Цветы корицы, аромат сливы
Шрифт:
Подпав под его обаяние, Саюри ошеломленно записала и пошла учить это наизусть, после чего в читальный зал они направились чисто китайской компанией: Ди, Сюэли, Чжэн Цин, Лю Цзянь и Шао Минцзюань – всем нужно было что-нибудь подготовить для вечера.
Ди валялся на полу, перелистывая тома.
– «Вместе с годами ушла любовь к ветру, к горной луне…»
– Не стоит. Еще решат, что мы намекаем на возраст старейших преподавательниц кафедры.
– «Так долго странствовал по Янцзы – уже борода седа…»
– То же самое. Даже еще хуже: намекает, что у них борода.
– «Глубокой стариной повеяло…»
– Не надо.
– «К старым корням вернулся весенний цвет…»
– Не надо.
– Вот спокойная, бытовая картина… «У сломанного сундука давно отвалился верх…»
– Ди, ты очень легкомысленный человек.
– Вот, ничего нет сомнительного. «Глубокая осень, и в песне сверчка прощанье слышится мне…»
– Ну,
– Тогда «Могила на горном склоне Линьшань пронзительно холодна», – предложил Ди.
– Вот прекрасные стихи Ли Бо, правда, они длинные, но мы их поделим… – довольные приятели собрались идти.
– Только не говорите «в верхних покоях»! – крикнул вслед им Ди. – «Верхние» – это никто даже не поймет. Здесь для русских читателей примечание: что верхние покои – это женские. Так лучше скажите сразу – «в женских».
Провозившись несколько часов, Сюэли постиг ключевую проблему: все стихи в переводах были значительно хуже, чем в оригинале. Вообще не сравнить.
– Я должен найти одно стихотворение из четырех строк, которое в переводе лучше, чем в оригинале, – сформулировал он задачу.
– Тогда мы должны искать у плохих поэтов, – сообразил Ди. – Каких ты знаешь третьесортных сочинителей? Ты же специалист.
– Н-ну, например… Ван Цзи… э-э… уступает многим…
– Смотрим Ван Цзи, – решительно сказал Ди. – Да, он не блещет, – скривился он, немного полистав антологию. – Ищем русский перевод…
Это решение дало гениальный результат.
Вечер знакомства удивительно сплотил четвертую группу начального этапа обучения. Чжэн Цин, Лю Цзянь и Минцзюань встали плечом к плечу, и Чжэн Цин начал угрюмо и сосредоточенно:
– Луна над Тян-шанем восходит, светла, и бел облаков океан…
Все это звучало пока довольно безмятежно.
– И ветер принесся за тысячу ли сюда от заставы Юймынь.
– …С тех пор как китайцы пошли на Бодэн, враг рыщет у бухты Цинхай, и с этого поля сраженья никто! домой не вернулся живым, – очень твердо сказал Лю Цзянь.
– И воины мрачно глядят за рубеж – возврата на родину ждут, – выразительно намекнул Цин.
– А в женских покоях как раз в эту ночь бессонница, вздохи и грусть, – лирически закончила Шао Минцзюань, заведя к небу глазки.
После этого Вэй Сюэли спокойно вышел, отряхнул рукав свитера и сказал:
– «Проходя мимо винной лавки». Ван Цзи.
Беспробудно пью на протяженье всех этих тяжелых, смутных дней. Это не имеет отношенья к воспитанию души моей. Но, куда глаза ни обратятся, всюду пьяны все – и потому Разве я осмелюсь удержаться, чтобы трезвым быть мне одному?Со стороны русского переводчика это действительно была удача. Ван Цзи даже, вероятно, не подозревал о возможности такой заоблачно длительной жизни и долго гремящей славы.
Пока никто не успел ничего сообразить, Саюри припечатала все это своей лягушкой.
И сейчас же после этого иранский студент Моджтахеджаберри со своим Саади, Хафизом, розой и соловьем пролил на все это такой елей, который удачно растекся по аудитории и как-то дипломатически смягчил все острые углы, абсолютно все.
«Персидская поэзия, – сказал об этом Ди, – в большей степени поддаётся переводу». Оставим это спорное высказывание на его совести.
Cочинение по русскому языку стажера геологического факультета МГУ Вэй Сюэли на тему «Эпизод из истории моей страны»
Вторая Мировая война для китайского народа точнее была названа анти-японской, потому что японцы окупали половину территории Китая, убили сотни тысячи невиновного китайского народа, ограбили самые ценные вещи в нашей истории и культуре, поджигали бессчетные деревни и поселки. Но китайский народ никогда не сдался, мы воевали всеми силами, делали все что смогли для того, чтобы японские оккупанты приехали живым а остались мертвым.
Оффицально анти-японская война началась в городу Шэняне северо-восточной провинции 18-ого сентября 1931 г. Из-за существенной разницы в вооруженных силах, китайские войска решили отступить временно сохранив силы для отбивки в подходящее время. В течении 4 месяца Китай потерял целые три северо-восточные провинции. Создав квазимперию Манчжоуго (Manzhouguo), японцы имели свою колониальное правительство на территории Китая. С тех пор разномасштабные народные сопротивления против японцев непрерывно происходили в северо-восточных провинциях. Из-за гражданской войны внутри Китая, не было единого фронта против японцев. 7-ого
Хотя между разными политическими силами было разногласие, когда наступит вопрос о национальном выживании и государственной цельности, главнейшие политпартии Компартия и Гоуминдан взяли руку об руку воевали вместе ради отечества. Из-за существенной разницы вооруженной силы, причем никакой международной помощи не обращали, потому что в то время СССР находился в тяжелой войне с немцами и не хотел воевать с Японией одновременно и заключил с японцами соглашение, а целая Европа уже давно горит, США одновременно воевала вместе с европецами и с японцами тоже частично, что не хватили силы оказать Азии военную помощь.
Узнавая это лидеры китайского народа устроил свою военную стратегию, сохранив большинство контингентов войск на юго-восточных провинциях, вызволи народа в окупаемых территориях проводить подпольные и партизанские саботажи и разведочные операции против японских оккупантов. С октября 1938 по декабря 1941 потеряв половину территории, китайский народ всеми силами проводили партизанские сопротивления сковывает военные силы японцев на каждом захваченном городе, поселках и деревнях. Одновременно американцы также в восточно-азиаских и тихоокеанских районах воевали с японцами. Война стояла на своем, и наступил момент перелом.
Японцы теперь должны понимать, возможно Китай не могущая страна, возможно китайский народ простой и наивный, но она существовала более 5000 лет, и доселе еще существует потому что китайцы защитят свою родину свою национальность свою цельность любыми способами, мудрый китайский народ накопил свои страгетии выживания и развития в течении всего времени своего существования.
Чтобы достойно написать сочинение о Второй мировой войне, Сюэли решил посидеть в интернете и освежить некоторые факты. Он относился к этой теме с необыкновенной серьезностью и трепетом. Раскрыв свой белый зонт с пурпурными цветами, он перебежал под дождем в «Кафе-Макс», обменял мокрые 120 рублей на промокший сразу в его руке талончик с логином и паролем и зашел на сайт www.renminglib.cn. Открыл какие-то старые газеты сороковых годов. Тут же в нем вскипела как волна такая ненависть к японцам, что пришлось отвлечься, охолонуть, поглядеть в потолок, хлопая глазами, сжимая снова разжимая руку. «Не нужно думать, – сказал он себе. – Не нужно вспоминать». Он спокойно представил себе пламя до небес, в котором сгорает вся Япония, а заодно все вообще плохое. Когда он думал о войне, он видел длинную такую серую дорогу в глинистых комьях, с редкими ивами по сторонам, на дороге валялась яркая фэн-чэ, детская вертушка, он наклонялся, подбирал ее… и тут… Он не стал бы расшифровывать свой личный образ войны никому, ни за какие коврижки. «Какое легкомыслие! – подумал он. – Как я мог связаться с Цунами-сан! О чем я думал? C таким мраком на душе я стану для нее физически опасен. Я и так физически небезопасен для нее». Он несколько раз закрасил мысленно на карте Японию другим цветом, тряхнул головой и вернулся к сайту. Там он углубился на какое-то время в военные мемуары и архивы, а потом набрел на базу видеороликов. Потом он ходил доплачивать еще за полтора часа в сети и еще за полтора.
Выписав все нужные даты, уточнив названия мест, по которым проходила линия фронта, поздно вечером он досматривал последний подвернувшийся ролик, где старик из провинции Хунань вспоминал о войне. «Ван Гоушэн из поселка Ляньхуа провинции Хунань никогда не покидал родных мест. Ему было 14 лет, когда в 1944-м году его родная деревня стала театром военных действий…». Дедок сидел на солнышке, в белой рубашке, наверное, по случаю съемок, привалившись к стеночке из глиняного кирпича, под огромной старой камфорой. Сюэли собирался уже разлогиниться и закрыть браузер, когда старый Ван бесстрастно сказал: «…А очень по-разному бывало. Одним в войну жилось худо, голодали, траву ели, а вон Ли Сяо-яо – был такой, сейчас-то мало кто помнит его… так он даже разбогател в войну. Сейчас что вспоминать – как говорится, глиняный вол забрел в море – обратно не придет… но только без войны так разбогатеть, как он, было бы невозможно». Солнце прыгало по серой черепице попавшего в кадр кусочка крыши. Старик мелко покивал, старая камфора осуждающе зашелестела листьями. Сюэли посочувствовал Ван Гоушэну, с неприязнью подумал о неизвестном Ли Сяо-яо, закрыл браузер – и только тут понял, что Ли Сяо-яо (