт:
Белч уже было засунул палец в ноздрю, но вовремя спохватился и удовольствовался тем, что сильно почесал кончик носа.
– Я вас уже с год не видел, – сказал он, – так что.
– Видите ли, речь идет все о том же, – жалобно сказал Вилли.
– Ясно, – с сочувствием произнес Белч. – Но настанет день, когда это будут лечить, вот увидите. Они добьются своего, не отчаивайтесь.
– Я говорю не об этом, – сказал Вилли.
– Они уже нашли эту штуковину, ну знаете, антигистамины, и остальное тоже найдут. Я прочел это в «Ридерз Дайджест», и, похоже, они почти наверняка найдут. Я-то сам в этом уверен, уверен. Антигистамины уже облегчают аллергический
– Мне нужен один тип, Белч, – сказал Вилли. – Главным образом в Европе. Кто-нибудь посерьезней. Как, кстати, зовут того парня, которого упоминали в связи с вами? Сопрано?
– Полно, полно, Вилли, – сказал Белч. – Оставьте эти россказни телевизионщикам.
– Белч, мы с Энн собираемся провести какое-то время в Европе. Речь идет о двух, может, трех фильмах. Мне страшно. Европа – старая бандерша.
– Ну и что? Вы отлично поладите.
– Ладно, хватит. Мне просто нужен телохранитель.
– Я знаю, вы молоды, Вилли, но уверен, вы можете-таки научить Европу одному-двум трюкам в этом деле.
– Белч, послушайте, это серьезно. Я защищаю свои деньги, вот и все. Вы уже знаете, что всякий раз, когда наши звезды заявляются в Европу, пиши пропало. Они всегда встречают кого-нибудь, и их уже никакими силами не вернуть обратно. Взять хотя бы Ингрид Бергман. Я мог бы привести вам и другие имена. Я не хочу подвергаться такому риску, вот и все. Что-то в Европе есть такое, на что они клюют. В общем, я не знаю, как они клюют. Но они теряют из-за этого голову. А мы едем во Францию и в Италию. Именно там это главным образом и происходит. Это две сводни, и там может произойти любая гадость. Всю свою жизнь они только этим и занимались. Или одна, или другая подложат мне свинью, я это чувствую.
– Не нужно было туда ехать, – заметил Белч.
– Да, вот только теперь уже ничего не изменить. Дело сделано. Любой может совершить в своей жизни какую-нибудь глупость.
Белч лукаво пощипывал кончик носа.
– Тогда что именно вы от меня хотите? Чтобы я велел какому-нибудь парню незаметно ночью убрать Европу? Ладно. Положитесь на старину Белча.
– Я не шучу. Вы же видите, на кого я стал похож. Я ни на минуту не почувствую себя там в безопасности. И не обманывайтесь на этот счет: это вопрос денег, больших денег. Если Энн останется в Европе, мне крышка.
– Сколько вы на ней имеете?
– Шестьдесят процентов, – сказал Вилли. – Но дело не только в этом. Продюсеры терпят меня только из-за нее, иначе они бы давно уже…
Он щелкнул пальцами и втянул в себя воздух открытым ртом.
– И благодаря ей я, возможно, смогу убедить студию предоставить мне полную свободу для одного сюжета, который у меня сейчас в голове. Они все же должны мне это. Так что, видите, это еще и вопрос искусства.
– Отправляйтесь в постель, – любезно сказал Белч.
– Вы никого не знаете?
– Вы влюблены в свою жену, и это очень хорошо. Сделайте ей детей. У меня самого их пять. Это полезно. Во всяком случае, не приходите рассказывать мне сказки. Деньги и фильмы – да вам на них, в общем-то, плевать. Вы дорожите своей женой и боитесь ее потерять, и вот вы заявляетесь ко мне и устраиваете телешоу.
– Честное слово, – жалобно произнес Вилли. – Я не лгу. Студия встревожена не меньше моего. Они уже дважды обожглись с Европой.
– Я на дух не выношу телевидение, – сказал Белч. – Бедняга Френки Костелло, они надорвали ему сердце.
Он поднялся, подошел к Вилли и похлопал его по плечу:
– Я усажу вас в машину. Нужно будет и мне как-нибудь прокатиться в Европу после всего, что вы мне тут наговорили. Теперь, когда дети уже выросли, я тоже не прочь повстречать кого-нибудь.
– Послушайте, Белч, я все же имею право взять с собой какого-нибудь типа, разве нет? – взмолился Вилли. – Хотя бы для того, чтобы он оберегал нас от поклонников, от толпы. Мы все же люди известные, особенно в Европе. Как вы его тут назвали. Сопрано?
– Я ничего не говорил. – Белч пожал плечами. – Он был выслан на Сицилию, если уж вам так хочется знать. Варился в том же котле, что и Лаки Лучано. Высланный на родину, он наверняка похрапывает сейчас под оливковыми деревьями. Без гроша в кармане, впрочем. Женщины обобрали его подчистую.
– Вы не могли бы дать ему знать? – спросил Вилли. – Как-никак мы будем на Французской Ривьере, это в двух шагах… Нет, послушайте, Белч, вам-то что за дело, коль скоро это в пяти милях отсюда? Ему и нужно-то спокойно сидеть в отеле и ждать. Все будет полностью за мой счет. Пусть живет себе припеваючи. Ему даже не нужно будет навещать меня. От него лишь потребуется быть под рукой в течение четырех месяцев. Он может даже взять с собой старуху мать, если таковая имеется. Все расходы за мой счет. Достаточно того, что я буду знать, что он здесь, мне уже будет спокойнее. И девять шансов из десяти, что он не потребуется. Ничего не произойдет. Энн не такая, как другие, у нее есть голова на плечах.
Он уже чувствовал себя лучше. Свободно дышал и меньше чесался.
– Ничего не случится. Это просто чтобы на душе у меня было спокойно. Я бы знал, что если какой-нибудь тип покажется и в самом деле надоедливым, то стоит мне подать знак. Но если ничего не случится, ему останется лишь вернуться на Сицилию, прожив четыре месяца на Лазурном берегу за счет Энн. Это сугубо для того, чтобы в случае необходимости мне не пришлось обходиться местными ресурсами в стране, где я никого не знаю. Вот видите, я не требую ничего особенного. Обычная предосторожность, чтобы на душе было спокойней.
– Вы – как капризное дитя, – сказал Белч. – Наверно, были вундеркиндом.
– Что было, то было, – сказал Вилли с кокетством.
– Вот уж не знаю, зачем я это делаю, – сказал Белч, – но у меня всегда была слабость к шлюхам. Я говорю о вас.
– Я как вы, – сказал Вилли. – Никогда не умел противиться.
Белч нацарапал несколько слов на листке бумаги.
– Напишите ему, сославшись на меня, – сказал он, протягивая листок Вилли. – Напишите ему название банка и сумму, которую вы будете откладывать на его счет в начале каждого месяца. Он наверняка объявится, чтобы ее потратить. Положите этот листок бумаги себе в карман и больше не вспоминайте о нем. Раз уж вам так легче. А вам так легче: стоит лишь взглянуть на вас. По сути дела, вам следовало бы работать на телевидении, Вилли. У вас как раз те идеи, что требуются, – вам бы следовало повидаться с Кефауэром. Он обрадуется встрече с человеком, воспринимающим его шутку всерьез. Я не стану провожать вас до машины, вижу, что вам это уже не требуется. Вы веселы, как пташка. И возможно, я прокачусь в Европу – меня очень заинтересовало то, что вы про нее рассказали.