Цветы Форкосиган-Вашнуя
Шрифт:
– Поговори-ка с Марсией, – посоветовал Майлз. – Или с Марком. Похоже, это по части их отдела. Я просто хотел…
Майлз замолчал и отошел, вглядываясь в укрытые вечерними тенями кусты подлеска.
Чего он хочет? Спасти достояние предков? Доказать своему умершему деду, что достоин его памяти? Катрионе казалось, что по этой дорожке ее муж готов идти вечно, насколько хватит сил. Но, так или иначе, она присоединилась к Майлзу, который, нервно покусывая под маской свою нижнюю губу, время от времени поднимал взгляд и любовался чудесным смертоносным пейзажем, раскинувшимся вокруг.
– О,
– Это не королева? – с опаской спросил Майлз.
– Нет, конечно. Все радиофаги – стерилизованные рабочие особи. Хотя они и растут, и линяют – пока не завершат жизненный цикл. А потом идут умирать туда, куда сносят то, что производят. Собственно, одна из наших задач на опытном участке – определить продолжительность жизни рабочей особи в реальных условиях заражения. Я думаю, кого-то из них мы уже должны были бы потерять, хотя, конечно, эти инсектоиды чрезвычайно устойчивы к воздействию радиации…
Глаза Энрике сузились, он явно увидел что-то важное. Или отсутствие чего-то важного. Он подошел к ближайшей куче отходов и поворошил ее своим прутиком. Фиолетовых фрагментов среди гранул свинцового цвета не оказалось.
Погруженный в свои мысли доктор двинулся к другим кучам. Майлз осторожно последовал за ним.
Осмотрев их все, Энрике поднял глаза и обескураженно улыбнулся.
– Вы мне не поможете? – попросил он своих спутников. – Разойдитесь по участку и посчитайте всех жуков, которых увидите. Все осмотрите – и под листвой, и под упавшими ветками.
Майлз, Катриона и Вадим с готовностью принялись выполнять просьбу доктора. Энрике остался в дальнем конце участка. Майлз орудовал своей тростью, распугав нескольких инсектоидов, попрятавшихся под опавшими листьями и обломками деревьев, – те, переваливаясь на кривых лапках, недовольно поспешили прочь, словно ожившие капли фиолетово-золотой росы.
– У меня двадцать девять, – доложил Майлз.
– Семнадцать, – провозгласил Вадим.
– А у меня двадцать три, – сказала Катриона, глядя на Энрике, который, шевеля губами, продолжал подсчеты.
– Двадцать шесть, – сказал он наконец.
– Итого девяносто пять, – быстро подсчитал Майлз, который всегда ладил с математикой. – Это нормально?
– Как бы сказать, – протянул Энрике. – Все как-то странно. На прошлой неделе я выпустил здесь около двухсот особей.
Было слышно, как глубоко вздохнул Майлз под своей маской.
– Энрике, – произнес он и сделал паузу, стараясь взять себя в руки – к этим жукам у него было особое отношение. Натерпелся! – А они не могли перелететь через барьер? – спросил он наконец.
– Нет! У них ведь нет крыльев, – ответил доктор.
Он поднял жука, светившегося меньше других, и, отогнув тому надкрылья, показал крохотные хитиновые наросты, которые никак не могли обеспечить полет. Майлз отступил на полшага.
– А, может, они забрались на деревья? – предположила Катриона.
Все четверо принялись
Майлз опустил голову и, нахмурившись, спросил, глядя на силовые генераторы:
– А, может, их ночью закоротило, а потом опять… того… раскоротило?
– Маловероятно, – покачал головой Энрике.
– А почему бы нам всем не поискать в поле, по ту сторону барьера, – предложила Катриона. – Если найдем там хоть одного жука, это по крайней мере докажет возможность.
Она пока не знала, возможность чего нужно доказать, но, предложив то, что она предложила, она наверняка отвлечет Майлза от Энрике.
Муж что-то недовольно пробурчал, но присоединился к поискам и принялся, упрямо щурясь, всматриваться в кусты, растущие за пределами экспериментального участка. В конце концов, жукам с их яркой раскраской и сигнальными огнями на спинках трудновато было бы укрыться в бурых зарослях.
Катриона размышляла над тем, с какой скоростью жуки-радиофаги могли бы путешествовать на свободе, и уже достаточно глубоко погрузилась в вычисления, когда голос Майлза заставил ее вздрогнуть и оторвать глаза от земли.
– Что это тут за чертовщина? – спросил Майлз.
Он стоял в нескольких метрах от жены, всматриваясь в тенистые заросли. Выставив подбородок вперед, он, прихрамывая, двинулся к зарослям. Споткнулся о корневище и наверняка упал бы, если бы Катриона не поспешила к нему на помощь.
– Что ты там увидел? – спросила она.
– Какая-то бледная тень. Показалась и снова исчезла в кустах.
– Одичавшее животное?
Одичавшие собаки, кошки, свиньи, козы, куры, олени, пони, черные и белые крысы и другие беглецы и беглянки из людских поселений разгуливали по диким просторам Барраяра там, где укоренились растения, привезенные с Земли – местные виды как для земных животных, так и для человека оказались несъедобными. В силу последнего обстоятельства земные виды были немногочисленными, а их представители – вечно голодными, и, когда Катриона подумала о диких прожорливых курах, которые, кстати, научились летать и легко могли бы перелететь обустроенную вокруг экспериментального участка ограду, она не позавидовала ни своим жукам-радиофагам, ни другим животным. Ужасающая картинка – под завязку нагруженные радиоактивными отходами жуки как звено пищевой цепи. Правда, люди в Округе Форкосиган не отваживались охотиться на диких зверей – особенно в те времена, когда сканеры радиоактивности были дешевы и их легко можно было позаимствовать у соседа.
– Слишком высокая. И малозаметная. – Майлз, проморгавшись, продолжал всматриваться в кусты. – Это был не…
– Был не кто? – спросила Катриона, тронув мужа за рукав комбинезона.
– Это был не лесной эльф, – твердо сказал Майлз. Сказал ясно и однозначно. Остатки своей нерешительности он отогнал несколькими ударами трости по опавшей листве. После чего позвал:
– Вадим!
Из неглубокой лощины поднялся смотритель.
– Да, милорд!
Концом трости Майлз показал на заросли.