Цветы в пустоте
Шрифт:
Возле стола, оккупированного оголодавшими с долгой дороги гостями, Аргза вдруг цепко ухватил его за локоть и сказал, кивая куда-то в сторону:
– Я буду вон в той нише, это что-то вроде вип-ложи. Не хочу здесь толкаться. А ты немного тут поошивайся, поумничай перед кем-нибудь, как ты умеешь, чтобы показать, что я не зря тебя притащил. Ты же, вроде, у нас хорошо знаешь всю эту хрень с этикетом, верно? Вот и отлично. И принеси мне что-нибудь пожрать со стола.
– Но, сир, я не уверен, что…
Тот, разумеется, не слушал – отпустил его руку и невозмутимо направился в указанном
Сильвенио мельком поймал своё отражение в мелькнувшем где-то рядом зеркале: аккуратный внешний вид, сияющий и безупречный даже по канонам оставшейся воспоминанием об утерянном Рае Эрланы, и при этом – извечно опущенные уголки губ и несколько потухший взгляд, демонстрирующие, что он едва ли вообще улыбался за все те годы, что провёл в плену. Печать смиренной печали так прочно укрепилась на его красивом лице, что даже ошейника, скрытого воротником, пожалуй, и не было нужно видеть, чтобы понять, что за жизнь он ведёт.
– Приветствую тебя на Дне Мира, – обратились к нему откуда-то со спины, отвлекая от невесёлых мыслей. – Осмелюсь заметить, что раньше я тебя на этих Приёмах не видел.
Сильвенио обернулся. Рядом с ним стоял человек в длинной белой рясе – признак общества миротворцев, этаких безнадёжных идеалистов, которые всё порывались улаживать любые крупные конфликты между Федерацией и представителями оппозиции в виде пиратов или осёдлых мятежных групп. Волосы у мужчины тоже были длинные и белые, что невольно наводило на ассоциации с какими-то призрачными проповедниками. Лицо у него было спокойное и открытое, и Сильвенио, глядя на него, вдруг явственно ощутил, как понемногу отступает охватившее его уныние.
– Здравствуйте, сэр. Да, я здесь впервые. Я пришёл с пиратом по прозвищу Паук, если вы о нём слышали.
Миротворец едва заметно поморщился.
– Разумеется, мне знакомо имя Паука, оно сейчас у всех на слуху. Что ж, если ты пришёл с ним, тебе можно только посочувствовать.
Сильвенио оглянулся, проверяя, нет ли Аргзы рядом. И осторожно кивнул, чуть расслабляясь.
– Да. Можно. Только, прошу вас, не сочувствуйте мне в его присутствии, вряд ли он это оценит.
Тот покачал головой и протянул ему руку, улыбнувшись:
– Мартин Люмен. Можешь называть меня просто Мартин, без всяких "сэр".
– Сильвенио Антэ Лиам. Можете называть меня, как вам угодно, Мартин, я ко всякому привык.
Миротворец снова покачал головой – не то осуждающе, не то грустно. Сильвенио пожал его руку и, смутившись собственной невежливости, повернулся к столу, высматривая, что можно бы отнести ждущему его Аргзе. Мартин, видимо, уже привычный, умудрился ловко скользнуть в толпу и выцепить со стола тарелку с салатом, старательно игнорируя
– Вы тоже вегетарианец? – Сильвенио слабо улыбнулся ему, чувствуя в нём своего.
– О, сейчас это редкость, это уж точно. Но я не люблю есть трупы, в отличие от большинства здесь собравшихся.
Они обменялись понимающими взглядами, и после этого разговор пошёл живее. Говорили они о какой-то необременительной ерунде, и Сильвенио всё больше расслаблялся. Мартин ему нравился, он ощущал в нём некую родственную душу, и после стольких лет было безумно приятно снова кому-то довериться. Но Аргза, как он уже давно выяснил, ненавидел ждать.
"Перестань флиртовать с этим убогим, я всё вижу. И тащи уже мою еду."
Сильвенио вздохнул: мысленный канал, который он когда-то открыл, всё-таки был двусторонним, и Аргза быстро научился извлекать из этого для себя пользу. Мартин, глянув на его мгновенно переменившееся лицо, встревоженно нахмурился и осторожно коснулся его локтя:
– Что-то случилось?
– Да… я прошу меня простить, но мне нужно идти. Паук зовёт.
– Я подойду к нему с тобой, ладно?
– Ладно. Я не против.
На самом деле, перспектива даже на время вновь остаться одному заставляла Сильвенио содрогаться. Он быстро ухватил тарелку с копчёной рыбой и бокал вина и направился к нишам, чувствуя на своём плече успокаивающее тепло руки миротворца. Зато Аргзе, судя по взгляду, их совместная прогулка очень сильно не понравилась. Он сидел, вальяжно развалившись, на большом мягком диване, скрытом от слепяще-ярких огней навесом. Выдернув из рук Сильвенио тарелку и бокал с вином, он привычно ухватил его за бедро и лениво усадил – а со стороны казалось, будто швырнул – на место рядом с собой. Мартин наблюдал за этой сценой с молчаливым неодобрением.
– Здравствуй, Паук, – голос миротворца стал ощутимо холоднее. – Могу я спросить, откуда ты похитил этого ребёнка? Потому что я ни за что не поверю, что это создание подчиняется тебе добровольно.
Сильвенио послал ему предупреждающий взгляд, но Аргза лишь усмехнулся и демонстративно, глядя в глаза Мартину, сжал колено Сильвенио ладонью, заставляя того мгновенно покрыться смущённым румянцем. Ему было стыдно – и за себя, что не может даже выразить протест против такого бесцеремонного обращения, и за Аргзу, который, похоже, вообще не знал, что такое приличия.
– И тебе не хворать, – отозвался Паук невозмутимо. – Он с Эрландераны, представь себе. Я скажу больше: он Хранитель Знаний, если тебе это о чём-нибудь говорит.
Сильвенио ужасно не любил, когда он так делал: это всегда выглядело так, будто бы он охотник и хвастается шкуркой убитого им редчайшего зверька. Взгляд Мартина стал откровенно шокированным.
– С Эрландераны! Боже милосердный, Паук, и ты ещё с ним так обращаешься! Ты хоть понимаешь, что творишь?! Это… это уже даже не глупость – это настоящее безумие! Разрушать жизнь одного из этих достойнейших созданий, немыслимо! Ты понятия не имеешь, на что посягнул!