Шрифт:
– Радмила… Радмила…
Лада звонко смеётся и, выбежав на лужайку перед домом, зовёт её. Радмила улыбается и следует за сестрой.
Отец снова придумал им диковинное развлечение. Взяв две палочки, тонкую верёвку и кадку с мыльной водой, он показал, как делать прозрачные шарики. Он был не только травником, а, что называется, учёным мужем. Постоянно, сколько Радмила себя помнила, он сочинял какие-то приспособления, чтобы порадовать дочерей или подивить люд их селения: будь то огнестрелы для праздников или дивный раствор, что, засыхая, защищает изделие от износа.
И
Внезапно солнечный свет блекнет. Резкий порыв ледяного ветра разносит по небу тучи. Лада меняется в лице: спокойствие уступает место страху. Радмила бросается к сестре, но та исчезает. Радмила смотрит по сторонам, зовёт её, но в ответ тишина. Тьма стремительно подступает со всех сторон. Девушка начинает задыхаться. Чьи-то руки хватают её за плечи, и вот она уже стоит на границе Огденского леса. Она понимает: время испытания пришло. Среди высоких деревьев мечутся тени, чей-то взгляд ползёт по ее телу, оставляя липкий невидимый след. Радмила крепче сжимает отцовский меч, не пойми откуда возникший в её руке. Но поможет ли он? Ведь она не готова.
– Радмила! Радмила, проснись! – Сновид тряс дочь за плечо. – Опять лихое снится?
Девушка села на кровати и утёрла рукой холодный пот со лба. Чешуйки больно резнули нежную кожу.
– Аи…
– Осторожно, милая. На, выпей, – Сновид нахмурился и протянул дочери деревянную чашу с зелёной густой жидкостью. – Девушка с грустью посмотрела на синеватую чешую, как у диковинного змея, проступавшую на её правой руке. Затем, скривившись, выпила настои папоротника. К сожалению, как показал случаи с Ладой, два лета назад, этот настои мог лишь замедлить процесс, а не обратить его вспять.
– Вставай. Сегодня начнём пораньше, – сказал Сновид, поднимаясь. Маленькие обереги, в его косичках до плеч, легонько зазвенели. – До Дня Липолеса ещё неделя, – он опустил голову и тяжко вздохнул. – а Веред говорит, что канаваров уже видели у границы.
Радмила вскинула голову:
– Так рано?
Отец кивнул и вышел из комнатки.
Быстро одевшись, она встала перед медным зеркалом. Её разноцветные глаза, их с сестрой особенность, болезненно горели, лицо осунулось. Она умылась прохладной родниковой водой, оставленной отцом в кадке, собрала длинные рыжеватые волосы в косу и, надев пояс с ножнами, вышла во двор.
***
В этот раз их было четырнадцать. Семь девушек и юношей в возрасте от семнадцати до двадцати. Четырнадцать несчастных, на кого в этом
Радмила стояла среди других избранных на главной площади Еширина. Следы превращения на ней были заметны лишь немного, по сравнению с другими. Святозар, самый старший из четырнадцати, был уже наполовину покрыт синей чешуёй. Ногти на левой руке удлинились, потому меч он сжимал в правой, ещё человеческой, а на спине, вдоль хребта, проступали горбы. Святозар стал выше ростом, чем Радмила помнила. Почти все волосы на его голове сменились на огромные острые иглы, поэтому сегодня юноша накинул капюшон. У всех остальных же обращение затронуло больше или ноги, или руки, что было ясно по походке и тому, как они неловко держали оружие.
Радмила оглядывала односельчан и думала о том, что она самая младшая и самая неподготовленная. Она чувствовала это. Дело было не во владении оружием, а в том, что в отличии от других, она была совсем не готова убивать, так же как Лада два года назад.
Тогда из леса вернулось лишь семеро из двенадцати. Лишь семеро юношей, прошедших обряд до конца. Мать не смогла снести потерю дочери и вскоре тяжело заболела. Спустя год её не стало. Радмила осталась с отцом вдвоём и была разбита горем. Сновид же поступил неожиданно. После похорон жены, что-то изменилось. На рассвете следующего дня он разбудил Радмилу и сказал, что станет готовить дочь к испытанию несмотря на то, что тогда проклятье еще не коснулось её.
Отец давно пробовал отыскать причину трансформаций, происходивших с молодыми людьми в их селении, и придумать лекарство. Его самого, как и его жену, миновала эта участь обращения. А вот его брату, Бодрану, не повезло. Когда они были юными, на Бодрана пало проклятие, но он не смог пройти испытание и сгинул. Из-за этого, как знала Радмила, Сновид стал травником, к слову, превосходным, но остановить превращения ему никак не удавалось. Веред, староста поселения, не поддерживал отца, оставляя всё на волю духов, и запрещал говорить кому-либо о попытках Сновида найти лекарство, чтобы зря не обнадёживать люд. Радмиле не нравилось, что старейшина отрицает эффект настойки, над которой работал отец, но идти открыто против старейшины было плохой затеей – он запросто мог добиться изгнания неугодных.
– Пусть этот меч станет твоим оберегом. Пусть спасёт тебя, – как заклинание, повторял Сновид, снаряжая утром Радмилу на испытание. Закончив проверять оружие и припасы, он положил флягу с настойкой папоротника в сумку и, подойдя к Радмиле, нежно взял её лицо в свои ладони:
– Прошу тебя, милая, что бы ты не думала о канаварах, что бы тебе не говорила Лада раньше, они – чудовища. Они больше не люди. И если ты не сможешь победить канавара, избравшего тебя, то станешь одной из них, – его голос надломился от сдерживаемых слёз, и он прижал Радмилу к своей груди. – Прошу, я не могу потерять и тебя.
Конец ознакомительного фрагмента.