Цвета магии

Грабб Джефф

– Я дважды потерпел неудачу, - сказал себе Круциус.
– Я потерял её дважды.
– Он почувствовал вину за то, что взял его дочь в море и назвал её именем судно, перевозившее кровожадных и порочных людей.
– Я уничтожил их обоих.
– Не могло быть судьбы хуже, чем эта. Он был в изнеможении. Он умер во всех отношениях, и только лишь его сердце продолжало неустанно биться. Окончательная смерть могла прийти откуда угодно. Возможно, корабль потонет или опрокинется. Возможно, шторм убьёт его градом или кувыркающимися обломками. Но Круциус не хотел ждать, он должен был сделать это сам.

– Я убил её. Я смогу убить и

себя.

Со стонами, он вылез из-под заклёпанного деревянного ящика, где он лежал. Он не знал, насколько долго он задержался тут, то теряя, то возвращаясь в сознание. Беспрерывный шум ветра и моря, головокружительные наклоны и частые содрогания корабля, сделали сон и грёзы неразличимыми. Дрожа от страха, он полз, растянувшись по палубе. Разбитая бочка разливала пастообразное вещество по доскам. Мокрые верёвки беспорядочно извивались, а осколки разбитых стёкол впивались в его тело. Не заботясь о себе, Круциус полз вперёд, по направлению к двери. За ней располагались каюты и его личная кабина. Там, в письменном столе, должны были лежать самые острые ножи, одним из которых он вырезал портрет из дерева на носу корабля. Этот нож легко перережет ему горло. Но он не думал об этом. Его мысли были только о ней - тонкие черты скульптуры лица его любимой дочери.

– Она бы не хотела, чтобы я делал это, - говорил он себе, когда тянулся к засову, запирающему дверь. Брусок был крепко зажат в опорах. Со скрежетом зубов, Круциус приподнялся и толкнул её. Брусок сдвинулся вверх. Следующий толчок, и засов почти покинул опоры.
– Ничего не бывает лёгким. Даже это.
– Он толкнул ещё, последний раз.

Послышался громкий скрип, и он отпрянул назад. Дерево треснуло. Что-то ударило в дверь изнутри, и поток из обломков хлынул на Круциуса. Бревно упало ему на живот. Грузовой крюк ударил ему в голову. Он бы увернулся, если бы его ноги не увязли в обломках. Оползень из обломков крушения накрыл его по пояс. Круциус боролся выбраться из завала, но боль невероятной силы ударила ему в бок.

Боль усилилась, растянувшись от груди до шеи.

– Время пришло, - подумал он и свалился от изнеможения и боли на обломки.
– Время пришло…

– Присаживайся, папочка. Начинает холодать, - сказала Нуниева следующим утром. Она сидела на веранде с видом на море, в беседке из красного кирпича и виноградной лозы, окутывающей её в холодном утреннем воздухе.

Круциус стоял на своём месте, хотя в этот раз, он знал, что это только лишь сон.
– Тут не было следующего утра, Нуниева, - сказал он грустно.
– Ты умерла прошлой ночью.

Она пожала плечами и, наклонившись, похлопала по маленькому металлическому сиденью рядом с ней.
– Я только хотела увидеть, боролся ли ты до конца.

– Боролся ли я до конца?

– Да, до конца той ночи, - ответила она. Её улыбка казалась бы озорной, если бы она не была такой грустной.
– А сейчас подойди и сядь.

– Ох, дорогая, это только лишь сон…

– Да. В этом сне я всегда предлагаю тебе присесть, но ты всегда отказываешься, - ответила она, перебив его.
– Это сон, папочка. Ты можешь делать всё, что угодно. Подойди и присядь со мной.

– Да, - сказал он, признательно вздохнув.
– Да.

Соблюдая этикет, она опустила заварной чайник, и начала разливать чай в чашки, наполняя их до краёв. Бурая жидкость испускала нежный аромат. Её руки были маленькие и загорелые

на фоне белого фарфора.

– Я разбил эти чашки той ночью.

– Да, - сказала она, продолжая разливать чай.
– Но ты боролся до конца. Я боялась, что ты не захочешь. Я боялась, что твоя жизнь кончится.

– Она закончилась, дорогая. Она закончилась, - уверял Круциус. В этот раз чай был не обжигающий и не горький.
– Ты была всей моей жизнью и моим будущим. Я пытался продолжать жить. Я построил корабль с твоим именем, но он не заменил тебя. И я не смог обеспечить его всем, как и тебя. Это мне оказалось не под силу, как и с тобой.
– Он потряс головой и печально усмехнулся.
– Когда ты умерла, дорогая, моему миру пришёл конец. И когда корабль, названный в честь тебя, был разрушен, целому миру пришёл конец от огромного взрыва, который уничтожил всё. Корабль был разрушен от взрыва и шторма. Я был ослеплен, избит и похоронен под кучей обломков построенного мной же корабля.

Она взглянула на него из-за крохотного чайника. Её глаза казались старше её молодого лица.
– Что ты сделал потом?

На его лице отразилось недоумение, и он опустил наполовину опустевший чайник.
– Что я сделал?

– Да.

– Хорошо, дорогая, - сказал он, мрачно усмехнувшись.
– Я умер. Это то, что я сделал потом.

Она испуганно посмотрела на него.
– Ты умер?

Он кивнул.
– Да, я умер.

– Ты был из последних людей на сотни миль вокруг, и ты не боролся до конца?

Круциус взял её за руку.
– По какой причине я должен был остаться жить? Если бы у меня была бы причина. Я бы сделал всё, что угодно. Я бы мог выкарабкаться из-под этих обломков. Я бы мог пережить шторм, чтобы расчистить палубу. Я мог бы в одиночку справиться с насосами и нашёл бы какой-то способ, чтобы ощутить запах земли или услышать звёзды. Если бы ты была рядом со мной, то я бы снова обрёл целый мир и сделал бы всё, что угодно.

– У тебя есть я.
– Её голос изменился, до сих пор энергичный, но уже не молодой, голос женщины вместо ребёнка. Всё постепенно исчезало - её лицо, веранда и море. Слабая тьма просачивалась через материю сна, оставляя лишь голос женщины.
– У тебя есть я. Я думала, что лишь я осталась в живых, пока ты не открыл засов на двери.

– Нуниева, ты лишь только сон, - сказал он устало, нащупывая её руки.

– Я не сон, - ответила она, крепко схватив его за руки.
– И я не Нуниева. Моё имя Эльга. Я племянница леди Джейри.

– Эльга?
– переспросил Круциус.
– Где я? Я сплю?
– сказал он в непроглядную тьму.
– Я думал, что ты моя дочь.

– Называйте меня, как пожелаете. Я хочу, чтобы вы поднялись. Я хочу, чтобы вы вернули корабль под свой контроль. Я хочу, чтобы ты взял меня на сушу.

Он потряс головой и ощутил холодную морскую воду, капающую ему на плечи.
– Я не могу. Я устал.

– Что значат все те вещи, о которых вы говорили? Об откачивании воды с корабля, о расчистке палубы, об ориентировании по звёздам?

– Я не могу больше бороться, моя дорогая. Я измученный, избитый и ослепший. Тут не осталось ничего, во что можно было бы верить.

Ответ последовал незамедлительно.
– Верьте в меня. Я хочу жить. Этого разве недостаточно? Я хочу жить!

Такая же, как Нуниева – решительная, сильная и храбрая.

– Этого оказалось недостаточно для моей дочери.