Цветы Сливы в Золотой Вазе или Цзинь, Пин, Мэй

Автор неизвестен

У Юэнян слышала, как ругалась Хуэйсян, как искала повода устроить большой скандал, как грозилась наложить на себя руки. Лайбао же, оставаясь наедине с хозяйкой, забывал приличия. Выведенной из себя Юэнян ничего не оставалось, как предложить им покинуть дом.

Лайбао тогда начал в открытую торговать с шурином холстом и цветными тканями. У них постоянно собирались друзья и торговцы, но не о том пойдет речь.

Да,

Предаст хозяина слуга, почуяв, что ослабла власть. Недолго тут живой душе в тенета

дьявола попасть. Тому свидетельством стихи: Все видит Небо, Небу все известно, Живите, люди в Поднебесной честно. О люди! Пусть не будет во Вселенной Вовек ни вероломства, ни измены. Всегда над головою Небо ясно, Обманывать его небезопасно.

Если хотите узнать, что случилось потом, приходите в другой раз.

ГЛАВА ВОСЕМЬДЕСЯТ ВТОРАЯ

ПАНЬ ЦЗИНЬЛЯНЬ ЛУННОЙ НОЧЬЮ НАЗНАЧАЕТ ТАЙНОЕ СВИДАНЬЕ.

ЧЭНЬ ЦЗИНЦЗИ В РАСПИСНОМ ТЕРЕМЕ УБЛАЖАЕТ КРАСАВИЦ.

Припоминаю первое свиданье:

Был наш приют случайный слишком светел,

Но нас влекло взаимное желанье.

Почти никто проказ и не заметил.

Припомню все – и голова кружится,

Лечу к тебе на радостях, как птица,

Счастливая божественной судьбою –

Навеки неразлучной быть с тобою.

Итак, с тех пор как Пань Цзиньлянь увлекла Чэнь Цзинцзи во флигеле рядом с залой, в которой стоял гроб с Симэнем, их, словно мух на сладкое, так и тянуло друг к дружке. И средь бела дня, и в сумерки обменивались они многозначительными взглядами и улыбками, То встанут бывало рядышком и отпускают шутки, смеются, а то сядут, прижмутся и начнут без стеснения возиться. Когда им мешали договориться, они изливали душу в любовных посланиях и незаметно подбрасывали их друг дружке. Так она поверяла свои желания ему, а он – ей.

Шла четвертая луна. Как-то спрятала Цзиньлянь в рукав расшитый серебром платок, а в него завернула бледно-зеленый шелковый с бахромою мешочек. В мешочке лежали душистые травы, лепестки розы, локон волос и веточки сосны и кипариса. На нем она вышила парные строки: «Будь вечнозелен и молод, как кипарис и сосна» и «Красавицы ланиты нежней, чем распустившийся цветок». Предназначался мешочек для Цзинцзи, но того во флигеле не оказалось, и Цзиньлянь бросила его через оконную щелку.

Когда вернулся Цзинцзи, он сразу заметил на полу узелок, в котором обнаружил мешочек с благовониями и лист бумаги с романсом на мотив «Обвилася повилика»:

Прими расшитый серебром платок, Сухой травы пучок пахучий; Моих волос срезаю завиток, Храни его – он черен, словно туча. Шлю ветки кипариса и сосны – Мы забывать друг друга не должны. Светильник дал мне душу отвести – Пишу тебе жемчужинами слез. Смотри, ночную тьму не упусти, Жду под кустами чайных роз.

Цзинцзи понял, что она ждет его на тайное свидание в саду под лозами чайных роз,

и тотчас же достал отделанный золотом веер из бамбука со следами слез феи реки Сян [1], набросал на нем в ответ романс и, сунув в рукав, направился в сад.

В покоях Цзиньлянь оказалась У Юэнян. Ничего не подозревая, Цзинцзи вошел в калитку.

– Ты дома, моя дорогая? – громко спросил он.

Едва заслышав голос Цзинцзи, Цзиньлянь бросилась к двери и, отдернув занавес, сделала знак рукой.

– Кто, думаю, пожаловал, а это ты зятюшка, – воскликнула она и, чтобы рассеять сомнения Юэнян, продолжала. – Жену, говоришь, ищешь? Она только что здесь была. Наверно, у беседки цветы рвет.

Цзинцзи заметил сидевшую у нее в комнате Юэнян и, сунув потихоньку веер в рукав Цзиньлянь, удалился.

– Зачем это зять Чэнь к тебе приходил? – спросила Юэнян.

– Падчерицу ищет, – отвечала Цзиньлянь. – Я ему в саду посмотреть велела.

Так ей удалось обмануть Юэнян. Немного погодя Юэнян пошла к себе, а Цзиньлянь достала из рукава подарок. Когда она развернула, то увидела белый шелковый веер с планками из пятнистого бамбука. На нем был изображен зеленый камыш, среди которого текла речушка. Картину дополнял романс на мотив «Цветок нарцисса»:

Лиловые планки бамбука средь белого шелка, Камыш изумрудный искусною вышит иголкой. Точеный серебряный кант, золотая резьба – Полезна вещица, к тому же совсем не груба. В дни знойного лета поможет навеять прохладу – Подальше от глаз посторонних держать ее надо, Чтоб не приглянулась иному воришке она. Пусть веер тебя овевает, когда ты одна.

Прочитав этот романс, Цзиньлянь с приходом вечера, когда взошла луна, поспешила угостить горничных вином и отпустила. Когда Чуньмэй и Цюцзюй улеглись спать в отдельной комнате на кане, Цзиньлянь полуоткрыла в спальне окно и зажгла высокие светильники. Потом она разобрала постель и, завершив омовение, проследовала в беседку среди чайных роз, где стала ждать условленной встречи с Цзинцзи.

Жена Цзинцзи, надобно сказать, находилась в тот вечер в дальних покоях, куда ее пригласила Юэнян послушать проповедь монахини Ван. Поэтому Цзинцзи поднес горничной Юаньсяо платок и попросил постеречь дом.

– А я к матушке Пятой пойду, – объяснил он. – Меня играть в шашки пригласили. Как придет хозяйка, дай знать, ладно?

Юаньсяо согласилась, и Цзинцзи отправился в сад. Освещаемые луною цветы отбрасывали тени. Приближаясь к шатру чайных роз, он издали увидел, как Цзиньлянь сняла головные украшения и распустила волосы-тучи. На ней были светло-коричневая шелковая кофта и бирюзовая узорная юбка. Ножки ее обтягивали прозрачные шелковые чулки. Когда она вышла из обвитого розами шатра, к ней бросился Цзинцзи и обнял ее.

– Фу, негодный! Как напугал! – вскликнула она. – Хорошо, это я. Со мной можно. Я прощу. А еще кто? Тоже так бы стал? Небось смелости не хватило бы.

Цзинцзи был навеселе.

– А я знал, что это ты, – засмеялся он. – Ну а если по ошибке и обнял бы Хуннян, ничего страшного не случилось бы.

И они снова заключили друг дружку в объятия, а потом, взявшись за руки, направились к дому.

Свечи и лампы ярко освещали спальню. На столе были расставлены вино и закуски. Они заперли садовую калитку, уселись рядышком и принялись пировать.