Цветущий репейник (сборник)
Шрифт:
— Гулял.
— Где, интересно, можно так изгваздаться гуляючи? Опять один бродил? Ты найдёшь на свою голову приключений, — отец сам снял с Гешки куртку. — Небось, снова около депо ошивался?
— Я никогда там не ошиваюсь! — вдруг вспыхнул Гешка.
— Не кричи! Тебя там видели, и не один раз. Кончится тем, что под поезд попадёшь. Не смей туда ходить! Слышишь?
— Не глухой, — ещё более распалился Гешка.
— Ты что-то совсем распустился, — скорее удивлённо, чем возмущённо заметил отец.
— Хватит ворчать, — из кухни
Гешка пилил на новой скрипке, и голос её по-другому был скрипуч и протяжен. Он ныл, отдаваясь в висках, из-за нарочито грубых движений смычка, поскуливал, как соседская такса. Дядя Федя заглянул в комнату с обиженным выражением лица.
— Генка, ну ты что? Я жду-жду, а он тут на скрипочке пиликает. Не будешь мои картинки смотреть, так и скажи.
— Буду.
Дядя Федя тут же проскользнул в комнату с большой чёрной папкой под мышкой. Гешка с улыбкой отложил скрипку и приготовился смотреть на почти одинаковые пейзажи: горы, закат, розовый или фиолетовый снег, занесённую снегом охотничью избушку. Такие картины хорошо покупались в слякотной Москве, и, чтобы писать их с натуры, дядя круглый год ездил туда, где снег.
Гешка, скучая, рассматривал картины с однотипным сюжетом. Картины для заработка.
— Вот ещё эту посмотри, — дядя Федя протянул Гешке небольшую картину.
Гешка опешил. На картине были крупные стволы берёз с разлохматившейся корой. Так близко, что, казалось, протяни руку — и ощутишь шероховатость этих стволов, зашуршат под пальцами телесного цвета плёночки бересты. И не сразу на оранжеватом фоне осеннего леса, в тени между берёзами, Гешка различил лисью морду. Лис смотрел из полутени пристально, устало. Картина дышала одиночеством и загнанностью, будто и не на Гешку лис глядел, а на охотника перед метким последним выстрелом. А потом только кислый пороховой дымок рассеется в воздухе и ничего не будет. Пустота.
Гешка сел, продолжая неотрывно глядеть на картинку. И только когда под ним что-то мелодично и уже знакомо хрустнуло, Гешка опомнился. Вскочил. Нелепо взмахнул руками и уставился на раздавленную скрипку.
Дядя Федя нервно и растерянно усмехнулся.
— Ну ты, брат, даёшь!
Гешка метнулся в коридор к двери спасительной кладовки. Картину с лисом он так и не выпустил из рук. Вбежал в кладовку. Привычным движением пошарил в темноте, но задвижку не нашёл. Отец её просто-напросто отвинтил. Гешка безмолвный, с каменным лицом вышел из кладовки и заплакал. Тихо и беспомощно.
Из своей комнаты на шум выглянул дядя Саша, с кухни прибежали отец и дядя Женя. Дядя Федя стоял рядом с Гешкой, пожимая плечами в недоумении. Он шепнул отцу о том, что случилось.
— Что же это такое? — возмутился отец. — Он же ещё рыдает. Впору мне и деду рыдать.
— Он случайно. Я видел, —
— А колбасу он тоже случайно украл? — возмутился дядя Женя.
Он был самым полным в семье, краснощёким, пухлогубым. Он становился ещё круглее в форменной куртке гаишника и толстых тёплых штанах. Сейчас он был помидорно-красным и продолжал багроветь в свекольный оттенок.
— Какую колбасу? — отец покрутил головой, будто пытался стряхнуть наваждение. — То скрипка, то колбаса… Может, кто её съел?
— Ага, почти два кило, — у дяди Жени сделались круглые глаза от злого возмущения. — Там два батончика в пакете лежали.
Гешка добавил в плач поскуливание человека, загнанного в угол несправедливыми обвинениями.
— Что тебе, колбасы для парня жалко? — маленький дядя Саша пошёл в наступление на дядю Женю. — Куплю я тебе колбасы сколько хочешь. Скупердяй! Взяточник! Шофёров грабишь.
— А ты хоть раз видел, чтобы я взятки брал? — У дяди Жени на щеках появился даже синюшный баклажанный оттенок.
— Опять двадцать пять, — выдохнул дядя Федя. — Сколько можно ругаться? Вы ещё подеритесь, непримиримые. Ребёнок плачет, а вы за своё.
— Этого ребёнка давно приструнить пора, — подвёл итог дядя Женя. — Хулиган растёт. Сейчас он скрипки ломает, колбасу ворует, а завтра что?
Гешка сквозь слёзы заметил, что отец сдерживает улыбку, дядя Саша откровенно фыркнул, а дядя Федя с непроницаемым лицом ответил:
— А завтра он раздавит виолончель и украдёт окорок.
Гешка улыбнулся, потирая кулаками глаза.
— Давайте-ка все спать, — решил отец. — Половина одиннадцатого. Всем завтра рано вставать.
На Гешку отец не смотрел, но мимоходом потрогал Гешкин лоб.
Миска была пуста. И свежие следы лиса Гешка углядел на спуске в овраг. Ему сразу стало легче и теплее на душе. Лис не ушёл, значит, он, Гешка, ему нужен.
Гешка не пошёл в школу. А прямо из дома помчался к себе в нору. Бросил в миску котлету, оставшуюся от завтрака, улёгся на топчан и снова заплакал. Гешка не знал, почему текут слёзы. Он никогда не плакал в своём подземном мирке.
Утром дядя Федя пошёл продавать картины. И хотя Гешка просил оставить ему картину с берёзками и лисом, дядя Федя и её спрятал в папку, нахмурился и в сердцах даже хлопнул дверью…
Гешка вытер глаза и сел. Сейчас в школе информатика. В компьютерном классе всегда холодно и пахнет озоном. Салатовые шторы изворачиваются спиралями от сквозняка и скребут металлическими кольцами по проволоке, на которой висят. Гешка сегодня бы начал новую тетрадь с синей обложкой. Он всегда любил начинать тетрадку. На первой странице ручка писала мягко и аккуратно, потому что под первой страницей покоилась вся тетрадь целиком. А потом лист приходилось переворачивать, и ручка начинала выводить твёрдые дрожащие каракули, ведь под листом и тонкой обложкой оказывалась выщербленная школьная парта.