Цветы любви
Шрифт:
Домой.
Лора. Из всех женщин, которых он встречал, она вернее других умела вывести его из себя.
Пробежав милю или около того, он увидел сухое бревно и растянулся на нем. Пора было возвращаться к машине, но теплое солнышко и свежий ветер, треплющий волосы, разморили его.
Беспорядочно думая обо всем подряд, он пытался отвлечься от главного — Лоры.
Лора и ее треклятые вишни! Лора и ее упреки, что он спрятался от себя за спиной Трины. Лора и ее слезы.
Лора. Все время Лора. С того момента, как они встретились в больнице
Боже всемогущий, что же он будет делать без нее?
Те слезы. Что же они значили? Как бы она отреагировала, если бы он поцеловал ее? Правда, он не мог этого сделать, не мог целовать женщину, которая не будет ему принадлежать, — такой боли в груди ему не выдержать. Чтобы перестать хотеть ее, надо уехать из Ферн-Глена — это был единственный выход.
По крайней мере, Джон надеялся, что это сработает. Приезд Трины не вернул его к прежней жизни, на самом деле произошло обратное. Такое ощущение, будто она изменилась после его отъезда — стала пустой, поверхностной и капризной.
Она была не такой, как Лора. Не насмешливой, но саркастичной. Не такой желанной, что от одного взгляда на нее он не мог дышать. Не такой раздражающей, что он хотел поцеловать ее, чтобы заткнуть ей рот.
Поцеловать, чтобы заставить слушать, поцеловать, чтобы…
Поцеловать, потому что Джон не мог представить себе, каково это — не целовать ее. Поцеловать, чтобы доказать, что они просто не могут друг без друга.
Неожиданно он понял: правда все это время шла за ним, как туман над пляжем, — спокойно, но неуклонно.
Правдой была Лора.
Лора. Все началось и закончилось… Лорой.
Джон почувствовал себя лучше. Наконец он понял себя, понял, чего хочет от жизни. Из его груди вырвался громкий смех, тело сотрясалось.
Подбежав к машине, вздрагивая от каждого звука чайки, он прокричал громко, как мог:
— Трина не изменилась, идиот! Изменился ты! Ты!
Лора крутилась в магазине как белка в колесе. Мама с папой уехали из города, а бабушка была вся в мечтах по поводу медового месяца. И Лора наняла женщину по имени Глория, которая стояла за прилавком и общалась с покупателями. Сама же Лора была ответственна за доставку цветов и составление букетов.
От доктора Рида она узнала, что Джон вернулся в Беверли-Хиллз, чтобы разобраться с финансированием и приобрести долю в компании. Она надеялась, что со временем доктор Рид перестанет рассказывать ей об успехах Джона. Она была совсем не уверена, что сможет вынести даже упоминание о его новой пассии. Нет, точно нет.
На ум часто приходили слова матери: иногда лучше действовать так, как подскажет сердце.
Неужели так важно, чтобы она отреставрировала этот цветочный магазин? Если ее родственники потеряют свои сбережения, будет ли в этом ее вина? Не из-за нее начались эти финансовые проблемы, так почему обязательно она должна приводить все в порядок?
На эти вопросы не было ясного ответа. Конечно, ее родные не хотели,
Но для нее это не только деньги.
А что, если она продаст магазин и переедет в Беверли-Хиллз? Захочет ли Джон жить с ней? Они расстались совсем даже не мило и не доброжелательно: она была груба и вспыльчива, он — упрям; она наговорила ему отвратительных вещей, и он ушел.
Просто интересно, что она будет делать там? Все деньги, полученные за лилию, уйдут на то, чтобы снимать квартиру. Ей придется работать в чужом магазине и забыть о своих мечтах. И проблема оранжереи. Где она найдет оранжерею? Разве в Беверли-Хиллз вообще есть оранжереи?
Стоит ли любовь к Джону всех этих жертв?
Конечно, стоит, но он ни разу и не заикнулся про любовь. Он никогда не просил ее с ним уехать и лишь мельком обмолвился о том, чтобы навестить ее.
Однако… кто обвинил его в том, что он прячется от себя за спиной Трины? Как она опустилась до такого?
Лора мстительно воткнула маргаритку рядом с побегом папоротника. Это она пряталась — за ложь Кельвина, за дезертирство отца. Она боялась начинать все сначала потому, что было слишком больно возвращаться с небес на землю. Она пряталась от себя. Было легче и безопаснее жить в тени.
И одиноко…
Звякнул дверной колокольчик, и Лора ждала, что Глория поприветствует очередного посетителя, а потом вспомнила, что та еще не пришла. Сложив цветы в кучу, она вышла из подсобки и увидела человека в униформе, везущего на тележке три больших коробки.
— Куда это поставить? — спросил он.
Она не ждала никаких посылок.
— Сюда, — показала она, глядя на коробки, на которых не было ни обратного адреса, ни почтовых штампов. Когда посыльный ушел, она достала острый, как бритва, нож и, сев на пол, открыла первую коробку.
Вишни. Корзинки с вишнями. Огромными, спелыми, практически черными. Она глубоко вздохнула. Джон…
Только непонятно, что все это означает. Неужели она так обидела Джона, что он мстит ей таким изощренным способом? От этой мысли на глаза навернулись слезы.
Ожидая еще вишен, она открыла две другие коробки. В одной лежало несметное количество тюбиков мази от зуда, а в другой — набор антигистаминных средств.
И тут зазвенел колокольчик.
Она посмотрела на дверь с чувством обреченности. Как она и предполагала, через порог перешагнул Джон Вудс, уже успевший загореть. Пара недель в южной Калифорнии — и он уже выглядит как кинозвезда.
Он подал ей руку и помог встать.
Секунду они пристально смотрели друг на друга. Лора подумала, что надо разыграть спокойствие, спросить, зачем он приехал и где остановился, но чувства взяли верх над разумом, и она бросилась ему в объятия.