Цветы для первого свидания

Демидова Светлана

– Что... тоже?

– Ты ведь тоже готова была отдаться мне чуть ли не в метро... Я ведь не ошибаюсь?

– Не ошибаешься...

– А ты почему? Тебя же от меня воротило... И кривило... Я же видел, как глубоко тебе отвратителен...

– Не знаю... – Алена опять прижалась к нему. – Может быть, любовь и ненависть действительно всегда рядом, как чувства одинаковой силы и одного порядка... Возможно, они, эти чувства, запросто перетекают из одного в другое так, что и не всегда сразу заметишь...

– Не говорит ли это о том, что ты меня... –

начал Астахов.

– Нет-нет! Я больше никогда не смогу тебя ненавидеть! – поспешила заверить его Алена.

– Я не про то... про другое... Ты... ты сможешь меня полюбить?

– А что же сейчас происходит между нами?

– Сейчас это... по-моему, восторг... чувственная сказка... А когда кончится ночь...

– Она и не начиналась, Петенька... Она никогда и не закончится... – тихо засмеялась Алена, – по крайней мере, еще недели две... пока будут длиться белые ночи... Сплошной ночедень... вечная дененочь... Священное нечто...

– Поцелуй меня, Аленушка... – попросил Астахов.

– А ты меня... – отозвалась она и прижалась к его губам.

Июньский ночедень для Астахова и Алены прерывался только из-за насущной необходимости ходить на службу, чтобы зарабатывать деньги. Он встречал ее с работы, поскольку заканчивал раньше, и они ехали домой, не размыкая объятий, в городском транспорте. Сразу же в Аленином коридоре они принимались запойно целоваться. Оба более или менее приходили в себя, когда губы уже слегка саднило от поцелуев.

– А почему ты поменялся с Зинкой? – однажды спросила Астахова Алена.

– Ой... – он махнул рукой. – Это был очень сложный обмен в несколько приемов, и ваша Зинка тут, что называется, крайняя. Все затевалось ради сына.

– Сына? – неприятно удивилась она.

– Да, у меня есть сын, Володя. И я его очень люблю, Алена.

– Да-а-а... – протянула она, чтобы хоть как-то среагировать на это его заявление. Ей очень не хотелось, чтобы он еще кого-нибудь любил, кроме нее.

Астахов по ее голосу почувствовал, что она не слишком довольна наличием у него сына, улыбнулся и сказал:

– Это тебя никак не должно беспокоить. Сын – это сын, а ты – это ты...

– А жена? Ты просто не живешь с женой или...

– Не просто. Мы развелись.

– Давно?

– Да уж скоро будет два года.

– А почему? – не могла не спросить Алена, но потом испугалась, что этот вопрос может показаться Астахову неприятным, и сразу поторопилась сказать: – Можешь не говорить, если не хочешь.

– Да тут и скрывать нечего, – тут же принялся объяснять он. – Поженились совсем юными, еще в институте. Довольно скоро стало ясно, что мы абсолютно чужие люди, но решили терпеть друг друга ради сына. Даже находили какие-то радости в совместном существовании. А потом... потом начались измены.

Измены Алене сразу понравились. Она только не могла решить, какой вариант ее больше устроил бы: чтобы Астахову изменяла жена или чтобы он – ей. Если изменяла жена, то Алена будет очень выгодно

смотреться на ее фоне, поскольку изменять Петру не собирается. Если он ей, то это означает, что бывшая жена – совершенно никудышная женщина и ревновать к прошлому Астахова не стоит. А вот если они делали это в равном количестве и одновременно, то совершенно неизвестно, как к этому относиться. Алена не вытерпела и спросила:

– А кто из вас начал первым?

– Теперь уж и не помню, – ответил Астахов, – да и какая разница?

Алена опять задумалась. Конечно, неплохо, что он с таким равнодушием рассказывает о жене, но это вовсе не означает, что он так же равнодушен к тем, с кем ей изменял. Алене очень хотелось спросить, скольких женщин он любил и что они для него значили, но она никак не могла придумать, как бы потактичнее задать этот вопрос.

– Петя, а вот те женщины, с которыми ты... – начала она и замолчала, потому что любой из вариантов конца этой фразы казался ей невыносимо пошлым.

Астахов прижал ее к себе и тихо сказал в ухо:

– Не думай о них, Аленушка... Никто из них ничего серьезного для меня не значил... Сначала я встречался с ними назло жене, потом, конечно, находились те, которые нравились, но... Но ни об одной из них я не сожалею... Да если честно, не так уж много их было. Я не из ловеласов.

– А сын? – не унималась Алена. – Если ты любишь сына, то как же мог его оставить?

Астахов рассмеялся:

– Оставить! Скажешь тоже! Да моему Володьке уже девятнадцать! Он взрослый парень и воспринял наш развод достойно. Разумеется, сын не мог ему обрадоваться, но он постарался нас понять и даже не задавал лишних вопросов.

– Ему уже девятнадцать? – удивилась Алена, потому что сын Астахова представлялся ей маленьким мальчиком в коротких штанишках и с прижатым к груди плюшевым медведем.

– Вот именно что девятнадцать! Мне-то скоро сорок!

– Сорок... – задумчиво проговорила Алена. – А мне скоро тридцать пять, как Раиске, и я никогда не была замужем...

– Я это сразу понял, – сказал он и поцеловал ее возле уха.

– Да? – вскинулась она. – Врешь ты все! Как это можно сразу понять? У меня же были мужчины! Я уж не совсем... старая дева... ну... в настоящем смысле этого слова...

– Это неважно, были мужчины или нет. У женщины, которая никогда не была замужем, взгляд особенный.

– Да ну? И чего же в нем особенного?

– В нем вселенская скорбь.

– Ага! Щас! У женщин, которые не были замужем, вселенская скорбь, а у неженатых мужчин, очевидно, вселенская радость!

– Ну не сердись... – тихо рассмеялся Астахов. – Женщина запрограммирована на семейную жизнь, на любовь и материнство, а если по какой-то причине семья не получается, то, мне кажется, у нее происходит некое гормональное нарушение. Возможно, что один из гормонов, отвечающий за чувство радости, преобразуется в гормон скорби. Женщина испытывает постоянную неудовлетворенность, и это всегда читается в ее глазах.