Цветок для ее Величества

Вермаль Каролин

Эулеус заметно вздрогнул, услышав имя Чунгвы. Пока Тунберг говорил, казалось, туземца покинули последние остатки жизненной силы. Он опустился на землю и свесил голову между колен.

— Как вам уже, вероятно, рассказывала Джейн, Эулеус хотел вернуться к своему племени, но вместо этого его окончательно заклеймили. Он готов провести нас к цветку, чтобы потом мы его взяли с собой в Кейптаун. Он предпочитает жить как невольник, связанный договором, чем как свободный человек на своей земле, но в бегах.

— Но что сделает с ним Схеллинг? Он наверняка не захочет

иметь свидетелей того, что здесь произошло, — заволновался Мэссон.

— Не уверен, выбрался ли Схеллинг из долины, не говоря уже о возвращении в Двуречье, — ответил Тунберг, злобно ухмыльнувшись.

— Как же мы вернемся, если у Чунгвы остался исправный фургон? А у нас есть только одна лошадь. Было бы слишком оптимистично думать, что мы сможем добраться пешком.

Тунберг осклабился:

— Когда я нашел Эулеуса, он как раз пригнал нашу повозку почти к тому месту, где произошло крушение. Он хотел спрятать ее на тот случай, если его не примут в Двуречье и ему придется торговаться с Чунгвой. Мы оставили повозку на другой стороне холма. Если все согласны, я предлагаю немедленно отправиться в дорогу.

Путешественники, соглашаясь, что-то проворчали себе под нос. Вскоре они оставили лагерь и молча двинулись на холм через кустарник, туда, где Тунберг с Эулеусом спрятали повозку.

Когда они добрались до вершины холма, Мэссон в последний раз бросил взгляд на рощу деревьев ассегай, в которой они нашли убежище. Он искал бабочек, которых видел накануне. Они подарили ему надежду. Фрэнсис обнаружил их и сегодня, но там были не только бабочки. Стая ворон с черными блестящими перьями сидела на самой верхушке дерева и клевала прекрасных насекомых, которые порхали над цветками, не замечая опасности.

Мэссон волновался, думая, что Эулеус может их предать во второй раз. Они добрались до повозки и ехали около часа, пока не очутились в месте, похожем на райский сад.

Пробивавшийся родник обступали деревья Hippobromus pauciflorus и Еuclea divinorum. Место было прекрасно скрыто от внешнего мира. Широконоски и чирки-свистунки ныряли в поисках пищи в прозрачной родниковой воде: ручей образовывал озерцо примерно пятидесяти метров шириной. Место было просто идеальным для водной растительности, птиц и насекомых. Разнообразие фиолетовых и желтых оттенков разметалось по водной глади, усыпанной зелеными листьями и цветами кувшинок. Все это дополнялось розовыми болотными лилиями, окаймлявшими берега и привлекавшими стрекоз.

К своему большому облегчению, Мэссон заметил на противоположном берегу озера участок, густо поросший сотнями сочных зеленых стеблей. Цветок для королевы, исигуда, купался в послеполуденном солнечном свете, как ленивый монарх, наслаждающийся последней теплотой дня.

Четверо путешественников решили собрать столько растений, сколько позволял вместить фургон. Тунберг предложил выгрузить оставшиеся ящики с экземплярами, которые они с Мэссоном нашли по дороге, но Фрэнсис не хотел лишать шведа его добычи. Поэтому растения остались

на своих местах.

— Я принесла вам один цветок для вашего гербария, — сказала Джейн и протянула Мэссону срезанный стебель. — Может, мы заключим перемирие хотя бы до тех пор, пока не вернемся в Кейптаун?

— Как вы можете игнорировать такое любезное предложение? Эти слова звучат как песня! — вмешался Тунберг, хитро улыбаясь.

Мэссон зажал в руке цветок, словно птицу, которая может в любой момент упорхнуть.

— Вы уже знаете, что она вас обзывала паяцем? — сердито спросил Мэссон, стараясь разрушить очарование момента между Тунбергом и Джейн. — Перемирие, значит… Извольте. Я принимаю ваше предложение и благодарен вам.

Мэссон взял дневник и вложил цветок внутрь, чтобы зажать его между страницами.

Они закончили сбор цветов, погрузили снаряжение и наполнили бурдюки, затем, уже на закате, путешественники двинулись в дорогу.

Мэссон ехал следом за повозкой, а Тунберг примостился на козлах рядом с Эулеусом, помогая править упряжкой и отыскивать дорогу к Кейптауну.

Джейн свернулась калачиком в кузове фургона среди собранных цветов и крепко заснула.

Глава 43

Полная луна, освещавшая их путь, казалась Мэссону светлее, чем слабые лучи английского зимнего солнца, с трудом пробивавшиеся на равнинах сквозь серый утренний туман, когда Фрэнсис добирался до замка Лидс на работу. Он поймал себя на мысли, что в последнее время все чаще думает о доме. Но больше всего удивил его тот факт, что он вспоминал о меловых холмах, небольших ухоженных полях и дорогах без ностальгии. Нет, он смотрел на родину отстраненно, словно это был рисунок или картина какого-то художника.

Он спрашивал себя, не зачаровала ли его африканская ночь, в его голове роились странные фантазии. Он обдумывал, как может вернуть себе честное имя и отработать здесь свой двухлетний контракт. Джейн могла привезти цветок Бэнксу в Англию вместе с письмом, из которого будет ясно, что растение они нашли вместе с ней. Таким образом, Мэссон получит надел земли, а Джейн восстановит репутацию. Без сомнения, Бэнкс разозлится, но время и многочисленные образцы, которые Фрэнсис собирался ему отправлять постепенно, должны будут его смягчить. Возможно, он даже дополнительно вознаградит его, потому что Мэссон выполнил свой долг для короля и отечества, оказав им ценную услугу.

— Вы ведь знаете, что невежливо пялиться на кого-либо, — прошептал Тунберг, соскочив с облучка, чтобы размяться.

Он поравнялся с Мэссоном, который ехал прямо позади фургона. Фрэнсис знал, что как раз рассматривал лицо спящей Джейн.

— Я не пялился, просто… эм… задумался… — запнулся Мэссон и быстро перевел взгляд.

— Из-за этого могут возникнуть трудности, — произнес Тунберг и протянул бурдюк. — Итак, каким путем мы хотим отправиться?

Мэссон в недоумении уставился на него: