Цыганка Вася, механик с волантера «Доброволец»
Шрифт:
– Ого! – покивала уважительно Василиса. – Мощная штука.
– Не то слово. А вот кардан – говно. Ну, то есть, родной-то у него нормальный, а этот от другого мота, ноль шесть, тридцатисильного. Не нашла родной. И как назло – в сыпуху заехала, буксанула, добавила тяги – и порвало к чертям. Сижу теперь, загораю.
– А можно я всё-таки гляну?
– Да хоть обсмотрись!
Женщина ещё раз пнула мотоцикл и отошла, с трудом поставив его на подножку. Василиса подумала, что это слишком тяжёлая для неё техника, непонятно, как она вообще справляется. Приглядевшись, поняла, что это даже не женщина, а молодая девушка, вряд ли старше
– Отвлеки её, пожалуйста! – шепнула она Лёшке. – Чтобы она на меня не смотрела.
– Как?
– Заболтай. Давай, трынди о чём угодно, как ты обычно делаешь…
– Тётя, а тётя? – спросил Лёшка. – А как вас зовут?
– Сейчас меня зовут просто Худая, – вздохнула она, – и если мне и дальше так же не попрёт, как сегодня, то с этим дурацким именем я и сдохну.
– Какое странное имя! Вот меня Лёша зовут, Алексей. Сестру мою – Васькой, то есть Василисой.
– Я пока мелкая была, меня Песчаной Белкой звали, – сказала девушка. – А потом выросла и подалась в Худые.
– Это как? – заинтересовалась Василиса, снимая защитный чехол с крестовины кардана.
– Ну, у нас женщина, как становится взрослой, решает – в Худые она идёт или в Толстые. Если в Худые – то дальше как мужчина: ходит в набеги, живёт с колёс, имеет долю в добыче, грабит караваны, охраняет караваны, ищет топливо и колодцы, ну и всё такое. Никто её не защищает, не хочешь проблем – умей за себя постоять. Если тебя, к примеру, зажмут в кустах и… – она оглянулась на слушающего её, разинув рот, Лёшку, – в общем, сама будешь виновата. Или если залетишь от кого по пьяни, тоже сама расти как хочешь, никто тебе не должен.
– А что такое «залетишь»? – спросил Лёшка.
– Я тебе потом объясню, – прервала его Василиса, – рассказывай, пожалуйста, дальше.
Она уже отсоединила кардан, разобрала узел крестовины и прилаживала друг к другу обломки вилки. Осталось соединить их УИном, но лучше бы так, чтобы девушка этого не заметила. Она выглядит способной на решительные поступки с неоднозначной этикой, особенно с учётом торчащего из притороченного к мотоциклу чехла приклада дробовика.
– Ну вот, натурально, пока не заслужишь имя – ты просто Худая. Я пока никак, – вздохнула девушка. – То мот поломается, то от набега отстану, то пулю поймаю… – она задумчиво почесала шрам на плече. – В общем, не прёт мне чота. Сеструха моя, вон, теперь Худая Оторва. Разве плохо?
– Хорошо, – закивал Лёшка, – а что она отрывает?
– Пусть тебе сестра объяснит… – махнула рукой девушка. – Эх, но не в Толстые же было идти? Я в Толстые не гожусь…
– А что Толстые? – спросила Василиса, чтобы поддержать разговор.
Она уже соединила обломки вилки, и теперь деталь крепче новой. Осталось придумать, как объяснить это девушке.
– У Толстых – не жизнь, а лафа. Им всего-то и нужно – найти мужика, который их содержать будет. Кормить, одевать, защищать. Это меня каждый обидеть может – или думает, что может. А за Толстую община спросит. А ей всего-то делов – детей рожай да жратву готовь. Какие-то при одном мужике пристраиваются, какие-то при нескольких, какие-то за деньги дают…
– Что дают? – заинтересовался Лёшка.
– А что есть, то и дают… – уклончиво ответила девушка.
– А они как имена заслуживают? – спросила Василиса, затягивая последний
– А на кой чёрт им имена?
***
Чудесную починку мотоцикла девушка, к облечению Василисы, восприняла спокойно.
– Круто, из тебя отличная Худая выйдет, – сказала она, подёргав кардан.
Как Васька и надеялась, снимать защитную муфту и смотреть, как удалось соединить крестовину, не стала.
– Ну что, детишки, вы со мной? Или дальше гулять будете?
– С тобой, если можно.
– Ну, садитесь тогда…
Мотор взвизгнул стартёром и затарахтел. Василиса устроилась на сиденье за девушкой, обхватив её за тонкую талию, Лёшка примостился сзади на багажнике и вцепился в куртку. Тронулись аккуратно, проверяя прочность кардана, но, поняв, что деталь держит, девушка выкрутила газ и понеслась.
Василиса подумала, что, если ей так нужно имя, то «Худая Безумная» вполне подойдёт. Всадница весом едва ли килограммов сорок на мотоцикле, который никак не легче двух центнеров, без шлема и экипировки, чуть ли не в трусах, по рыхлому песку – это надо совсем не думать о безопасности. Но девушка летела на скорости весьма далёкой от разумной, взлетая в воздух на песчаных трамплинах, приземляясь со скольжением, с трудом выравнивая идущий юзом тяжёлый мот, и снова выкручивая ручку газа. Вскоре Васька просто зажмурилась – не от страха, а потому что песок летит в глаза, а протереть их нечем, руки заняты. Лешка вцепился в неё, прижав к спине шмурзика, да так сильно, что, наверное, синяки на рёбрах будут.
На въезде в лагерь их тормознула сидящая верхом на мотоциклетной коляске чумазая женщина в коже с автоматом в руках.
– Привет, Худая, – сказала она, наставив автомат. – Где тебя носило, и кто это с тобой?
– И тебе привет, Худая, – ответила девушка. – Мот поломался. А этих я подобрала в пустошах. Пушку убери.
– На продажу? – женщина и не подумала убрать оружие.
– Нет, просто так. Они внятные.
– Они-то, может, и да… Ладно, чёрт с тобой, проезжай. Бадман решит.
Она опустила автомат и махнула рукой. Мотоцикл вкатился в лагерь.
***
– Ух ты! – сказал Лёшка.
– Ого! – сказала Василиса.
Лагерь выглядит как автомобильное кладбище, по которому катаются автозомби. Каждый автомобиль, мотоцикл, квадрик или бага имеют такой вид, как будто их нашли на помойке, долго пинали ногами, а потом скинули с горы ржавого железа. Пока они по этой горе катились, к ним беспорядочно прилипали куски металла – решётки, шипы, тараны, пики, щитки и так далее. Казалось, что весь это хлам никак не может ездить – но он ездит.
Похоже, что пешком тут не ходят из принципа. Лагерь можно пройти насквозь неспешным шагом за полчаса, но никто этого не делает. Каждый взгромоздится на какую-нибудь ржавую таратайку и поедет, чтобы так же гордо слезть с неё десятью метрами далее. Поэтому над лагерем стоят пыль и выхлопные газы, смешивающиеся с дымом горящих в бочках костров, запахами подгорелой еды, горелого феродо, палёной резины и мусорным смрадом. Рычат, тарахтят, трещат и стреляют плохо настроенные моторы, их перекрикивают весьма экспрессивно выражающиеся люди.