Цветы
Шрифт:
Его мама собрала деньги с брата, отца и других членов многочисленной семьи и отправила Игната учиться в Питер. Он жил в общаге и в девятом классе решил, что с него хватит образования, он умеет читать и писать, а главное – слушать.
Один из братьев устроил его барменом, обучив двум притопам, трем прихлопам, остальное парень выучил сам. Игнат работал ночью, избегая блеска софитов, чтобы посетители не обращали внимания на его возраст. Конечно, все прекрасно видели, что парню рано разливать алкоголь, но молчали, улыбались и принимали отличные коктейли из его рук. А еще они кое-что
Игнат любил свою работу, можно сказать, он нашел себя. Но прилетела грустная весть из дома, и он так же, как я, не умывшись и не поссав, уехал из города через час, как узнал.
Его мама заболела, и все вокруг, даже обожаемая работа, померкло. От Игната долго не было вестей, где-то два месяца я был на голодном пайке. Мой собрат по сплетням приносил мне вкусненькое с каждой смены. Бывало так, что за одну ночь я получал пять, а то и больше наводок. Игнат возвращался домой и ложился спать, а перед этим я выжимал и записывал все до последней капли из его сонного мозга.
Да, мы жили вместе. И все мои подписчики выросли на рассказах из-за барной стойки, хотя и не знают об этом. Иногда я приходил к нему на работу специально в середине ночи, чтобы народ уже разгорячился. Игнат делал мне самый вкусный Лонг-Айленд на свете. А может, и не самый, не знаю. Мне наплевать.
Я садился за барную стойку и слушал, иногда записывал. Люди приходили и уходили, истории текли рекой, а я был огромной хищной рыбой, не знающей сытости.
Мы выросли за этой громадиной. Он с одной стороны, а я с другой. А наши сплетни превращались в правдивые слова, летающие по всему интернету. За каждой барной стойкой была своя правда. Однажды мы даже переспали за ней, когда лайки к статье перевалили за сотку. После этого мы как раз съехались. Все шло своим чередом, но помешала болезнь его матери.
Этой ночью он позвонил мне и рассказал, что похоронил ее. Я попробовал посочувствовать, но он быстро перевел тему. Он приберег сладкое для меня, но действовать нужно было быстро.
На этот раз он узнал об этом не от родственников, а из группы для барменов в интернете. Они говорили о странной истории, прогремевшей в пригороде, и один из них был в ней замешан. Подробности не уточнялись, но Игнат сказал, что это дело заинтересовало его максимально, но сам он не может в данный момент развить эту сплетню, поэтому просит меня заняться ей лично.
И вот я здесь, мчусь на поезде в Лугу, что под Питером, любуюсь пейзажем за окном и думаю о барной стойке. Сам городок меня не интересовал. Место, куда лежал мой путь, называлось Заклинье – маленькая деревня в трех километрах от Луги. Если бы не эта история, я бы никогда и не узнал, что такое богом забытое место есть на карте. Хоть и первое упоминание о нем появилось аж в 1500 году.
Посмотрев фотографии, я убедился, что это мрачное, заброшенное поселение, не более чем на три тысячи жителей. Единственным его достоинством была природа.
Поезд сбрасывал скорость, голос из громкоговорителя рассказал мне, что будет дальше:
– Следующая станция – город-герой Луга. Пожалуйста, при
Я последовал совету и тщательно проверил вещи. Планшет, телефон, паспорт, деньги, небольшая фляга коньяка пятилетней выдержки, ручка и блокнот. Зачем мне блокнот? Просто привычка еще с тех времен, когда мы с Игнатом перекидывались записками, оставляли тайные послания. Да и вообще эпистолярный жанр мне мил по сей день.
Я надел походный рюкзак, окинул взглядом место, на котором сидел. На относительно белой поверхности квадратного откидного столика осталась лишь кружка с недопитым чаем, куда я добавил немного коньяка. Я забрал вещи и двинулся к выходу, поезд уже подъезжал к обещанной остановке.
Немногочисленные пассажиры медленно стягивались к выходу, никто не торопился. Некоторые так и остались сидеть на своих местах. В вагоне пахло курицей гриль, беляшами и прочей едой. Похоже, что это негласная традиция – чем-то перекусить в пути. В этом простом действии проявляется радость детства: жевать что-то вкусное, пока стучат колеса.
Поезд совсем замедлил ход и влез на вокзал. Тук-тук, тук-тук, победоносный гудок, и вагон остановился. Отрылись двери, и все пассажиры потопали прочь по своим делам, в свои жизни.
Вокзал в Луге непримечательный: стены выкрашены в бежевый цвет, в общественном туалете – запах мочи и той самой хлорки. Там же старые деревянные стулья и скамейки вели бой не на жизнь, а на смерть. Кто выигрывает, сказать сложно, скорее, в этой битве не будет проигравших.
Пара киосков: один – с пирогами, беляшами, чаем и кофе «Нескафе» из пакетика, второй продавал газеты «Комсомольская правда» и «АИФ» с кроссвордами и разными байками из жизни звезд. На обложке одного издания красовались Киркоров и Басков. Про них я тоже писал, подогревал слухи о романе и был очень доволен: все-таки люди легко верят во все, что ты можешь обозвать «фактом». Я улыбнулся и направился к выходу в город.
Маленький ребенок, проходивший мимо вместе с замученной молодой женщиной, устроил сцену из-за какой-то важной для него проблемы. Может, мама что-то ему не купила, может, он хотел писать или просто устал. Но истерика была жуткая: у парнишки скривилось лицо, и он изо всех сил колотил мать свободной рукой. Мне стало грустно за эту красивую женщину и радостно за себя: никаких детей у меня нет. И даже собаки.
Всегда можно найти проблему, если ты что-то не хочешь делать. Но признаваться в этом стыдно даже себе, и ты выискиваешь целый список причин:
– Я легко сделал бы это, но…
И поехали: проблема в дороге, погоде, деньгах, здоровье бабушки или кошки. Проблема, проблема, проблема! Ты можешь даже сломать ногу сдуру, лишь бы не делать то, что на самом деле не хочешь, например, из-за страха или неуверенности в себе.
Я это заметил еще в детстве. Но любовь к слухам и желание заполучить в коллекцию самые ценные слова пересиливали все страхи. Каждый раз, когда искал отмазку, когда боялся и хотел отступить назад, я делал титаническое усилие над собой: