Цветок и камень
Шрифт:
— Просьба или приказ? — тихо спросила я, но я знала, что он меня услышал.
— На твое усмотрение.
Я чувствовала, как он улыбается, под влиянием алкоголя и такой раскаленной атмосферы вокруг, возникло желание утянуть его на танцпол и до конца вечера танцевать. Вместе, вдвоем.
— Да, хорошо, но Чарна ты идешь со мной!
Вокруг все засвистели и заулюлюкали, подоспевшие Сабола, Руди и Рикки присоединились к ним, еще не совсем понимая, что мы собираемся сделать. Саймон подбежал на сцену и прошептал что-то ди-джею, тот улыбнулся и протянул блондину
— А теперь дамы и господа, нам споют две самые очаровательные девушки на всем побережье Мичигана. Дуэтом. И, ну серьезно, я не слышу бурных аплодисментов.
Парень держался на сцене очень уверено и гармонично, со всех сторон послышались крики и хлопки. Чарна полетела вперед меня, ухватившись за мою руку. Я обернулась и наткнулась на глаза Криса, он улыбался и хлопал с остальными.
Чарна выбирала песню сама, и я слегка удивилась, услышав вступление Pink «U+ur hand». Да уж умеет она подобрать слова.
Она заголосила первый куплет и у нее как впрочем, и все остальное получилось отлично. Я вступила с припевом, и мы начали кривляться, было весело. Люди подпевали, прыгали, хлопали и поддерживали нас, было даже как-то странно, что как только я вернусь в зал, я снова стану просто «шестеркой». Мы старались петь все дерзко и зажигательно, так что после того как песня закончилась я еще какое-то время не могла отдышаться. Со сцены нас понесли на плечах близнецы, когда я оказалась сидя на огромном Бране, я почувствовала себя великаном. Они опустили нас на пол, а нам все еще аплодировали. Вся наша компания смотрела на Саймона, ждали вердикт.
— Да это было круто, бесплатная выпивка!
Мы подняли руки вверх и, сразу за этим последовала водка. Мы разговаривали, танцевали, а я то и дело посматривала в сторону Криса. Он выглядел вполне веселым, но почему то опять не глаза. Да что с ним такое?
Заиграла медленная музыка и Чарну тут же потащил за собой Сабола. Он был уже изрядно пьян, как впрочем, и она. Ган уже успел подцепить брюнетку и устраивал эротические танцы с ней на одном из столиков.
— Потанцуем? — спросил Рикки, который все-таки опрокинул пару рюмок и успел сообразить, что цвет моего платья синий.
Я протянула ему руку, потанцевать с другом лучше, чем стоять в стороне от того, что тот с кем ты хочешь танцевать, не может тебя пригласить на публике. Да и впрочем, вряд ли хочет приглашать тебя вообще.
Мы двигались в такт, особо не глядя друг другу в глаза, он как-то неуклюже приземлил свои руки мне на талию, а я пристроила свои ему на плечи.
— Что с тобой последнее время твориться? — спросил он мне на ухо.
— В смысле? — я откинула уже распущенные волосы назад и подняла голову навстречу моему лучшему другу.
— Я про твоего хозяина. Разрешает тебе пить, а ты все время смотришь на него. И еще у тебя такой взгляд, ну знаешь, я раньше его не видел.
— Я раньше не была «шестеркой».
Рикки немного помолчал.
— Я не об этом, ты поняла.
Я поняла, но я не хочу говорить это вслух. Не сейчас, не здесь не пьяная и болтающая всякую ерунду на эмоциях.
— Ладно,
Я с благодарностью посмотрела на него и крепко обняла. Вспышка гнева, такого сильного. Не моя.
Я огляделась, Крис выходил в парадные двери покурить.
— Я…
Рикки не дал мне договорить, а просто опустил свои руки с моей талии.
— Спасибо.
Проговорила я и пошла, не надев даже пальто на улицу. Этот жест Рикки значил для меня больше, чем любые подарки, деньги и слова. Этот жест значил, что мой лучший на свете друг, не осуждал меня. Он все еще оставался моим другом, и плевать «шестерка» я или кто похуже.
Ну улице меня обдало ветром, но я не почувствовала, алкоголь все-таки сделал свое дело. Я нашла Криса за углом, он нервно курил и смотрел в одну точку.
— Ты в порядке?
Он поднял на меня глаза и покачал головой. Мы были в переулке одни, а значит, могли говорить открыто.
— Что случилось? — мой голос дрожал, а на плечи дул холодный февральский ветер.
— Ты случилась — во фразе прозвучала такая горечь, ярость и что-то еще, что-то, что я никак не могла идентифицировать.
— Я не понимаю.
— Почему ты со мной все время милая? За три недели я и слова хорошего тебе не сказал. Раздавал тебе приказы, а ты все время была со мной милой, что с тобой не так?
Я молчала, а он кричал.
— Я был груб, а ты не ушла? Ты язвила, но не уходила? Почему?
Он подошел ко мне вплотную и упер сою руку в стену слева от моей головы.
— А что бы изменилось? Ты бы возненавидел меня, и все стало бы только хуже.
Сердце бешено стучало, казалось оно вот-вот, выпрыгнет из моей груди. Он был так близко, но так далеко одновременно, что становилось страшно. Он был зол, нет даже скорее в ярости, а я не могла понять, причем тут я. Мне хотелось столько всего ему сказать, но вместо этого я молчала, пусть даст повод.
— Я бы не возненавидел тебя. Меня бесит, когда ты делаешь то, что я говорю, потому что знаю, что ты бы сделала по-другому. Бесит, что ты рядом только потому что прикована ко мне не по своей воле. Ты думала, я сделаю с тобой что-то плохое, я уверен, что ты и сейчас так иногда думаешь, я прав? Ты ведь меня монстром считаешь — он говорил громко, не кричал, но я почти чувствовала его злобу физически.
С поводом он не задержался.
— Я так думала, а что ты ожидал? Приводишь каждый день кого-то, напиваешься и трахаешь в своей комнатке извращений кого не попадя, ты даже имени не запоминаешь. Почему я должна была думать, что ты высокоморален? Да я боялась тебя, да и сейчас, наверное, тоже просто потому, что ты не понимаешь, как сильно я от тебя завишу. Там в клубе я перестала танцевать, только потому, что ты разозлился, не я, а ты. Я чувствую твои эмоции, я завишу от твоих желаний, ты хоть понимаешь, как мне было тяжело уехать из дома и лишиться всего, включая возможности думать и решать за себя? Я не готовилась становиться твоей «шестеркой» — я тяжело дышала — А теперь пропусти, я замерзла.