Цветок душевного стриптиза

Мавлютова Галия Сергеевна

К примеру, в Манеже проходит выставка фотографий членов императорской семьи. Воспитатель царственных детей после революции вывез уникальные снимки за границу. Благородный француз, жертвуя жизнью, сохранил их для вечности, для потомков, для меня в частности. А я имею счастье проживать по соседству с выставочным залом, а в последний раз посетила какую-то дурацкую выставку три года назад. С тех пор Манеж обхожу стороной, а это непорядок. Пишем в план – посещение выставки, данное мероприятие попадает в разряд развлечений. Вторым пунктом обозначим поиски хлеба насущного. Нет, срочно поменяем пункты местами. Поиски работы выходят на первое место. Развлечения подождут. Не могу же я сидеть на шее у матери, не могу, мне давно пора повзрослеть. Начну прямо сейчас. Сделаю первый шаг на пути к старости, ведь прибавляя мудрости в голове, мы убиваем в себе молодость. Сначала позвоню в издательский дом «Диалог». Там есть какая-то вакансия, кажется, «Диалогу» срочно требуется редактор. Но я почему-то

медлила. Меня манили другие просторы. Если Марк Горов не захотел приложить усилия, чтобы узнать мое имя, значит, я сама должна найти его и придумать повод для знакомства. Я не спешила набирать номер «Диалога». Мне хотелось испытать судьбу. А какие еще вакансии предлагает нам заботливый «Джоблист»? Я судорожно перелистала страницы сайта. И вдруг наткнулась на знакомое имя. Ого, как интересно, осиротевший «Максихаус» ищет кандидата на должность начальника отдела по продажам эксклюзивного товара. Я отправила свое резюме резвой молнией, пусть почитают в «Максихаусе» богатую биографию Анастасии Николаевны Розановой, хоть наизусть выучат. Разрешаю, мне не жалко. Попробую себя в торговле. Мне ведь терять нечего: чем кормиться из маминого котелка, лучше уж бегать по городу в поисках клиентов. Кому крыши починить, кому стены покрасить. Обоями «Максихауса» можно весь город застелить. Еще и на столицу останется. Метров пять полотна. Я взбудораженно бегала мышью по различным вакансиям. Если у меня ничего не вышло с переводами, начну продвигать товар любимой фирмы по всей стране. Разумно? Вполне. К тому же я начала действовать. Переступила через себя. Нет слабых женщин, как нет сильных, есть лишь ленивые, не способные на преодоление. Но у меня до сих пор не было плана. Теперь он есть. Ведь я уже действую. Ура! Но мою решимость волной смыл телефонный звонок. Резкий, рваный, как крик отчаяния. Я загрустила, услышав в трубке знакомый голос.

– Настя? – сказал Денис и замолчал.

Тягостная пауза. Томительное молчание. Напряженное и беспокойное одновременно. Видимо, Черников изо всех сил пытался обуздать гнев на другой стороне одиночества и отчаяния. Я даже видела, как он накидывает узду на собственную ярость. Бесполезные попытки, ему не удалось притушить обиду. Разве можно справиться с разбушевавшейся стихией, она и сама утихнет. Когда-нибудь. Немного позже. Я держала трубку на плече, стараясь придавить скользкую пластмассовую ящерицу пылающей щекой. Мне было стыдно. Очень стыдно. Ведь я нарушила данное мною слово, чем нанесла душевную рану мужчине. Приняла предложение руки и сердца, согласилась стать верной женой и супругой и неожиданно передумала. Теперь обиженный Черников наливается злобой по ту сторону ада. Денис Михайлович пребывает в чистилище, устроенном им самим своими же руками по его собственному желанию и образцу. В конце концов, Черников знал и знает, что я его не люблю. Я не скрывала от него своих чувств, если точнее выразиться, полного бесчувствия. И я не из-под венца сбежала. И нечего пылать, как факел. Я потерла щекой влажную пластмассу, прилаживаясь к ситуации, но трубка выскользнула, упала на ковер и завибрировала, заскользила по ворсу, будто ожила, вдруг превратившись в ручного зверька. Из трубки доносился разъяренный голос Черникова, нет, не доносился, он разносился буйным эхом, – одним словом, по всей квартире гром гремел и литавры били. Мужской гнев хлестал через край.

