Цветы тянутся к солнцу

Ихсанова Лябиба Фаизовна

— А если валяются, так и нес бы сюда. Вон сколько ребят чуть не босые ходят, — сказал Матали.

— Как бы не так, — ответил Саиджан, — чем таким голодранцам давать, отец лучше из них подстилку для собаки сделает.

— Значит, тебе собака дороже, чем товарищи? — сказал кто-то из ребят.

Саиджан оглянулся по сторонам, отыскивая глазами, кто бы заступился за него при нужде, но не нашел никого. И все же он не хотел сдаваться.

— У нас собака борзая. Она дом стережет. А от вас какая польза?

— А от вас и вовсе

один вред, — сказал Матали, вспомнив то, что рассказывал отец. — Вы же буржуи, поэтому вам Советская власть не нравится.

В это время из-за угла появились друзья Саиджана. Повезло ему, а то бы…

Сунгат, стоявший на часах, пожалел, должно быть, Матали, который не один час топтался возле ворот казармы.

— Эй, братишка, — крикнул он, — шел бы ты домой, слышишь! Ты гляди-ка, совсем замерз. Сказал же я тебе: не будет отца сегодня.

Матали знал уже: спрашивать, куда уехал отец, нельзя. Это военная тайна. А спросить, когда приедет, наверное, можно. И он спросил:

— А когда он приедет?

— Да он и не уезжал никуда. Здесь он, в городе, — сказал Сунгат. — Да только такие дела сейчас пошли, что в казармах сидеть некогда.

— А что случилось, дядя Сунгат?

— Да такое случилось, что хуже некуда. Взбунтовались буржуи. За Булаком свою республику объявили. На Советскую власть с оружием пошли.

— А мы тоже сегодня одного буржуя хотели побить, — сказал Матали.

— Какого же это буржуя?

— Саиджана, сына муллы из Голубой мечети.

— Ну, это вы зря. С буржуями мы сами справимся. А ваше дело — учиться. Навоюетесь еще, успеете, — сказал Сунгат.

Тут на смену ему пришел другой часовой. Сунгат попрощался и пошел в казарму. Пошел и Матали домой. Уже начинало темнеть, и он боялся, что тетка Сабира опять закроет дверь на крючок и ему придется топтаться у двери.

Дойдя до моста через Булак, Матали увидел каких-то людей, толпившихся на улице. Когда он сюда шел, никого не было, а теперь вон сколько народу! На мосту стоял солдат с зеленой повязкой на рукаве и спрашивал пропуска.

— Да где я его возьму, этот пропуск? Я на Московской живу. Иду домой, не на улице же мне ночевать? — возмущался какой-то дядька.

Но часовой на мосту и слушать ничего не хотел.

— Пропуск! — требовал он и загораживал проход винтовкой.

Матали решил посмотреть, что делается на других мостах. Вдоль берега канала он дошел до Каменного моста, и там тоже: часовые и толпа. Дошел до Деревянного моста, дошел до Кремлевского — везде одно и то же. Взрослых не пускали.

А его пустили. Он благополучно прошел по мосту и уже подходил к дому. Но тут такое случилось, что и во сне не приснится.

Долго не мог заснуть Матали в эту ночь. Что болит все тело, это пустяки. Такое бывало и раньше. И то, что тетка ругалась, — наплевать. И это не в первый раз. А вот то, что обида душит его и что ничего

он не может сделать с этой обидой, — вот это плохо. Снова и снова вспоминает он, как огромный пес Саиджана, натравленный своим хозяином, набросился на него, подмял, как мешок, набитый сеном, и стал рвать на нем ветхую одежду, стал кусать его за руки, за бока, за ноги…

Хорошо еще, какие-то люди выручили его, отогнали палками собаку и помогли ему подняться. А то бы и вовсе загрызла его эта страшная собака.

Вот из-за этого он и не может заснуть. Вертится с боку на бок. Вспоминает, как все это было. Придумывает, как бы отомстить обидчику, и ничего не может придумать.

«Неужели, — думает он, — буржуи возьмут верх? Скорее бы уж утро, скорее бы тетю Тагиру увидеть. Она-то уж скажет всю правду».

…Совенок вошел в класс. На полу, сцепившись, катались мальчишки. Совенок, конечно, решил, что Матали там, в самой середине этого живого клубка. Он решительно кинулся на выручку друга и тут случайно бросил взгляд на парту.

Матали сидел на своем месте, подперев подбородок руками, и читал какую-то книжку. Так сидел, будто ему и дела нет до того, что творится в классе.

Совенок подошел, с размаху бросил на парту свою сумку. Матали поднял голову, глянул на друга и снова уткнулся в книжку.

— Подвинься-ка, — сказал Гапсаттар и толкнул Матали локтем.

Тот даже с места не сдвинулся и не сказал ничего.

— Ты что такой кислый? — спросил Совенок. — Собака, что ли, тебя укусила?

— А ты как узнал? — встрепенулся Матали.

— Что я, не вижу, что ли?

— Правда, видно?

— А то не видно? Вон штаны рваные.

— Где?

— Да везде… Вон на коленке, вон у кармана…

— Это старое.

— А новое где?

Матали поднялся и повернулся задом к Совенку. На штанах у него была свежая заплата, кое-как пришитая красными нитками крупными неровными стежками.

— Здорово! — сказал Гапсаттар. — Это когда же?

— Вчера… Говорю же: собака покусала! Иду я домой. Уже до «Дунайской харчевни» дошел. А тут Саиджан со своими дружками. Только я подошел, а он собаку спустил на меня и науськал. Я думал, совсем загрызет, да люди отбили…

Гапсаттар быстро глянул на Саиджана и сказал шепотом:

— А я смотрю, он зубы скалит. Ну ничего. Мы его без собак сами разделаем.

— Нужно бы, — согласился Матали.

— Слушай, — спросил вдруг Совенок, — а что это он так расхрабрился?

— А ты не слышал, что ли? Буржуи свою республику устроили за Булаком. Вот и хорохорится Саиджан.

— А республика, это что?

— Ну это, как его… Ну это против нас, не понимаешь, что ли?

Гапсаттар еще что-то хотел спросить, но тут открылась дверь, и все ребята, мгновенно замолчав, дружно встали. Вошла учительница. Она невесело поздоровалась с ребятами и не успела еще раздеться, Саиджан поднял руку.