Цветок камнеломки

Шуваев Александр

Он приподнялся на четвереньки, привстал, и не то - прыгнул, не то - нырнул вперед, к ним. Впоследствии Майкл любил говорить, что это было самым трудным делом в его жизни. Хрипя, он присел над беспамятными и быстро-быстро, по-боксерски врезал и тому, и другому под ложечку. И схватился за ручку. Человек в правом кресле с хрипом выгнулся, ловя воздух широко разинутым ртом, открыл ничего не соображающие глаза, а потом его обильно вырвало.

Майкл был еще тем пилотом, но одно, случайно застрявшее у него в памяти по совершенно вроде бы посторонней книжке "Возлюбивший Войну", он знал твердо: штурвал от себя - вниз, на себя - вверх. Оставалось только надеяться, что справедливость этих истин распространяется и на эту вот ручку, а то, что годилось для "летающей крепости", сойдет и для этой вот каракатицы. Он держал ее так, будто это очень крупная ядовитая змея, которая уже кинулась было, но он, однако же, умудрился ухватить ее за шею, перед глазами плавали лиловые пятна, и он все время шмыгал носом, не отдавая себе отчета в том, что делает, потом - демократично утер его тылом ладони и отчасти предплечьем, и увидел, что это кровь, частыми каплями падающая у него из ноздрей. Потом железная длань вырвала рукоятку у него из рук, а повернувшись, Майкл увидел несколько плавающие, но все-таки профессиональные глаза Правого, который

точно так же шмыгал носом и утирал кровь кулаком. Некоторое время пилот вел машину по прямой, а потом зачем-то заложил широкий вираж, хотя запросто мог бы развернуться прямо на месте.

Надо признать, что зрелище бывшей (очень давно, - если считать по эпохам) гордости отечественного автопрома, изглоданной собственным хищным потомством до тени некогда бывшего, было и печальным и мрачным, и даже каким-то мерзким, но теперь, после бомбардировки, внизу расстилалась жуткая помесь лунного пейзажа - с помойкой. Изглоданные, с выжранной на две трети арматурой, стены повалились и рассыпались, кое-где почти что в песок, зато обширные пустоты, образовавшиеся на месте бывших коммуникаций, - провалились, образовав подобие гигантских оврагов и воронок, в которые обрушилось то, что пришлось наверху. После семигерцевых двухтонок контейнеры с "тетрисом" и орбитальные батарейки были, в общем-то, почти и вовсе ни к чему, - но кто ж это задумывается над такими вопросами, - в подобных-то случаях? Больше всего то, что осталось, с высоты напоминало город из песка, трудолюбиво выстроенный детишками в песочнице, на который какой-то злой шалун вылил с размаху ведро воды.

Встречный бой, в общем, достиг своей цели, многократно ослабив удар по бывшему комплексу, но и того, что добралось-таки, долетело, доковыляло, хватило выше головы, и придись оно не на пустое, - ну, почти, - место, из всей изготовившейся к броску армады не уцелело бы, пожалуй, ничего. Вспомнив о своих репортерских обязанностях, Майкл активировал камеру, - без особой надежды на то, что и ей удалось выжить в солитоне, рассчитанном на поражение людей, укрывшихся, скажем, на шестидесятиметровой глубине в метро. Подробностей невооруженным глазом отсюда было не видать, и не очень-то хотелось их, эти подробности видеть, но общее впечатление было таково, что все, не успевшее убраться подальше, - а не успело, надо сказать, на удивление мало, - было, скорее, смято, раздавлено, поломано, нежели разлетелось вдребезги. Больше всего пострадали "климатические объемы", по понятным причинам назначенные к вылету в последнюю очередь, и по большей части пустые, поскольку потенциальная начинка отправилась на север своим ходом, - просто так, без особых расчетов, без мыслей насчет шествия колонной по населенной местности и форсирования водохранилища, потому что все остальное показалось и еще хуже. Так или иначе, - тут не шевелилось ничего, чуть ли ни хуже, чем в эпицентре атомного взрыва, столь же жизнеутверждающая картина.

Данияль Аризиев во главе "основных", своей Старой Гвардии, вылетел сразу же вслед за автоматами, на сверхзвуковых машинах, так что уж они-то с места инцидента успели уйти поголовно все. Войны не бывает без жертв, и все планы рушатся, соприкоснувшись с волей противника, но не удалось сделать дело красиво, не получилось упасть на презренного врага неотразимо, словно меч Пророка, и сердце Бейбарса было полно горечи. За это кто-то непременно должен был ответить, и лицо его, напоминавшее морду злого насекомого и личину злобного робота голливудских фильмов одновременно, сейчас было воистину мрачно, как у ангела Азраила.

Он, понятно, вовсе не был так легковесен, как мнили скрытые недоброжелатели окрест: убежденный, что все люди одинаковы и склонны к реализации самых очевидных схем, маскируя их хитрыми финтами, решил, что Постный должен бывать в Кирове только наездами, а основную и запасную ставку, - чисто инстинктивно расположит на крайнем юге и на крайнем севере исконной своей вотчины. Для проверки этого соображения в указанных местах проводилась агентурная разведка, - не столь сложная, поскольку Постный обзавелся поистине рекордным числом недоброжелателей, в том числе и среди приближенных. Вятские Поляны - и вовсе захолустный Подосиновец, на севере. Кандидатура Малмыжа, Сосновки и станции Луза при тщательной проверке отпали. Удар предполагалось нанести в тот момент, когда придет сигнал, что Постный - в таком-то из двух пунктов, а главное - надолго. Или - надолго, но в каком-то третьем месте. Потом сигнал прошел, и Бейбарс размахнулся, но вот тот вариант, что враг, будучи слабее, все-таки начнет первым, он как-то из анализа исключил. Это бывает, и не ему чета люди поскальзывались на подобного рода рациональных выкладках, и тогда им только едва-едва удавалось устоять на ногах. Потом прошел другой сигнал, из которого он узнал, с какого именно пункта Постный командует своими ратями.

Спираль сделала огромный виток, и теперь снова, как великие сотни лет тому назад, победить - значило прежде всего повергнуть или же захватить в плен вождя вражеского клана, уничтожение его бойцов - было гораздо, гораздо худшим и почти бессмысленным вариантом, а больше никаких вариантов не было. В прошлое ушли времена, когда почти всего можно было добиться колоссальным материальным ущербом, нанесенным вооруженным силам, промышленной базе и инфраструктуре супостата: уцелевший после самого вроде бы страшного разгрома вожак с узкой группой отборных приближенных из числа специалистов, мог, в самый короткий срок восстановить свой потенциал почти до исходных масштабов. Поэтому, когда разборки переходили в горячую стадию, удар был направлен прежде всего на уничтожение людей. На старинный городок Вятские Поляны в самом начале обрушилось не пять гармонитных двухтонок, как на Заводской район Тольятти, а девятнадцать, причем довольно равномерно, с очень малой кучностью, так что большая часть населения погибла, даже не успев сообразить, что же именно произошло. По сути, - город был мгновенно убит. Солитонная волна длиной 47,3 метра несла колоссальную энергию и, способная проникать через любые преграды, преодолевала огромные расстояния. Там, где строения находились достаточно далеко от взрывов, они не были стерты с лица земли, волна только обламывала верхние этажи, сбрасывала балконы, рассыпала неряшливыми грудами бревен старые срубы, покрывала трещинами кирпичные стены и карточными домиками складывала панельные дома, - но убивала практически всегда. С перекосившейся, осевшей железнодорожной насыпи разломанными спичечными коробками свалились, сползли вагоны, опрокинулись новенькие комбинированные электровозы, а на непонятно, какой игрой хаотических сил устоявшем вновь построенном здании станции, у касс, рядом, на перроне, лежали тела тех, кого смерть застигла на ходу, за стойкой закусочной, с молотком в

руке у колесной пары, рядом с детской коляской, в которой вытянулся мертвый младенец. А вниз по Вятке, уже лет пять как обретшей прежнюю чистоту, густо поплыла вверх брюхом оглушенная рыба. Так было начато в тот день, и сходным образом начинали впредь, когда на краю остановиться все-таки не удавалось. Потом, - без затей, - прилетел "тетрис" упаковками по тонне, и после этого город превратился в почти нацело стертые с лица земли, пылающие развалины. Следует ли даже говорить при таких обстоятельствах, что Постникова-"Постного"-то среди пострадавших как раз и не оказалось, потому что он смотался в неизвестном направлении сразу же, как только узнал, что его превентивная акция не дала полноценного успеха. Вот как узнал, - так сразу и забил на все и всяческое командование дальнейшими боевыми действиями. Тихонечко улетел в гордом одиночестве на маленьком самолетике километров за сорок, самолетик замаскировал, пилота пристрелил в спину, а сам пересел на архаичный велосипедик, - и уехал в глухую лесную деревушку, к бабушке, пить полезнейшее для здоровья козье молоко и ловить по утренней зоре рыбку. Этого, вообще говоря, никто не знал в точности, но предположить было можно, а до расчетливых ребят, хитроумно предоставивших двум одиозным лидерам возможность устранить друг друга собственными руками, начало доходить, что они перестарались в своем настойчивом желании воевать непременно чужими руками, так что за остатки Бейбарсовой армады дружно взялись буквально все.