– Настя, ты еще пожалеешь об этом, крупно пожалеешь, я никому не позволю играть мной, моими чувствами, – что есть силы вопил, надрываясь, Денис Михайлович.

Вопрос о чувствах не обсуждался. Вообще. Между нами должна была состояться сделка. Но она рассыпалась. Расклеилась. Клиент раскаялся. Передумал. Я смотрела на ожившую трубку. Весело. Занимательно. В первый раз вижу, как телефон скачет сам по себе. Есть такие смешные игрушки. Повернешь ключик, и маленькая забава прыгает, скачет, живет обособленной жизнью. Пока завод не закончится.

– Дура, – донеслось из трубки.

И все разом стихло. И шум дождя за окном. И свирепая буря по ту сторону ада. Слышен лишь тихий голос, печальный, грудной, и он констатирует неоспоримый факт. И трубка вновь превратилась в неодушевленный предмет. Я наклонилась и подобрала омертвевшее тельце проводника человеческих страстей. Послушала. Тихо. Ни голоса, ни гнева. Я подула в мембрану. Послышался тихий вздох. И непонятно, кто вздыхал из троих беседующих: то ли мой бывший жених, то ли я, то ли ожившая телефонная трубка.

– Прости меня, Денис, – сказала я, – мне тоже больно, прости, если можешь, я не хотела тебе зла.

Но в трубке уже слышались чужие голоса, женский смех, где-то вдали орала во всю мочь прокуренных легких престарелая певица. Наконец все посторонние звуки утихли. Черников не простил меня. И уже не простит. Денис вообще не умеет прощать. Никому. Никогда. Ни при каких обстоятельствах. Я всегда знала это свойство его характера.

– Денис, я тебе не враг, прости меня, если можешь, – сказала я в пустую мембрану.

Пусто. Голо. Ни звука. Будто телефонный провод перерезали на лестничной площадке. Но там есть запасная дверь, кодовый замок. Посторонним людям вход воспрещен, никто не сможет обойти

препятствия. Я осторожно положила трубку на рычаг. Мне уже не было стыдно. Я избавилась от боли. Черникову по силам справиться с утратой. Невелика потеря. Денис Михайлович не склонен к иллюзиям по определению. Он слишком реален. До наготы. Единственная причина, приводящая его в бешенство, – непонимание, почему его отвергли. За что, почему, зачем – эти три вопроса еще долго будут изводить больное самолюбие красивого и преуспевающего мужчины. Ничего, бог даст, как-нибудь переживет, не будет же он мне мстить. Будет. Черников будет тебе мстить. Кажется, я явственно слышала тихий голос. Он нашептывал мне ночные страхи. Но я заглушила его. Я хотела увидеть во сне Марка Горова. Нет. Не Горова мне хотелось увидеть. Это был живой человек, обладающий страшным именем. Символ зла и жестокости. А я мечтала встретиться в ночных грезах с прекрасным незнакомцем, приснившимся мне однажды в московском поезде. Он был похож на Марка Горова. Но это совершенно другой мужчина. Совсем не страшный. Я уговаривала себя, убеждала, приводила доводы. Ведь не могла же я увидеть во сне незнакомого человека, встретившегося мне чрезвычайно скоро в реальной действительности, днем, на помойке? Нет, не могла. Это невозможно. Ни практически, ни теоретически. Но я невольно могла запомнить образ того мужчины, что перенес меня на руках в кресло. Все может быть на этом свете. И мне вновь приснился таинственный незнакомец. И это был вовсе не Марк Горов, а мягкий, улыбчивый и совсем не страшный мой избранник из сна в тринадцатом вагоне.

