Цветы эмиграции

Ким Нина

Вскоре машина нырнула в небольшой переулок, свернула ещё раз и уткнулась в одноэтажное кирпичное здание.

Их уже ждали. Директор заготконторы, полный мужчина с большим животом, встретил их самолично, выказав тем самым особое уважение по правилам восточного этикета. Хозяин и гости долго трясли друг другу руки. Шахин предложил директору поехать сразу на склады, чтобы посмотреть товар. Машина директора привычно завиляла по узким горным улицам, проехала вниз и остановилась у огромных ворот. Здесь находились огромные помещения, приспособленные для хранения овощей и фруктов; у ворот стояли гигантские фуры, грузчики таскали мешки с луком, из которых сыпалась золотистая

шелуха и медленно оседала на землю.

Директор мельком окинул взглядом работников, прошёл вперёд, поднялся по невысоким ступеням и по-хозяйски распахнул дверь.

В маленькой комнатке, заваленной бумагами, девушка выстукивала на пишущей машинке, не обращая внимания на шум с улицы. Подняла голову только тогда, когда хозяин пригласил гостей в кабинет, кивнув ей на ходу:

– Зелёный чай.

Через некоторое время она уже разливала в маленькие пиалы горьковатый чай, который гости пили маленькими глоткам.

Беседа была долгой. В основном говорили хозяин и Шахин, переходя порой на узбекский язык. На бумаге рисовались цифры, обозначающие тоннаж, маршрут, затраты, процент естественной убыли и предстоящие расходы по железной дороге.

Наконец стороны пришли к соглашению. Подписали договоры в двух экземплярах и встали с места. Директор начал мотать головой: он и слышать не хотел, что гости отказываются от знаменитого ферганского плова и шашлыка:

– Барашка в горах держали, мясо нежное, сладкое, как можно не отведать такой шашлык! – директор раздувал щёки от деланого возмущения.

– Ака [3] , в следующий раз обязательно посидим за дастарханом. Сегодня нет времени, не обижайтесь, пожалуйста.

3

Ака – вежливое обращение к старшему человеку или другому уважаемому лицу на Среднем Востоке.

Заверив его ещё раз обещаниями, друзья тронулись в обратный путь. Ехали молча. Каждый из них тревожился: вроде бы всё было понятно, но, как сложится на самом деле, никто не знал, гарантий не было никаких. Василий и Густав уезжали с тем же чувством тревоги, что и приехали, не могли долго заснуть и ворочались на жестких полках плацкартного вагона.

Густав вручил жене аванс, а сыну – игрушечный пистолет, потом рассказал, чем будет заниматься: им придётся смириться с его частыми служебными поездками. Дэн радовался пистолету, похожему на настоящий, и бегал с ним по квартире, целясь в невидимых врагов, а Инга загрустила.

Всё получилось. Не так, как именно планировалось, а с небольшими отклонениями. Самой важной оказалась погрузка. Мешки с сухофруктами в одну сторону, а с грецкими орехами и земляными – в другую. Шах сразу пресёк фокусы грузчиков, чтоб не ругаться каждый раз.

Наконец состав тронулся. Василий и Густав отметили на карте узловые железнодорожные станции. Шахин не вмешивался в их переговоры с начальниками путей: сопровождающие должны сами разобраться во всех тонкостях своей работы. Без переговоров вагоны загоняли в тупики и срывали сроки поставок. Усталые и раздражённые, пропахшие сухофруктами и запахами немытого тела, друзья ломали голову, сколько раз ещё придётся платить. Первая поездка на троих обошлась в круглую сумму. Шахин считал, что они должны знать каждый винтик механизма грузоперевозок, покупки и реализации товара. На опыте нельзя было экономить: Густав и Василий понимали, что учебников по этой теме не существует, есть только практическая часть,

которую они должны были усвоить. Зловещий стук колёс будоражил экспедиторов, потому что дорога оказалась очень трудной и каждую минуту, как чёрт из табакерки, выскакивала проблема, о которой они даже подумать не могли. Иногда по дороге встречались распотрошённые составы с распахнутыми дверцами и без людей, об их судьбе можно было только догадываться. Отъезжающих предупреждали на каждой станции:

– Будьте осторожны, опять напали на товарняк, хозяев выкинули в степи, а груз утащили.

Кто-то предупреждал бандитов, и они уже поджидали в дороге ценные составы. Адская кухня была замешана на страхе и риске: пан или пропал. Выдавая на лапу, Василий небрежно ронял, что хозяин состава – уважаемый человек из бывших, может в случае чего любого отыскать и всё раскопать. Он специально не уточнял, из каких таких «бывших» хозяин, пусть думают и сами строят догадки.

По разным маршрутам катались Василий и Густав, и бог их миловал от нападений, но они постоянно звонили Шахину и кричали, что у них случилось чрезвычайное происшествие, потом слушали советы и выкручивались как могли.

Маршруты из Ферганской долины растекались по всему Советскому Союзу: в Башкирию – сухофрукты, оттуда – мёд, на Дальний Восток – опять сухофрукты, а назад – мороженую камбалу и рыбные консервы.

Огромная и богатая страна, лишенная хозяйской руки и честного надзора, кормилась как попало и чем попало: возили что хотели и как хотели, качество продуктов было не обязательно высоким, главное, чтоб ничего не пропало в дороге, иначе деньги вылетали в трубу. Бывшие республики отделялись и придумывали какие-то запреты и законы, границы и таможни, чтоб сдирать пошлины.

Друзья-экспедиторы понимали, что работать будет очень сложно. Всех сухофруктов в мире не хватит, чтоб кормить «голодные» таможни на границах, отберут и «спасибо» не скажут. Надо думать, как сохранить принцип работы, иначе они пропадут в этой неразберихе.

У Густава началась чёрная полоса. Неладное стало твориться дома, деньги не принесли покоя. Инга ходила недовольная и придиралась к каждому слову Густава, подозревала его в изменах:

– У тебя на каждой станции женщины – или через одну? – зло щурила глаза и по ночам отворачивалась от него. Он засыпал обиженный, утром не разговаривали друг с другом. Дэн вырос. Запирался в своей комнате и уворачивался от разговоров с отцом.

Однажды Густав увидел, что на подбородке у сына приклеен кусок лейкопластыря:

– Что это?

– Порезался бритвой, – ломким голосом ответил Дэн, выдавливая прыщи на лице.

– Ты уже бреешься? – поразился он. Сын ничего не ответил, посмотрел на него и отвернулся.

– Ты всё проездил, – недобро усмехнулась жена и посмотрела на него холодными глазами.

После каждого возвращения они спорили. Яростно и болезненно. Инга кричала, что ей надоело жить одной, зачем такие деньги, когда радости в них нет.

За ссорами пошли горькие утраты: всего за каких-то несколько лет они потеряли родителей, которые казались им вечными.

Густав приехал на похороны матери, бросив вагоны с сухофруктами в том городе, где его застала телеграмма. Дом, опустевший без неё, стал чужим и неприветливым.

На том же месте лежал узелок, приготовленный ею в последнюю дорогу: платье, сморщенные туфли и нижнее бельё с желтоватыми от времени пятнами. Пальто, над которым он смеялся, оказалось ко времени, потому что стоял январь и ей было бы холодно в одном платье. Густав хотел купить новые вещи, но отец остановил его: