Цветы тянутся к солнцу

Ихсанова Лябиба Фаизовна

Закира даже огорчилась немножко. Она думала, что дядя Николай молодой, стройный, красивый. Ну, вроде сына соседки, хозяйки яблоневого сада. А это, оказывается, старый рабочий, и штаны у него такие же мятые и замасленные, как у Абдуллы. И голос сердитый.

Закира прислушалась к словам дяди Николая, но он так мудрено говорил, что она ничего не поняла. Потеряв всякий интерес и к речи, и к самому дяде Николаю, Закира стала вертеть головой, оглядываясь по сторонам и отыскивая глазами Ханифу.

«И чего они здесь сидят, чего слушают? Вовсе

и не интересно это», — подумала она. Но в это время дядя Николай закончил свою речь. На скамьях, на подоконниках и в проходах все дружно захлопали в ладоши.

— Правильно, молодец, Николай Николаевич! — крикнул кто-то прямо над ухом у Закиры.

Она оглянулась. Прислонившись к стене, стоял молодой рабочий в войлочной шапке. Многие смотрели на него. Вдруг он сорвал шапку с головы, рванулся вперед, вскочил на сцену и стал на то место, где только что стоял дядя Николай.

— Это что же получается, братцы? — громким голосом обратился он к залу. — Царя мы скинули, а ярмо на шее оставили. Вот сегодня потребовали мы у хозяина восьмичасовой рабочий день. А он говорит: идите в мечеть, просите у своего аллаха. Если аллах согласится вам жалованье платить, тогда хоть весь день отдыхайте… Кричим «свобода», а на что нам такая свобода, если спину разогнуть некогда? Правильной говорю? — И, не дожидаясь ответа, он быстро отошел от стола, спрыгнул со сцены в зал и затерялся в толпе.

Закира обернулась, провожая его взглядом. Тут она заметила волнение в толпе. Рабочие, стоявшие в проходе, теснясь, пропускали кого-то вперед. Послышались голоса:

— Муллахмет приехал…

— Вот уж этот всю правду скажет!

— Молодой, а башка варит у парня!

Потом показался и сам Муллахмет. Молодой, стройный, в черных поношенных галифе, в начищенных сапогах, он легко поднялся на сцену, одернул суконную гимнастерку, поправил волосы на голове и, подняв обе руки над головой, звонким голосом крикнул:

— Товарищи, братья, отцы!

Сердце Закиры сразу часто забилось. Голос показался ей знакомым. Она посмотрела на сцену и тут же узнала Муллахмета.

Так вот кто, оказывается, ночевал на сеновале у деда! Значит, его не схватили. Все наврала Газиза! А может быть, это не он? Нет, он, конечно. Только бороду сбрил. И хорошо, что сбрил: без бороды он стал моложе и красивее.

— Мы много молились аллаху, — неторопливо сказал Муллахмет. — И отцы наши много молились, и деды много молились, и все ждали исполнения наших желаний. А чего мы дождались? Ярмо не свалилось с нашей шеи. Мы по-прежнему льем пот, и по-прежнему голодают наши дети. Довольно ждать! Довольно молиться! Настало время силой отнять у богачей то, что принадлежит трудовому народу. Пора с оружием в руках выступить против грабителей.

— Правильно! — раздалось со всех сторон. — Даешь восьмичасовой рабочий день! Если не дадут — остановим фабрику!

— В бой пойдем за свои права!

— Голыми руками много не навоюешь!

Потом крики утихли. Заговорил новый оратор — парень с волнистыми

русыми волосами и с орлиным носом. Он тоже говорил, что пора браться за оружие. Тем временем Муллахмет подошел к дяде Николаю и торопливо сказал ему что-то. Тот поднялся и вместе с Муллахметом стал пробираться к выходу.

— Пошли, — тихонько, но властно сказала Закира, сжав Лидину руку.

Обе молча встали, кинулись за уходившими, но толпа сразу сомкнулась за ними, и Закира поняла, что сейчас они потеряют и Муллахмета и дядю Николая.

Тогда, поднявшись на цыпочки, во всю силу своих легких Закира отчаянно крикнула:

— Дядя Николай!

Стоявшие поблизости сразу оглянулись. Кто-то засмеялся, кто-то зашикал на Закиру. Дядя Николай остановил Муллахмета и поманил девочек рукой. И сразу, как по волшебству, толпа раздалась, девочки догнали слесаря, Лида что-то шепнула ему на ухо, а Закира незаметно сунула в его руку записку Абдуллы.

Дядя Николай не таясь прочитал записку, потрепал девочек по головам.

— Спасибо, девочки, — сказал он и, обернувшись к Муллахмету, добавил негромко: — Молодцы, ребята, не ждал я оружия сегодня. Абдулла просит послать надежного человека.

Оба торопливо зашагали к выходу, девочки, едва поспевая, спешили за ними и скоро оказались на улице.

Не успели они надышаться свежим осенним воздухом, как к ним подбежали Матали и Совенок.

— Кто это? — спросил Матали. — О чем вы с ним говорили?

— Я спросила, не видел ли он тетю Ханифу. Они вместе работают, — сказала Лида. — Мы с ним давно знакомы…

Когда Газиза пришла домой, отец, обняв колени, сидел на нарах, низко опустив голову. Мама, словно боясь, что кто-то увидит ее покрасневшие глаза, надвинув платок на самые брови, готовила ужин за перегородкой. И мать и отец молчали. Газиза сразу поняла, что была большая ссора. Такое часто случалось теперь у них в доме. А сегодня…

У отца Газизы, Хусаина, и прежде был нелегкий характер, а после гибели любимого зятя Шакира стал еще тяжелее. Хусаин раздражался по всякому пустяку и, что бы ни случилось — на работе, на улице, дома, — все равно злился и срывал свою злость на жене. А она молчит да плачет потихоньку. А что ей еще делать?

Соседи жалеют Фатыйху. Есть среди них и такие, кто помнит те дни, когда ее называли Красивой Фатыйхой. Газизе мама и сейчас кажется самой красивой, несмотря на морщинки и красные от слез глаза, несмотря на огрубевшие от тяжелой работы руки. Но, кроме Газизы, вряд ли кто назовет красивой эту маленькую белолицую женщину с мягким, покладистым характером.

Когда Фатыйха выходила замуж, ей казалось, что жизнь у нее сложится счастливо. И у нее и у Хусаина хватало и здоровья и силы. Богатством не мог похвастаться Хусаин, но пара умелых работящих рук — это тоже богатство, думала Фатыйха. А сверх того, у Хусаина были пышные черные усы да еще подарок бая — не очень новая, но уж очень красивая каракулевая шапка.