На мое скоропалительное резюме, отправленное в виде молнии, пришел ответ из «Максихауса», также молниеносно. Придется еще раз испытать характер на прочность в любимом «Максихаусе». Разумеется, нельзя вступать в одну реку дважды, я знакома с этим постулатом. Но мне почему-то именно сейчас срочно понадобились препятствия и барьеры. Надо взобраться на вершину жизни на той работе, в том месте, где начиналась моя карьера. Да и другого выхода у меня не было. Придется ломать характер. Я позвонила в «Максихаус» по указанному номеру телефона. Назвала свое имя.

– Розанова Анастасия Николаевна? – переспросил баритон.

Приятный мужской голос в телефонной трубке явно принадлежал кадровому военному, но уже бывшему в употреблении, баритон привык командовать. А в «Максихаусе» большие перемены. Даже кадры сменились. Новые люди, новые песни. Это и к лучшему, ведь бывший военный наверняка еще не знает, что меня совсем недавно уволили из «Макси». В связи с реконструкцией предприятия.

– Да, это я, – сказала я, стараясь представить, как звучит мой собственный голос в трубке, прижатой к уху кадровика.

Представить не удалось. Не успела сконцентрироваться.

– Подъезжайте к нам в два часа, успеете? – сказал баритон. Помолчал и добавил: – Сейчас везде пробки. Не проехать.

– И не пройти, – сказала я, – но я успею. Обязательно успею. Вы только меня дождитесь. Я приеду.

– Возьмите паспорт и трудовую книжку, – сказал кадровик, и трубка громко клацнула.

Бывший военный бросил ее на рычаг. Решительно и бесповоротно. Почему я решила, что этот мужчина является военным? Не знаю. Наверное, из-за решительного и командирского тона. Настоящий полковник. Такие мужчины словами не бросаются. Ни на ветер, ни против ветра. У меня даже глаза заблестели, а зеркало вмиг забликовало от радости. Неужели в моей жизни все наладилось? Я отринула лень, разбудила чувство собственного достоинства, приняла решение действовать, составила план, и все пошло как по маслу. Локомотив судьбы вовсю несется вперед, в будущее, летит по рельсам. Только ветер свистит в ушах. Ой, пусть-пусть свистит в ушах, лишь бы не в голове…

Через сорок минут я уже торчала возле «Максихауса». Нет. Не торчала, а легкомысленно пряталась за углом свежеоштукатуренного здания бизнес-центра. Боялась увидеть знакомые лица. И заодно испачкала куртку краской. Поплевала на ладошку, почистила. Не получилось. Осталось пятно. Придется нести в химчистку. Мысленно поругала себя. Не рассчитала время. Приехала на переговоры раньше положенного срока. Так спешила в «Максихаус», летела со всех ног, видимо, мало меня здесь унизили, и вот я примчалась на крыльях за очередной порцией страданий. Я посмотрела на часы. Четверть второго. Я присела на корточки. Надо набраться мужества и взглянуть правде в лицо, а что там творится внутри меня? Я очень хотела вернуться в этот дом. Очень. Ведь это была моя первая работа. Отсюда меня несправедливо уволили. Незаслуженно. Неправедно. Во мне кипел и бурлил юношеский максимализм. Я не стремилась к мести, нет, это не мое. Ненавижу месть как явление. Вендетта не для меня. Мне всего лишь хотелось восстановить справедливость. Я должна сама выбирать место работы. Двигаться наверх по служебной лестнице. Расти. Повышать квалификацию. Переходить и переводиться. Но это должен быть мой выбор. И ничей больше. Никто не сможет меня уволить, если я стану незаменимой в профессии. Именно в этом случае я приобрету значимость. И мне больше не придется принимать брачные предложения от обеспеченных мужчин. Девушки должны выходить замуж. Это закон. Но они должны любить своих избранников. Иначе замужества не получится. Останется лишь сплошной брак.