Цветочная смерть
Шрифт:
Призраков я боюсь гораздо меньше, чем живых людей.
Словом, до школы я добралась без приключений. Разве сто меня облаяла какая-то шавка около общественной бани, но я уже не затюканная маленькая девочка. Псин я тоже не боюсь.
Из двадцати пяти человек класса пришли двадцать, хотя Ян все же опоздал, об этом позже: двое умерли, один сидит в тюрьме, из тех что умерли, один от рака, полгода назад, один в автокатастрофе. Разбился на мотоцикле. Попал под грузовик. На фотографии с объездной страшно смотреть, месиво из мяса, крови костей. Что ж, земля пухом. Фриза вышла замуж и уехала в Узбекистан. Больше не вернется.
У
Все это очень расстроило Александру Петровну. Она тоже сильно постарела. Ее глаза ядовитого малахита стали больше травоядными, не такими змеино-хищническими, какими были пять лет назад. Однако благодаря бронзовому загару и неизменной манере красится она все еще оставалась той чайной розой, какой ее сохранила моя верная память.
Я рассматривала своих одноклассников. Семьи, дети, карьера, друзья, наркотики и дешёвое пойло. Нас ничего не объединяло ещё со школьной скамьи. Теперь мы и вовсе были из разных вселенных. Все и всё так сильно изменилось. Школьные коридоры были расписаны безвкусными розовыми фресками, повествующими о прелестях школьной жизни, мимо которых я прошла плотно зажмурившись. В кабинетах поменялись парты и учебные плакаты, а дружелюбный скелет Петя пал смертью храбрых в руках восьмиклассников. Ненавижу эту школу.
Хотя, может все это не так уж и катастрофично. Просто я изменилась. Просто я не могу принять факт своей отчужденности от нашего общего прошлого. Бывшие одноклассники встретили меня холодно, потом давно позабытые подружки попробовали изменить ситуацию, но у них ничего не вышло, я уже чувствовала себя достаточно неуютно. В конце концов, меня оставили в покое сидеть на задней парте и дичком поглядывать на окружающую меня толпу незнакомцев.
Я уже порядком приуныла. Уйти сейчас я не могла, так как мама сказала, вести себя прилично, а ослушаться ее на территории этого города, все равно что подписать себе смертный приговор. Отлично. Да что уж тут, шикарно!
Появился опоздавший.
На протяжении всех одиннадцати лет обучения, его считали самым красивым мальчиком в школе, три года, кажущихся мне теперь вечностью, с третьего по шестой класс, я тоже была влюблена в него. Высокий блондин с глазами цвета северных морей. Впечатлительному несмышлёнышу вроде меня такое не могло не понравиться. Оно и понравилось. Стараниями одноклассниц чувства мои были растоптаны до состояния придорожной пыли.
Я нисколько не сожалею об этом. Издевательства, побои, подставы закалили меня, сделали меня тем, кто я есть. У меня есть абсолютное право гордиться всем, что я пережила. Разумеется, сейчас, с высоты своей размеренной спокойной жизни, наполненной радостью творчества, которой я добилась, я благодарна за каждый плевок в мою душу. По ощущениям, разница между тем, через
Когда он зашел, поздоровавшись и извинившись громко и ясно, улыбаясь, как голливудский киноактер, сердце ёкнуло.
Мне не впервой бороться с панической атакой. Я сменила позу на более вольготную и принялась сверлить взглядом доску. Ян уселся рядом.
– Привет, как дела? – прошептал он, наклонившись ко мне.
– Отлично. Выучилась, работаю, у тебя как?
– Да тоже ничего.
Тон у меня был не самый располагающий к беседе. И, видимо, Ян это понял. Не хочу ни с кем разговаривать. Бесите. Хочу домой к книгам и спокойствию. Зачем надо врываться в мою идеальную жизнь запахом сандала и этой фальшивой приветливостью?
А не катиться ли вам всем к чертовой матери!
Я совсем уже другой человек: у меня короткая стрижка и длинные багровые ногти с шеллаком, у меня всего двадцать семь зубов, потому, что зубы мудрости так и не прорезались, а еще один сломался, так что вместо него протез. У меня есть всё: работа, деньги, сказочные путешествия куда только ветер подует, даже лучшая подруга, с которой мы не разлей вода. В моей телефонной книге звезды кино и эстрады, самые успешные кутюрье мира. Ну и что, да я выбрала маленький непримечательный город и каждый день хожу в один и тот же супермаркет. Зато у меня есть дача на берегу реки и квартира на четвертом этаже девятиэтажки. Я наконец-то стала лучшей сестрой на свете.
Я никогда не смирюсь с такой глупостью.
И тут мне стало очень, очень плохо.
Горло свербело, подступал тяжелый, спазматический кашель. Тело еще помнило, где в этой проклятой школе туалет. Влажный кашель, как при пневмонии. Во рту ощущалось что-то плоское и большое. Я сплюнула в раковину. Больше всего это странное выделение походило на лепесток какого-то красного цветка, вроде розы, или точнее мака.
Ханахаки.
Нет, это какая-то ошибка. Чтобы я и плеваться цветами… это все дурацкий розыгрыш. Только, кроме зефира и сухарей, сегодня я ничего не ела. Разыгравшийся гастрит не дает даже воды попить чтобы не мучится. И разыгрывать меня некому.
Не может быть. Завтра пойду к врачу.
Я извинилась перед одноклассниками и, сославшись на плохое самочувствие, ушла. В нескольких взглядах я прочитала тревогу. Неужели я и правду так плохо выгляжу…
Вышла в гардероб. Висели только наши куртки и пальто. Было уже восемь часов вечера. Я взяла свое кремовое пальто. Оно мне очень нравилось, потому, что оно было цвета ванильного зефира. Мне безумно идет этот цвет.
Я не спеша зашнуровывала ботинки. Нужно оставаться спокойной. Если я буду паниковать, лучше мне не станет.
Независимо от моих желаний паника усилилась до тремора в руках. Пальцы перестали слушаться. Я не могла не то что бантик завязать, я затянуть шнурки не могла. Стиснув зубы, покрывшись холодной испариной от прилагаемых усилий я сжала окоченевшие пальцы и потянула шнурки в стороны. Один затянулся, второй выскользнул. Какую-то мышцу свело. Это было безумно больно. На глазах навернулись слезы беспомощности.
Я смотрела на свои бесполезные руки. Я была готова вынести третирования все своих родственников, лишь бы не сидеть сейчас, давясь слезами.