Цветок Америки
Шрифт:
– Возможно, они и не разъезжают, – предположил Феррандо.
В глубине души Деодат отвергал мысль о том, что этим людям придется стать подданными какого бы то ни было короля.
В конце июня «Ависпа», совершив круг по внутреннему морю, покинула его через тот же пролив, через который вошла. Она двинулась дальше с попутным северо-западным ветром. Обследовав около четырехсот лье побережья, [29] братья Кортереаль вступили во владение ими от имени короля Португалии и внесли серьезные исправления в свой портулан. Несколько раз они видели обнаженных и разрисованных туземцев: эти встречи заметно изменили их представления о счастье.
29
Братья
Зато они пришли к твердому убеждению, что Колумб ничего не понял: Великий Северный континент действительно существовал, и он не был восточной оконечностью Азии. Теперь следовало подумать о возвращении, поскольку этому благоприятствовали пассаты. Моряки восстановили запасы пресной воды и продовольствия, но остались без вина и водки.
Деодат много раз задумчиво курил ароматные листья Окиепы. Красная лилия, за которой он тщательно ухаживал, чувствовала себя превосходно и даже выказывала намерение пустить новый росток.
Судно бросило якорь в Лиссабоне семнадцатого июля первого года шестнадцатого века. Феррандо, Жак Адальберт и Деодат повидали Новый Свет: они могли многое рассказать о нем, но в качестве доказательства имели только лук, горшок с сухими листьями и цветок.
Через месяц королевский дознаватель Франческо де Бобадилья высадился на Эспаньоле. По не вполне ясным причинам он приказал арестовать вице-короля обеих Индий Христофора Колумба и в ножных кандалах отправил его в Севилью.
Наша троица вернулась во Францию; сначала они заехали в Анжер, где их с ликованием встретили Жанна, Франц Эккарт и Жоашен. Приезд путешественников развеял мрачную атмосферу, воцарившуюся в доме после зловещего происшествия с венграми. Наконец-то можно было поговорить о чем-то другом!
Деодат подарил красную лилию матери. Она пришла в восторг, посадила ее в горшок и поставила в саду, рядом с дверью, чтобы видеть ее каждое утро. Сам цветок представлялся ей символом тайного королевства, а листья напоминали кинжалы.
В течение нескольких вечеров при свечах один рассказ сменялся другим. У Франца Эккарта горели глаза. Путешественники вспоминали штормы, деревню мертвецов, ледяные горы, птиц в белых манишках и черных плащах, нападение дикарей, обнаженных туземцев, тяготы морского путешествия. Однако они сами чувствовали, что это всего лишь занятные истории: им удалось увидеть только внешнюю сторону вещей.
В последний вечер, когда рассказы стали иссякать, Франц Эккарт сказал:
– Мне не хочется обижать вас, но, боюсь, ваши приключения не сильно обогатили философию.
Было известно, как он понимал это слово: «любовь к мудрости».
После его замечания повисла долгая пауза. Жанна вспомнила еще одну фразу Франца Эккарта: меня не влекут другие края, я и так не здесь.
Феррандо расхохотался:
– Это верно. Но я рад, что побывал там. Я убедился, что этот континент – не выдумка и что в любой выдумке есть крупица правды. Если бы я не поехал, у меня осталось бы чувство, что я изменил самому себе. Это называется опытом. Кроме того, нет сомнений, что Северный и Южный континенты будут вскоре заселены европейцами. Достаточно нескольких английских луков и кулеврин, чтобы нагнать страху на туземцев и привести их к покорности. Наши старые империи получат огромные территории. И тем самым огромную власть. Но, естественно, это произойдет не сразу.
– Что же из увиденного вами послужит вам завтра? – спросил Франц Эккарт.
– Что можно прожить долгие месяцы, довольствуясь малым, – ответил Жак Адальберт.
– Этому тебя научила бы и жизнь солдата.
– Конечно, Франц. Но такая жизнь не научит
Франц Эккарт кивнул.
