Цветы на нашем пепле
Шрифт:
– Нет, – успокоил его тот. – Хотя это и странно. Так при чем же тут «пузыри»?
– Сейчас, сейчас, вы все поймете. И вот однажды я обнаружил, что вешу уже так много, что больше не могу летать. Я собрал в кулак всю свою волю и прекратил есть. И примерно через полгода снова начал летать. Но что это были за полгода! – толстяк страдальчески возвел глаза к небу. – Я испытывал муки. Я потерял сон! Мое настроение было отвратительным, и я начал изводить соплеменников строгими распоряжениями! Да я и чувствовал себя при этом отвратительно. Тогда я плюнул на все и снова стал есть столько,
И вот тогда один из моих, э-э-э…, подчиненных придумал штуковину, которая бы очень мне помогла, если бы только я не посчитал невозможным ею воспользоваться. Он выдул из флуона большой пузырь, а затем наполнил его газом, который выкачал из наловленных им для этой цели шар-птиц. Он даже сумел не причинить бедняжкам никакого вреда и отпустил их на волю. В результате он получил пузырь, который так и тянет вверх любой груз. Сам по себе этот пузырь поднять меня не смог бы, но когда я немного помогал себе крыльями… Я снова летал!
Две ночи я забавлялся этим давно забытым ощущением… – Дент-Пиррон виновато заморгал. – Да, признаюсь, я не смог удержаться от того, чтобы не попробовать… Но потом выяснилось, что кое-какие негодяи подглядывали за мной. Устроили, понимаете ли, себе развлечение… И тогда я взял себя в руки и… и спрятал этот пузырь туда же, где держу музыкальные инструменты. Казните меня, мой король. Я виноват и вину свою признаю полностью.
– Да, это занятная история, – признал Лабастьер, представив толстяка болтающимся в небе на флуоновом пузыре и пряча улыбку. – Но, думаю, большой вины за вами нет…
– Да? Я очень рад, – торопливо согласился толстяк. – А как насчет водопровода?
– А это еще что такое? – нахмурился король. – Впрочем, я, кажется, понял, что тут у вас творится. Выкладывайте уж сразу все, что вы тут напридумали…
В разговор вмешалась Мариэль:
– Кстати, что это за симпатичные любопытные лица постоянно выглядывают из ваших окон? Наверное, это ваши домашние?
– Совершенно верно, милая девушка, – обрадовался смене темы городской владыка.
– Так что же вы их нам не представите?
– Я попросил их не мешать нашему разговору.
– Это не совсем прилично, – заметил Лабастьер. – Давайте-ка познакомимся с ними. А обо всех ваших преступных изобретениях мы поговорим позже.
– Все мои домашние – маака, – продолжал без умолку болтать Дент-Пиррон, ведя гостей наверх по винтовой лестнице. Лицо его стало печальным. – Моя любимая женушка Дипт-Рууйни скончалась при родах, а жениться во второй раз я не пожелал. В нашей семье осталась самка-маака, так что я не обделен теплом, а Рууйни мне все равно никто не заменит, да и продолжать свой род с кем-то другим я не стал бы… И ничего. В нашей семье множество детей – маака. Кстати, и есть-то без всякой меры я начал именно тогда. Я и раньше, возможно, любил покушать несколько больше других, а тут уж и вовсе потерял голову. Тосковал и ел. Ел и тосковал…
Они добрались до второго этажа и прошли через потолочное отверстие. С напольных ковриков поднялись и поклонились гостям трое маака – супружеская пара
Не успели гости и хозяева обменяться приветствиями и представиться, как Дент-Пиррон вскричал:
– Кстати! А не пора ли нам перекусить?!
– Нашим гостям, пожалуй, пора, – отозвалась самка, назвавшаяся Айнией. – Они потратили в дороге много сил. А вот нам это необязательно. Особенно тебе, дорогой. И, думаю, надо распорядиться о том, чтобы кто-то позаботился о поврежденном крыле, – указала она на Лаана.
В тот момент, когда самка произнесла слово «дорогой», Лабастьер бросил взгляд на самца маака, и по умиротворенному выражению его лица убедился, что в этой, хоть и неполной, семье царят мир и согласие.
– Айния, – укоризненно покачал головой Дент-Пиррон. – Неужели ты думаешь, я не заметил, что наш многоуважаемый гость нуждается в лечении? Но есть тут один щекотливый момент… С одной стороны, крыло можно починить традиционным способом, но тогда оно не будет складываться полностью, будет доставлять неудобство на земле, да и в полете будет недостаточно гибким… С другой стороны, есть у меня один умелец… Э-э… Если возьмется он, крыло будет, как новое… Но… Боюсь, его методы несколько не соответствуют… Инструменты и приспособления, которыми он пользуется…
– Непозволительно сложны, – догадался Лабастьер.
– Вот именно, вот именно, – подтвердил махаон и удрученно потупился.
– А долго он будет возится, этот ваш умелец? – поинтересовался Лаан.
– Если возьмется прямо сейчас, к началу сегодняшнего бала вы уже могли бы летать, – с воодушевлением заверил Дент-Пиррон, но тут же стушевался и, осторожно глянув на короля, добавил. – Только уважение к вашему другу заставило меня сделать это предложение. Не сомневайтесь, упомянутые инструменты и приспособления я держу все в той же кладовке…
– Вместе с музыкальными инструментами, воздушным пузырем, – продолжил за него Лабастьер, – и этим, как его…
– Водопроводом? – поспешил на помощь махаон.
– Вот-вот.
– Нет, мой король, водопровод, к несчастью, в кладовую не спрячешь, это довольно громоздкий предмет…
– Мой господин, – вмешался Лаан, обращаясь к королю, – мне бы хотелось починить крыло так быстро и качественно, как он обещает.
– Действуйте, – махнул рукой Лабастьер. – Хотел бы я побывать в этой вашей кладовке. Я даже настаиваю на этом.
– Я и сам мечтаю о том же! – вскричал Дент-Пиррон. – Тяжким бременем на моей душе лежит то, что мне приходится хранить взаперти очень удобные и полезные вещи. Но я не уверен в их законности. И я очень хотел бы, чтобы вы лично указали, какие из них следует уничтожить, а какие – разрешить. И присаживайтесь, наконец. В мою кладовую отправимся сразу после трапезы. Айния! Ну где же угощения?!
– Успокойся, милый, – кивнула маака. – Уже несут.
– А ты, мальчик мой, – обратился Пиррон к юному самцу, – будь добр, отведи нашего раненого гостя к мастеру Луару, и пусть тот немедленно возьмется за починку лечение.