Цветослов советов
Шрифт:
— Старец советовал вам не ругать детей только в то время, когда у них были экзамены?
— Нет, вообще никогда. И когда они не хотят поститься, молиться, когда без спроса убегают из дому на улицу…
— Может быть, были какие-то исключения?
— Нет, нет.
— Скажите мне, Ксения, когда Старец сказал Вам, что Вы становитесь орудием сатаны, Вы его о чем–нибудь спросили?
— Он говорил, что сатана не терпит, когда в семье все хорошо, царит мир и взаимопонимание. Тогда он находит наиболее слабого, которого может соблазнить.
— Легко поддающегося соблазну.
— Да. Тогда Старец сказал мне: «Это орудие — ты». На мой вопрос: «Как же быть, когда сын меня игнорирует и уходит из дома?» —
Когда мой сын окончил учебу и сдавал выпускные экзамены, Старец сказал: «Эти экзамены он выдержит, выдержит… Видишь, что бывает, когда ты молчишь? Теперь он получит диплом».
Однажды я в отличном настроении после замечательной и полезной поездки со Старцем возвращался домой. Неожиданно, когда я стоял на светофоре, в меня врезался мотоцикл. Мотоцикл упал, а двух сидящих на нем людей швырнуло под мою машину. В ужасе я выскочил на дорогу и помог людям подняться. Они нисколько не пострадали. Мотоцикл был разбит, моя машина тоже была слегка помята.
— Слава Тебе, Боже, — воскликнул я. — Вам помогли Спаситель и Божия Матерь, и вы нисколько не пострадали.
Я расцеловал их обоих, и после того как полиция составила все необходимые бумаги, простился с ними. Немедленно я позвонил отцу Порфирию и рассказал ему о случившемся. О том, что я страшно напуган, машина немного помята, но что это, собственно, и все последствия аварии.
Старец ответил: «Знай, чадо мое, что лукавый, когда не может одолеть нас в невидимой брани, тогда начинает внешнюю войну через различные обстоятельства, насколько это попустит Бог, чтобы нас устрашить. Твое поведение при аварии и с теми двумя, которые в тебя врезались, было правильным. Благословение Божие да пребудет с тобой».
Рассудительность — свобода
Рассудительность отца Порфирия была поистине удивительной. Он всегда знал, что кому надо сказать, соответственно способности слушателя воспринять его слова в данный момент. Когда он видел нас неготовыми принять то, что он хотел нам сказать, то говорил очень кратко и добавлял: «Ну хорошо, мы еще вернемся к этому вопросу».
В своих беседах Старец для наглядности очень часто приводил нам различные примеры. Вместо того чтобы напрямую дать нам какой-то совет, иногда он разъяснял, как следует поступить, приводя в пример других людей. Он говорил: «У одной женщины были такие же проблемы с детьми…», или: «Одна девушка, у которой возникли такие же трудности…» и т. д. Таким образом, каждый из нас быстрее усваивал то, что хотел донести до нас Старец, поистине обладающий дарованной Богом премудростью.
Каждая встреча, каждая беседа с отцом Порфирием была для нас настоящим духовным пиром. Но больше всего меня поражала свобода выбора, которую Старец всегда предоставлял своему собеседнику. В лице отца Порфирия я видел воплощенную свободу, свойственную Православию.
Старец никогда никого не принуждал что-то делать, никогда не предлагал человеку что-либо такое, что связывало бы его свободу. Поэтому он хотел, чтобы и мы, в свою очередь, не превозносились над ближними, но всегда относились к ним с уважением. Искренне уважая свободу любого человека, отец Порфирий с бесконечным милосердием смотрел на мир.
Благодаря свободе, которую Старец предоставлял своему собеседнику, он как нельзя лучше помогал ему осознать, что тот идет по неправильному пути.
Я хотела узнать мнение Старца относительно одного моего
Старец с восторгом воскликнул: «Чадо мое, да ты — психолог! Это совершенно правильная позиция: не осуждать никого за его ошибки и не напоминать ему о них. Тогда в человеке начинает говорить совесть, которая и обличает его. Только так исправляется зло. Если же ты начинаешь осуждать человека, он, естественно, начинает защищаться, оправдывать себя, перекладывать ответственность на тебя и на других людей, и в конце концов замыкается. Таким образом, зло не исправляется, но наоборот, лишь возрастает».
Иной раз лучше промолчать и не разбирать поступки других. Я вспоминаю отца Порфирия, который говорил: «Когда ты отругаешь виновного, то что он станет делать? Он не только не станет тебя слушать, но еще и будет стараться защититься и доказать тебе, что ни в чем не виноват. Душа его закроется еще больше. Но если ты не будешь его ругать, душа его смягчится, вы станете друзьями, и рано или поздно он придет и признает свою ошибку». Поэтому будем чаще обращаться к Богу с теми просьбами, какие мы хотели бы высказать ближним. Хотим, например, чтобы муж стал лучше, переменился, покаялся? Выскажем это Богу, а супруга будем продолжать любить».
Старец с уважением относился к личности любого человека, со всеми ее индивидуальными проявлениями. Личность — это «образ неизреченной славы Божией,
даже если на нем есть следы падений». Отец Порфирий принимал человека таким, какой он есть, пусть он даже был весь искажен грехом. Старец не пытался насильно изменить человека, но молился о том, чтобы тот сам захотел измениться, возлюбив Христа. Хотя отец Порфирий парил высоко, видя, как низко мы пресмыкаемся, он не стремился уничтожить нашу индивидуальность, сделать из нас копии самого себя. Он уважал нашу свободу, даже когда мы делали неправильный выбор. Старец молился о том, чтобы мы выбирали добро и чтобы это был наш собственный свободный выбор. Он прозревал наше будущее, мог поразить нас своими дарованиями, мог свободно влиять на нас и легко направлять туда, куда хотел. Но он этого не делал, предпочитая, чтобы мы сами, свободно и сознательно, избрали свой путь. Он хотел, чтобы мы, поднимаясь все выше и выше, приблизились к нему, дабы он смог разделить с нами богатые дары, ниспосылаемые ему Божественной благодатью. Он видел, что и мы желаем находиться там, в вышине, рядом с ним, но… не прилагаем для этого никаких усилий, хотим, чтобы это произошло само по себе, как бы по мановению волшебной палочки. Это его сильно огорчало, хотя он нам об этом открыто и не говорил. Старец оставлял нас там, где мы были, чтобы мы осознали свое положение, прониклись ревностью и устремились по тропе, ведущей в горняя.