– Со своей стороны, – сказал Феррандо, – я понял, что раньше или позже европейцы потянутся на этот континент и им понадобятся деньги. Места там безлюдные, и я сомневаюсь, чтобы там, в скором времени могли появиться города, похожие на наши. Впрочем, я узнал и еще одну важную вещь: лимон и петрушка очень полезны в дальних странствиях, ибо они спасают десны от кровотечения.
Это замечание вызвало общий смех, и все отправились спать.
На следующий день Жак Адальберт уехал в Страсбург, а Феррандо – в Женеву, так как в Миланском герцогстве все еще хозяйничали французы. После сбывшихся предсказаний о смерти папы и открытии нового континента он, безусловно, доверял суждениям Франца Эккарта. К тому же Людовик XII приобрел в Милане смертельного врага в лице герцога Лодовико Сфорцы, бывшего властелина этой северной цитадели. Плененный под Новарой за три года до окончания XV века, он подвергся такому унижению, какое редко выпадает на долю владык: французский король сначала заточил его в замок Пьер-Ансиз, а затем в клетке перевез в тюрьму в Ли-Сен-Жорж.
Лодовико Сфорца в клетке! Месть в духе Людовика XII, бледного одутловатого отпрыска династии Валуа. Поскольку Сассоферрато издавна считались друзьями, клиентами и верными слугами семейства Сфорца, миланский воздух стал для них вреден – вплоть до полного поражения французов, которое, как уверял Франц Эккарт, было предопределено звездами. Итак, следовало запастись терпением.
Деодат решил пока остаться в Анжере.
Жанна была этим одновременно обрадована и встревожена. Ведь Жозеф рассчитывал на него как на своего преемника в фамильном банке. И Деодат прошел хорошую выучку, о чем свидетельствовала осмотрительная дерзость, проявленная им при предоставлении займов: ему удалось увеличить семейный капитал, несмотря на все передряги, с которыми не смогли справиться другие банкиры, опьяненные возможностью быстрого обогащения. В делах его отличала проницательность и взвешенность суждения. Так, когда Итье попросил у него денег, чтобы прикупить себе виноградники в Минервуа, он лично осмотрел эти участки, попробовал производимое там вино, поговорил с виноградарями, оценил содержимое винных складов; сочтя сделку выгодной, он приобрел на имя матери и на свое соседние виноградники, ибо здраво рассудил, что Итье естественным образом будет заботиться и о них, раз уж они принадлежат его главному кредитору. Это был не единственный пример.
Но после возвращения из путешествия в нем словно бы что-то надломилось. Он целыми днями сидел в саду и смотрел, как маленький Жозеф играет с Жоашеном, а вечерами беседовал с Францем Эккартом. Расспрашивал его об астрологии, философии, человеческой природе, удивленный и даже смущенный глубиной познаний племянника.
Однажды они в очередной раз уселись на каменную скамью, чтобы понежиться под лучами солнца. Деодат смотрел на красную лилию, которая пустила пышный побег и вновь зацвела: несомненно, мягкий анжуйский климат пришелся ей по нраву. В памяти Деодата вдруг блеснула ледяная гора – гигантский бриллиант, плывущий по прихоти течений. Вспомнил он и танец с туземцами, и у него заныли пальцы ног.
– Похоже, дела твои оставляют тебе большой досуг, – заметил Франц Эккарт.
– Ты хочешь сказать, что я ими больше не занимаюсь?
– Или вкладываешь в них меньше усердия.
Деодат вытащил из кармана дарующий удовольствие предмет, подаренный ему Окиепой, склонился над горшком с сухими листьями, которые назывались табак, и набил ими маленький горшочек, который следовало бы именовать маленькой печкой. Затем он встал, чтобы попросить у Фредерики уголек, и наконец, затянулся под любопытным взглядом Франца Эккарта. Внезапно его охватила тревога: что же ему делать, когда истощится запас листьев? Он подумал, что может не устоять перед искушением пересечь вновь Великое море, чтобы раздобыть эти драгоценные листья табака.