Цветок фикуса
Шрифт:
Здесь в голове у Михалыча явно что-то путалось: ведь Лена, собственно говоря, ничуть не была виновата в собственной гибели, наоборот, являлась, безусловно, стороной пострадавшей, но Игорь тем не менее ужасно злился на покойную, считая, что та самой своей смертью нарочно ему навредила.
«И при жизни от нее были одни неприятности, – думал Михалыч, листая одну из своих знаменитых записных книжек в кожзамовом переплете, – и смертью она подгадила…»
Михалыч был известен своим удивительным недоверием к электронной технике, особенно странным для работника телевидения.
Однако найти эти координаты ему помешало появление на пороге кабинета маленького толстого розовощекого человечка в круглых металлических очках.
Человек этот выглядел чрезвычайно безобидно, поэтому Михалыч грозно насупился, сдвинул брови и осведомился тихим голосом, по которому его опытные подчиненные почувствовали бы надвигающуюся грозу:
– Вас кто сюда пропустил?
– Секретарша ваша, – как ни в чем не бывало ответил посетитель.
Секретарь Игоря Михайловича, Галина Филаретовна, была женщина строгая и ответственная и человека случайного в кабинет шефа не пропустила бы никогда и ни при каких обстоятельствах. Так что Михалычу стоило бы сделать выводы. Однако он находился в таких растрепанных чувствах, что никаких выводов не сделал и заорал своим хорошо поставленным хамским голосом, который некоторые почему-то называют начальственным:
– Вы что, не видите, что я занят?
– Хорошо, – миролюбиво ответил круглолицый посетитель, не покидая, впрочем, кабинет, – тогда я вас вызову повесткой.
– Какой повесткой? Вы вообще кто? – Игорь Михайлович понизил голос, задавая этот очевидный вопрос.
– Капитан Ломтиков. – Посетитель приблизился к столу Михалыча и показал ему служебное удостоверение.
– Извините, – неохотно пробурчал Михалыч, взглянув на удостоверение и закрыв свою книжку, – но я действительно очень занят, так что, если можно, покороче. Какие у вас ко мне вопросы?
– Покороче? – переспросил Ломтиков, и на его круглом лице отразилась чистая детская радость. – Так это же все в ваших силах, Игорь Михайлович! Чем быстрее вы ответите на мои вопросы – тем быстрее освободитесь! Я, кстати, тоже очень ограничен временем…
– Ну… слушаю вас… – Михалыч откинулся на спинку кресла и указал Ломтикову на второе кресло, предназначенное для посетителей. Кресло это было ниже хозяйского, что давало Михалычу некоторое психологическое преимущество – он мог смотреть на своих посетителей сверху вниз, независимо от их роста.
Маленький Ломтиков в этом кресле совершенно утонул.
Тем не менее он нисколько не потерял уверенность, потер ручки и начал:
– Итак, Игорь Михайлович, вы были последним, кто видел потерпевшую… кто видел Елену Серебровскую…
– То есть как – последним? – опешил Михалыч.
– Ну, за исключением убийцы, разумеется… – добавил
– Не думаете же вы…
– Нет-нет, что вы! – Ломтиков даже замахал своими маленькими ручками. – Конечно, я ничего подобного не думаю. Но только вот вышла она от вас чрезвычайно расстроенной… кажется, у вас был достаточно тяжелый разговор?
– Ничего особенного. – Михалыч потупился. – Разговор как разговор… с чего вы взяли?
– Из показаний ваших сотрудников. – Ломтиков заглянул в свою записную книжку. – Вы вызвали ее к себе в кабинет, причем голос у вас был очень раздраженный…
– Ну, мало ли какой голос! – фыркнул Михалыч. – Нормальный голос! У нас знаете, какая работа нервная? За голос пока еще не судят…
– Как сказать. – Ломтиков говорил мягко и дружелюбно, однако эта интонация была обманчивой. – Как сказать, Игорь Михайлович… есть в Уголовном кодексе такая статья – «Доведение до самоубийства»…
– Что? Какое самоубийство? – Михалыч выпучил глаза.
– В самом деле… что-то я увлекся… – Ломтиков развел руками. – Странно для самоубийства – надеть самому себе полиэтиленовый пакет на голову… такого в моей практике еще не бывало…
– Сами видите. – Михалыч оживился. – Так что… если у вас больше нет вопросов…
– И правда. – Ломтиков заглянул в свою книжку и спохватился: – Ну, вот еще только один маленький вопрос – и мы с вами расстанемся. О чем вы с Серебровской разговаривали в день убийства?
– Ну, о чем… – Михалыч явно занервничал. – Текущие вопросы… программы… доли аудитории, рейтинги… вряд ли это имеет отношение к вашей работе… знаете, телевидение – это такой сложный бизнес… психологический…
– Ну да, ну да, – закивал Ломтиков, – где уж мне это понять… А про Позднякову вы с ней не разговаривали?
Произнеся эти слова, Ломтиков взглянул на собеседника поверх круглых очков взглядом, полным дружелюбия и кротости.
– Про какую Позднякову? – переспросил Михалыч, чтобы выиграть время, и принялся перекладывать бумаги у себя на столе.
– Про Ольгу Васильевну, – мягким, вкрадчивым голосом напомнил ему Ломтиков. – Известная женщина-предприниматель… Серебровская, кстати, недавно делала о ней передачу…
– Ну и что, что делала? – огрызнулся Громыко. – Мало ли о ком она делала передачи… Она каждую неделю о ком-то делает… то есть делала… и что же из этого – выводы какие-то делать нужно?
– А как же?
Ломтиков снял свои круглые очки и уставился на Михалыча круглыми голубыми глазами. Он неоднократно видел, как это проделывала его начальница, следователь Громова, но у той это получалось гораздо эффектнее.
– А как же? – повторил Ломтиков, снова надевая очки. – Делать выводы, Игорь Михайлович, – это и есть моя работа! Я должен перебрать все возможные версии, отбросить невозможные – и тогда останется та единственная, которая и будет истиной! Ну так как – вы не разговаривали с Серебровской про Позднякову?