Цветные миры
Шрифт:
В 1936 году, в разгар Нового курса, Уилсон взял на себя руководство растущей церковной организацией и стал создавать в своем приходе нечто подобное тому, что намечал сделать в Мейконе. Это была церковь нового типа, занимавшая стратегически выгодные позиции; основную массу ее прихожан составлял трудящийся люд. Уилсон с помощью своей жены Соджорнер привлекал в церковь шахтеров и металлистов, недавно вступивших во вновь организованные профсоюзы КПП и располагавших некоторыми материальными средствами. В течение двух лет было возведено новое здание церкви, вызывавшее у негров чувство законной гордости. Вслед за этим был построен общественный клуб — единственное приличное место во всем городе, где негры могли отдохнуть, не предаваясь пьянству или картежной игре.
Рузвельт Уилсон постепенно расширял свою организацию и укреплял
Вместе с тем Уилсон старался поднять свои шансы на получение сана епископа. На очередном церковном съезде в 1940 году он решил добиться того, чтобы у присутствующих сложилось твердое убеждение, что именно он представляет самые конструктивные и передовые силы методистского братства.
Однако на деле оказалось, что здесь его руки связаны крепче, чем в баптистской церкви. Над ним стоял руководящий старейшина округа, а над старейшиной — всемогущий епископ. Уилсон начал его обхаживать. Епископ был человек пожилой, но еще хорошо сохранившийся. Он достаточно глубоко знал человеческую натуру. Будучи эгоистичным, не слишком щепетильным, но бесспорно умным человеком, он стремился поднять значение своей церкви. Он наблюдал за Уилсоном, прислушивался к его выступлениям и во многих случаях довольно резко отвергал возражения старейшины, одобряя планы Уилсона.
Однако именно старейшина пользовался в церковных сферах известным влиянием. Это был огромного роста горластый мужчина. Он завидовал успеху Уилсона и рассчитывал снискать благосклонность епископа своими взносами в «долларовый фонд», являвшийся основным источником существования церкви. Уилсон негодовал, видя, как старейшина пытается свести на нет его общественную и благотворительную деятельность с помощью более крупных вкладов в общий церковный фонд. Назревавший между ними серьезный конфликт был предотвращен епископом. В вопросе о распределении средств фонда он стал на сторону Уилсона, но в то же время втайне обещал старейшине поддержать на церковном съезде в 1940 году его кандидатуру на пост епископа.
Этого Уилсон, разумеется, не знал. Достигнутые им успехи внушили ему уверенность в том, что его заслуги обеспечат ему единодушное избранно под бурные аплодисменты собравшихся. Однако на церковном съезде в Чикаго он потерпел сокрушительное поражение. Большим препятствием к его избранию послужило то обстоятельство, что для африканской методической церкви он был новообращенным. Эта давно сложившаяся организация требовала от своих членов длительного испытания. Уилсону полагалось быть пока что рядовым работником, а он этого не учитывал. Он не понимал, что в глазах членов африканской методистской церкви его прошлая работа в качестве баптистского проповедника ничего не значила. Рузвельту было ясно только одно: место, которого он добивался, продали с молотка, и досталось оно тому, кто больше за него заплатил, — старейшине.
По возвращении в Бирмингем Уилсон приступил к своим прежним обязанностям, при этом он не счел нужным скрывать свою неприязнь к епископу. И тогда случилось неизбежное: в конце года без всякого объяснения или предупреждения он был переведен в Эннисберг в той же Алабаме, в жалкий, захудалый приход.
Уилсон запротестовал. Епископ откровенно высказал свое мнение:
— Вы хотите стать епископом? Для этого вам надо как следует потрудиться.
— В Чикаго были люди, которые трудились дольше и упорнее, чем ваш кандидат.
— Конечно, были, сын мой. Но большинству священников не суждено стать епископами.
— Ведь все мои труды в Бирмингеме пропали даром, — возражал Уилсон. — Все, что я сделал там, достанется вашему ставленнику, а меня сунули в старый, заброшенный приход, чтобы я снова карабкался вверх с самого дна. Четыре года усилий пошли прахом.
— О нет, — сказал епископ, — ваш труд ее пропал. Церковь воспользуется фундаментом, который вы заложили. Подыскать человека для продолжения вашей работы легко, а вот найти такого, как вы, дабы организовать дело заново, — задача
Возмущение Уилсона не утихало.
— Это несправедливо! — сказал он.
Епископ холодно посмотрел на него и сказал:
— Не хотите ехать — не надо!
У Рузвельта Уилсона не оставалось никакого выхода. Он попался в западню. Но Соджорнер, которую нелегко было вывести из себя или расстроить, заявила вполне хладнокровно:
— Поедем и посмотрим, что там такое.
Эннисберг был расположен в семидесяти пяти милях от Бирмингема, на Таллахусе, небольшой и грязной речушке, неподалеку от границы штата Джорджия. Здесь имелись кое-какие промышленные предприятия, главным образом текстильные. Кроме того, благодаря своим красивым окрестностям городок стал местом пребывания многих крупных промышленников с севера Алабамы. Однако здесь, как и во всех южных городах такого типа, имелась своя Черная Яма — заболоченный район вблизи реки, где проживали негры — слуги и рабочие. В скученных негритянских кварталах, лишенных, если не считать реки, какой-либо канализации, улицы и тротуары находились в самом запущенном состоянии. Хватало там и нищеты, и преступности. Прибыв сюда из Бирмингема поездом, Уилсоны осмотрели город. Довольно чистые и красивые кварталы, заселенные белыми, размещались на возвышенности вокруг главных торговых заведений. Ниже стояли заводы и фабрики. Отсюда Уилсон с женой отправились в Черную Яму. Здесь, в самом центре этого перенаселенного района, стояла африканская методистско-епископальная церковь Аллена. Это было старое, обшарпанное деревянное строение, требовавшее немедленного ремонта. Но оно было своего рода местной достопримечательностью. Существовала эта церковь уже пятьдесят лет, а может быть, и больше, и ее знал любой горожанин, черный или белый. Церковная община только что понесла тяжелую утрату, завершившую длинный ряд других бед: прежний проповедник, двадцать пять лет отправлявший здесь богослужение, умер, и город его оплакивал.
Это был человек с громовым голосом, когда-то очень энергичный, но за последние годы растерявший и силу, и способности. Он был строг и несколько заносчив с паствой, но подобострастен и покорен с белыми, особенно с богачами, вносившими некоторую лепту в церковный фонд. Когда священник состарился, руководство общиной фактически перешло в руки церковного совета во главе с негром по имени Карлсон; с помощью кружка со странным названием «Аминь» он делал в приходе что хотел.
Характерными чертами этой общины были еженедельные религиозные радения, организуемые кружком «Аминь». Кучка пожилых верующих, большей частью женщин, каждую неделю слушали проповеди. Начинались они неизменно в спокойном, почти разговорном тоне, но постепенно превращались в громкие, пронзительные призывы к богу и человеку. И тогда на сцену выступали члены кружка «Аминь»; они как бы возрождали обычай массового участия в богослужении, возникший задолго до появления греческого хора и распространившийся из африканских джунглей за океан, в Вест-Индию, а оттуда в Алабаму. Они вскрикивали и медленно приплясывали, рыдали и пели, взвизгивали и конвульсивно извивались; всех участников охватывала истерия, они тряслись, завывали и вопили словно одержимые. Истерия охватывала и большинство присутствующих, при этом белые посетители тайком хихикали в носовые платки, а позднее смаковали подробности негритянского богослужения. Нередко молящиеся доводили себя до полуобморочного состояния: многие в изнеможения падали на пол, другие, выбившись из сил и тяжело дыша, продолжали сидеть на стульях. Большинству членов кружка «Аминь» эти языческие оргии давали яркие, волнующие ощущения — нечто такое, ради чего они жили всю неделю. Иногда подобное повторялось и по средам на вечернях молитвенных собраниях.
В первое же воскресенье Уилсон с отвращением наблюдал это зрелище. Он произнес краткую проповедь, пытаясь поговорить с прихожанами по душам, поделиться с ними своими планами. Но стоило ему выразить нм сочувствие по поводу кончины старого проповедника, как члены кружка «Аминь» принялись столь бурно выражать свое горе, что Уилсон не смог больше сказать ни слова. После того как молящиеся довели себя до изнеможения, начался сбор пожертвований, затем все медленно покинули церковь. Новый проповедник не произвел особого впечатления на прихожан, а то, что думал о них он сам, лучше всего было ее высказывать вслух.