Цветы в Пустоте
Шрифт:
— Так вот для чего ты это задумал. Поздравляю, ты становишься коварным.
Сильвенио потёрся о его плечо щекой, и его улыбка теплела уже где-то в районе шеи. Аргза почувствовал, как его помощника наконец отпускает накопившееся за все последние недели эмоциональное напряжение — и почему-то ему тоже стало от этого осознания легко на душе. Нет, всё-таки он был не прав, этот пташка-говорун, когда сказал, что у Аргзы нет никого и ничего. У Аргзы был он, Сильвенио.
— Да, сир… с вами по-другому никак, насколько я вижу.
И ведь не возразишь.
[Запись
"Я, кажется, начал, наконец-то, привыкать. Не знаю, хорошо это или плохо. Но выжить теперь я сумею точно."
[Запись удалена.]
ГЛАВА 5. Подснежник
"Однажды старуха-Зима со своими спутниками Стужей и Ветром решила не пускать на землю Весну. Все цветы испугались угроз Зимы, кроме подснежника, который выпрямил свой стебелёк и продавил брешь в толстом снежном покрывале. Увидело Солнце его лепестки и согрело землю теплом, открыв дорогу Весне…."
Чья-то рука мягко перехватила его за талию, вылавливая из потока людей. Он удивлённо воззрился на улыбающегося Мартина, который даже в этом захолустном межпланетном баре не сменил свою белоснежную рясу на что-то более подобающее обстановке.
— Прости, — извинился тот и убрал руку, задержавшуюся на его пояснице чуть дольше положенного. — Просто не ожидал тебя тут увидеть.
Сильвенио улыбнулся в ответ: с Мартином они уже давно переписывались и даже несколько раз общались по видеосвязи, пока Аргза не видел, и за прошедшее с их первой встречи время они успели подружиться. Мартин был неизменно добр к нему, и, казалось, всегда был рад поговорить о чём угодно. Общение с ним изрядно облегчало Сильвенио жизнь — каждый раз, когда Мартин каким-то образом выходил на связь, пусть даже на пару минут, у Сильвенио оставалось после чувство какого-то тёплого спокойствия на душе.
— Ничего. Я здесь… сам знаешь, с кем.
На "ты" он согласился перейти относительно недавно, и Мартина это, кажется, воодушевило безмерно.
— Знаю, знаю… Абсент тоже ему несёшь?
Сильвенио уныло покосился на бокал с ядовито-зелёной жидкостью в своей руке.
— Разумеется. Я не люблю алкоголь. Он однажды заставил меня распить с ним бутылку вина на двоих — мне не понравилось. Воздействие самого алкоголя на мозг я всё равно нейтрализую, а без градуса вкус как-то не впечатляет.
— Он ещё и пить тебя заставляет…
Мартин покачал головой. Всякий раз, когда Сильвенио упоминал Аргзу, взгляд миротворца неизменно наполнялся сочувствием и печалью. Он тогда поджимал осуждающе губы и всё качал вот так головой, безмолвно сетуя каким-то высшим силам, и Сильвенио с ним в такие моменты становилось как-то неловко: он ощущал себя, в самом деле, какой-то осквернённой святыней. Или неизлечимо больным. Или ещё кем-нибудь… ущербным. Всё было в Мартине хорошо — он разделял его вкусы и идеологию, относился всегда с пониманием, поддерживал в особенно трудные дни, умел одной своей открытой улыбкой усмирить бушующую бурю эмоций, был терпеливым, внимательным и искренним — и при этом всё же существовало одно "но": иногда его основательно переклинивало, и тогда
Они вместе прошли к одному из дальних столиков, где сидел Аргза — как всегда, в тени, в вальяжной позе. Сильвенио поставил бокал на стол и предусмотрительно сел рядом с пиратом, не дожидаясь, пока тот усадит его сам. Мартин поздоровался с Пауком убийственно-вежливым тоном и демонстративно пристроился на диванчик к Сильвенио, невозмутимо попивая свой апельсиновый сок.
— Я не приглашал тебя, Мартин Люмен.
Сильвенио сделал вид, что его здесь нет, потому что оказаться между двумя перекрёстными огнями схлестнувшихся не на шутку взглядов пирата и миротворца, одинаково неприязненных, ему не хотелось совершенно. Иногда он по-настоящему жалел, что Аргза не брал с собой в такие вот походы по барам Джерри — с ним было бы гораздо проще найти понимание.
— Ты не указ мне, Паук, и я сам вполне могу выбирать себе место.
— А я смотрю, ты больно смелый стал?
— С какой стати мне тебя бояться, интересно?
— Я могу наглядно показать, с какой стати. Брысь отсюда, пока я добрый.
— Добрый? Быть может, ты скажешь ещё, что ты сейчас очень вежливый?
Сильвенио вздохнул и незаметно вытек из-за стола, обогнув колени миротворца. Вмешиваться в перебранку не хотелось тоже — его всё равно, очевидно, никто не собирался слушать.
— Сир, — сказал он тихо. — Я хочу пить. Можно мне сходить к бару снова?
Аргза глянул на него с недоверчивым прищуром, но великодушно махнул рукой, отпуская. Сильвенио с облегчением переместился обратно к бару и спрятался за там за барной стойкой, заказав сок и себе. Плату с него не брали — видели, с кем пришёл. Здешний контингент ему не нравился — сплошь пьяные, наглые, с масляными глазками и скользкими, липкими взглядами — как не нравилась и мысль о том, что в таком месте мог забыть Мартин. Через какое-то время миротворец разыскал его и опять уселся рядом, и по его спокойному лицу невозможно было сказать, в чью пользу завершился этот бессмысленный спор.
— Он за нами следит, — заявил Мартин с непонятным смешком. — Неудивительно — моё одеяние очень трудно потерять из виду. Но при этом он велел передать тебе, чтобы ты заказал ещё что-нибудь и не торопился возвращаться в ближайшие минут двадцать. Пригрозил, правда, что если я этим воспользуюсь и хоть раз к тебе притронусь, он переломает мне руки. Как будто я его боюсь.
Сильвенио оглянулся: за столик Аргзы подсели какие-то хмурые типы с бегающими глазками. Значит, у Паука намечалась какая-то сделка. Судя по тому, что он не захотел его присутствия рядом — наверняка бесчестная. То есть, ещё более бесчестная, чем повседневная жизнь пирата.
— Ясно… Мартин, а почему ты здесь?
— А! Точно! — тот проморгался, словно очнувшись. — Как раз время подошло. Пойдём, покажу, почему я выбрал это место.
Сильвенио опасливо покосился на неотрывно следящего — и при этом умудряющегося внимательно слушать своих собеседников — Аргзу, который взглядом пытался четвертовать Мартина. Но миротворец только подмигнул ему и ненавязчиво потянул из-за стойки.
— Не волнуйся, я оставлю иллюзию, и этот негодяй ничего не заметит. Я хочу подарить тебе хотя бы несколько минут радости, не лишай меня этого права.