К этому моменту силовая составляющая государства, кланов, мощных кондоминиумов в значительной мере срослась воедино, образуя, порой, необыкновенно причудливые, исполненные противоречий сочетания, но у них было достаточно времени, чтобы самые острые из противоречий сгладились, нестыкуемые, вроде бы, части - попритерлись, и, нелепая с виду, новая система обрела известную работоспособность. Так, например, ПВО Приволжского военного округа с дивной оперативностью объединила усилия с батареями, подчиненными татарской "семье", так называемым "казанским", по факту бывшими составной частью системы ПВО, - только с известной мерой автономности. С формальной точки зрения это осуществлялось на так уж и сложно: офицеры и прапорщики, целенаправленно внедренные в армию крупными и устойчивыми "семьями", изволили служить поблизости от дома, контролируя условленные структуры вооруженных сил, в определенных, заранее оговоренных рамках слушаясь высшего начальства, - вот и все. Об этом все знали, но дружно закрывали глаза, потому что по-другому было бы ку-уда хуже. Вот эти-то гибридные структуры, вот только что пропустившие широкий фронт "серебристых облаков" с севера - на юг, теперь с неистовой яростью вцепились в брюхо и затылок тому, что еще уцелело от флота, следующего в противоположном направлении. Стационарные ЛЗУ. Срочно выдвинутые и развернутые на пути следования ЗРК на колесном ходу. Громоздкие многоствольные установки электромагнитных и электротермических метателей, состоявшие аж из четырех машин: собственно орудия, в расчехленном виде несколько напоминавшего ракетную установку залпового огня, командной машины, фургона с боеприпасами и еще одного, еще более громоздкого фургона, - с "ЭХГ - 5000" и батареей сверхконденсаторов. Летающие и аэромобильные батареи ЗРК и ЗЛК на конвертопланах и тяжелых "камбалах". В небе было взорвано почти одновременно около сотни БЭИ вроде "Пика" и аналогичных, потом подтянулись перехватчики, получившие одинаковый, вполне конкретный и категорический приказ: стоять насмерть и отстоять любимый Киров любой ценой. К шапочному разбору пожаловали любопытствующие с Урала и даже случайно оказавшиеся поблизости экскурсанты из БЖЗ. У этих - обозначилась совершенно особая роль: каким-то непонятным способом они обнаруживали и указывали тех, кто был далеко, в стороне и пытался спастись бегством.

Многостволки - выпускали свои гиперзвуковые снаряды по два, симметрично, чтобы избежать раскачки, - но очень быстро один за другим, почти как пулемет, так что залп сливался в один долгий, ревущий раскат совершенно нестерпимой громкости. Снаряды наводились довольно точно и способны были корректировать себя на цель за счет рулей и маленьких маневровых двигателей.

"Аллах, - думал про себя Рафик Малеев, обхватив голову руками, вжав ее в колени и раскачиваясь, как от мучительной боли, - и почему писаки мнили, что электрическая пушка будет бесшумной?" На голове у него был сплошной шлем, закрывавший от звука не только уши, но и почти всю голову целиком, но и он практически не помогал: взбесившийся звук доставал до ушей через тело так, что в глазах плавали темные пятна, даже здесь, в ста пятидесяти метрах от проклятой пушки, извергающей в небо многометровые языки ослепительно, нестерпимо для глаз сияющего пламени. Маскировать подобный фейерверк даже и не пытались по бессмысленности затеи: предполагалось, что супостата просто не останется, а тому, что останется, будет попросту не до расстрелявшей боеприпасы батареи. В общем, - все, как всегда.

А вот теперь, - все-таки бегом, выкатить контейнер, - подкатить контейнер, отсоединить разъем. Откатить контейнер, - подкатить контейнер, соединить разъем. Проверить заряд батареи конденсаторов. Бегом на прежнее место, - и в яму, рядом с такими же, как он сам, вжать физиономию в колени, открыть рот, обхватить голову руками в напрасной попытке защититься от звука, - и нажать спуск. На все - про все три минуты, гоняли без дураков, как сидоровых коз. Теперь - ждать, когда мудрая автоматика сочтет, что приказ выполнять уже пора, ждать, и все равно оно начнется внезапно, так, что дернешься в удержанном порыве подпрыгнуть: РГА!!! РГА!!! РГА - ГА - ГА - ГАГАГАГА!!!!!! Пока не вылетят все тридцать пять боевых элементов с тридцать шестым - погонщиком, призванным определиться с целями и распределить их между тремя с половиной десятками подопечных, все за десять-пятнадцать секунд сумасшедшего полета. Двумя залпами из этого неуклюжего агрегата, прозванного почему-то "бешеным огурцом", в Анголе было сбито девятнадцать юаровских "миражей" разом, - все, что находились на тот момент в небе. Неопытные зенитчики перестраховались, хватило бы и одного залпа, но на наивных юаровцев и это произвело такое впечатление, что война после этого довольно быстро стихла как-то сама собой. Понятное дело, - с необходимым результатом.

–  Ну он какой? Ну?!

–  Голодранец! Мудак! Чурка тупорылый!

–  Это понятно!!! Ты скажи лучше, где его слабое место, как нам порадикальнее разобраться с его выводком! Думай, черт бы тебя побрал, думай!!!

–  Да не тряси меня!!! И без того калган ломит, как с похмелюги, так еще он последние мозги вытряхивает! М-м-м… - он стиснул голову, как будто пытаясь выдавить из нее никак не дающееся решение, - ведь было же, было же что-то такое… простое и на поверхности!

–  Там рать прет, как в сорок первом, а у него - миг-греня разыгралась! Тетя Фима женскими болезнями заразила, пар-разита!